РУКОВОДИЛ ЛИЧНО СТАЛИН

– У меня не было другого начальства, кроме Сталина. Я подчинялся только ему,- говорит Голованов.- У меня не было каких-либо других руководителей, кроме него, я бы даже подчеркнул – кроме лично его. С того момента, как я вступил в командование 81-й дивизией в августе 1941 года, в дальнейшем преобразованной в 3-ю авиационную дивизию дальнего действия Ставки Верховного Главнокомандования, а потом стал командующим АДД, кроме лично Сталина, никто не руководил ни моей деятельностью, ни деятельностью указанных мною соединений. Почему так решил Верховный, не поручил это кому-то другому из руководства, мне остается только догадываться. Покажется странным, но второго такого случая я не знаю, а все архивные документы однозначно подтверждают это.

Прямое, непосредственное общение со Сталиным дало мне возможность длительное время наблюдать за его деятельностью, стилем работы, как он общается с людьми, вникая в каждую мелочь.

Изучив человека, убедившись в его знаниях и способностях, он доверял ему, я бы сказал, безгранично. Но не дай Бог, как говорится, чтобы этот человек

проявил себя где-то с плохой стороны. Сталин таких вещей не прощал никому. Он не раз говорил мне о тех трудностях, которые ему пришлось преодолевать после смерти Владимира Ильича, вести борьбу с различными уклонистами, даже с теми людьми, которым он бесконечно доверял, считал своими товарищами, как Бухарина, например, и оказался ими обманутым. Видимо, это развило в нем определенное недоверие к людям. Мне случалось убеждать его в безупречности того или иного человека, которого я рекомендовал на руководящую работу. Так было с А. И. Бергом в связи с его запиской по радиолокации и радиоэлектронике. Верховный подробно, с пристрастием расспрашивал все, что я знаю о нем, потом назначил заместителем председателя Госкомитета.

Кроме единственного случая с Берией, я не видел Сталина в гневе или в таком состоянии, чтобы он не мог держать себя в руках. Не помню случая, чтобы он грубо со мной разговаривал, хотя неприятные разговоры имели место. Дважды во время войны я подавал ему заявления с просьбой об освобождении от занимаемой должности. Причиной тому были необъективные суждения о результатах боевой деятельности АДД, полученные им от некоторых товарищей. Бывает так, что, когда у самого дела не идут, хочется в оправдание на кого-то сослаться. Тон моих заявлений был не лучшим, но это не изменило отношения Сталина ко мне. Сталин всегда обращал внимание на существо дела и мало реагировал на форму изложения. Отношение его к людям соответствовало их труду и отношению к порученному делу. Работать с ним было не просто. Обладая сам широкими познаниями, он не терпел общих докладов и общих формулировок. Ответы должны были быть конкретными, предельно короткими и ясными. Если человек говорил долго, попусту, Сталин сразу указывал на незнание вопроса, мог сказать товарищу о его неспособности, но я не помню, чтоб он кого-нибудь оскорбил или унизил. Он констатировал факт. Способность говорить прямо в глаза и хорошее, и плохое, то, что он думает о человеке, была отличительной чертой Сталина. Длительное время работали с ним те, кто безупречно знал свое дело, умел его организовать и руководить. Способных и умных людей он

уважал, порой не обращая внимания на серьезные недостатки в личных качествах человека.

Удельный вес Сталина в ходе Великой Отечественной войны был предельно высок как среди руководящих лиц Красной Армии, так и среди