Рядом с цементным заводом еще четыре года назад не было ничего, а сейчас вырос черепичный завод. И тут много помог институт. Не сразу добились производственники хорошей черепицы на Ереванском кирпично-черепичном заводе; несколько лет они выпускали до 60 процентов брака. Выработка новой, особой шихты (смеси сырьевых материалов) и нового технологического процесса, положивших конец браку и имевших большое значение для молодого черепичного завода, выросшего возле цементного, — это заслуга того же Института стройматериалов и сооружений…

Уже к вечеру кончаем беседу с рабочими и двигаемся дальше, к Еревану.

Проезжаем большое, богатое село Арарат, с каменными домами, с широкою улицей. Много жителей села в эту четверть века потянулось в город, в университет, получило высшее образование. Был отсюда родом известный казанский профессор Егиазаров, на чью книгу о городских цехах и сельской общине в Закавказье я ссылалась выше.

Ушли облака с Арарата. В зеленом вечернем небе стоит он во всей теплой ясности своего чистого, близкого, белоснежного профиля. Загораются и первые звездочки. Отложив отъезд на утро, ищем ночлега в радушной семье начальника почтового отделения, в просторной комнате с тахтами, за стеною которой почта. И машина уходит ночевать под навес, где когда-то, впрочем, не так уж и давно, — лет тридцать — сорок назад, — приезжавшие «на почтовых» требовали свежих коней и ругались с ямщиками.

Колхоз у древней столицы

Ранним утром дорога лежит свежая и темная от Елажной испарины ночи. От села Арарат (бывшего Дазалу) до села Арташат (бывшего Камарлю) — гладкое, почти ровное шоссе между сплошными садами. Проезжая весной, чувствуешь жизнь воды в этих местах, но сейчас осень — вода, как и змеи, ушла в землю: отработала свое — и отдыхает. Молчат канавки, шлюзы над ними приподняты, рыжее глинистое дно затвердело, трава по краям желтая, сухая. Над полями тот особый запах — запах снятого хлеба, отслужившей соломы, нового рождающегося перегноя, каким полной грудью дышишь осенью. За линией садов — черные полосы зяби, аккуратные, чистые, как бархат.

Мы едем по самым богатым районам республики, с отлично обработанными пашнями и благоустроенными деревнями. На каждом шагу — новые здания, новые поселки, которых еще не было два года, год назад. А в то же время эти передовые районы — они и самые древние в Армении.

Именно здесь был когда-то центр ее жизни. Сохранились развалины Двина, старой столицы, построенной в конце III — начале IV века, вышедшей на историческую сцену во второй половине V века и просуществовавшей до первой половины XIII, то есть восемьсот с лишним лет нашей эры. Больше того, к югу отсюда, там, где возвышается холм Хор-Вираб, неподалеку от Двина, живет в памяти народа самая древняя столица Армении — Арташат, основанная за пятьсот лет до Двина, еще во II веке до нашей эры. Это уже глубины истории, неотделимые от легенды. Арташат, именем которой назван сейчас Камарлю, не оставила после себя развалин, — камни ее были растасканы еще при постройке Двина. Но имя ее лепится, как упрямый погорелец, к родному месту, к холму, где, по древним источникам, на самом берегу Аракса находился когда-то город. Аракс с веками переменил русло, он ушел от обеих столиц. А под бывшими стенами Двина, где разбросаны сейчас следы больших произведенных тут археологических раскопок, живет и здравствует богатейший колхоз Армении, колхоз-миллионер.

В 1946 году, по длинной улице, — мимо каменных домов с неизменными садиками с густым старым грецким орехом, с шумящим арыком, вырывающимся из-под каменной ограды, чтоб, пробежав вдоль улицы, мышью нырнуть в щелку другого сада, мимо местного винного завода, изготовляющего армянский рубиновый кагор «Айгешат», — въезжала я в село и видела, что оно как город: все в лихорадке ремонта. Улицы разворочены, шла побелка заборов и стен, достраивалась баня. В сельсовете кто-то трудился, скрипя пером по бумаге, — писал «проект благоустройства» [106]. В тот год для всего Арташатского района эта забота о перепланировке сел, о постройке общественных зданий, об окраске и побелке заборов, об улучшении дорог, о разбивке своего парка культуры и отдыха, с зелеными насаждениями, об устройстве собственного, для нужд села, кирпичного завода, чтобы раз и навсегда покончить с глиной и сырцом, — эта забота была не случайна. По решению ЦК Коммунистической партии Армении Арташатский район должен был стать образцовым для всей республики. Архитекторы и художники трудились над его обликом. Четверть века назад, отступая перед Красной Армией к иранской границе, здесь уходили дашнаки и на пути своем всё жгли и уничтожали. Путь от старого Камарлю до Давалу был грудой пепла. Жалкий сырец — необожженные кубики из глины, шедшие тут издавна на постройку домов и оград, — рассыпался прахом. Курилась земля от пожаров; не осталось ни жилья, ни деревца; люди, вернувшиеся на пепелища, ютились в земляных ямах, в палатках. Прошли годы, и здесь выросли новые, нарядные поселки. Их начали перестраивать до войны, их продолжали строить после войны. Крестьянский дом по типовому проекту имеет два этажа, с балконами на улицу и на двор.

Так мало времени протекло с 1946 года — и вот уже не только осуществилось это решение, но и много принципиально нового вошло в самые проекты благоустройства района. Укрупнение колхозов потребовало перепланировки старых сел, постройки новых домов. Архитекторы стали работать над архитектурными комплексами, — новыми большими поселками с центральною площадью, с парками культуры и отдыха, с новыми улицами; освоены были новые строительные материалы, новая техника самого строительства; мощно шагнула вперед электрификация. И уже прежние проекты, рассчитанные на ремонт, побелку, очистку, отступают в деревне перед проектами капитального строительства.

В один из новых домов Арташата — первый попавшийся — зашли мы в 1946 году, к величайшей радости хозяйского сына. Мальчик зашлепал босыми ногами вверх по лестнице, криком возвещая появление гостей. Штанишки, надетые на голое тело, сползали с его круглого, сытого животика. Отец — высокий, с военной выправкой, во френче — спустился нам навстречу. У колхозника был интеллигентный и скорей городской, нежели деревенский вид. И это тоже не случайность. 14 октября 1938 года в «Правде» появилась статья «Интеллигенция одного колхоза». Это о колхозе «Арташат» рассказывала статья. Двадцать лет назад здесь было только десять хозяйств, — их стало четыреста. Колхоз начал получать доход около 5 миллионов рублей в год. Здесь не знали грамоты, — и вот колхозники сами выступают в своем клубе с лекциями и докладами. Красные полотнища на отдельных домах указывали, где клуб и кино, библиотека, две средние школы, детский сад, ясли[107]. А когда возникают культурные учреждения на селе, — это значит растет своя колхозная интеллигенция. Из местного населения вышло семь своих врачей, один работал в частях Советской Армии. Военные сводки о Смоленском направлении читались тут с особым вниманием, — на Смоленском находился знатный земляк, полковник, командир дивизии Карапет Ахназарян. Но даже и не в этом, не в начитанности, не в большом проценте получивших высшее образование была причина высокой культуры, отличавшей колхоз «Арташат». Поговоришь отдельно с хозяйкой, с дочерью, поговоришь за столом с мужчинами, — и увидишь, что они научились мыслить об интересах не только одного своего колхоза. Они непрерывно думают о завтрашнем дне всей республики. Государственной широтой и смелыми планами на будущее полны их замыслы.

Недалеко отсюда много веков назад находились две древнейшие столицы, где когда-то, по словам историков, кипела культурная жизнь, простираясь не только на всю Армению, но и за пределами ее, откликаясь в Иране, в Ираке, в Прикаспии, на Волге (Итиле), у хазар, у славян, — советские ученые ведут раскопки на месте одной из этих столиц — Двина. На наш вопрос хозяин начал рассказывать, как очевидец, о проводившихся тут работах, на которые стекалась деревня и куда она выделяла своих рабочих. Сюда в конце 30-х годов пришла экспедиция Академии наук Армянской ССР во главе с И. А. Орбели. Хозяин предложил проводить нас на раскопки. Идти нужно было далеко за деревню, несколько километров, все поднимаясь и поднимаясь на открытую холмистую возвышенность.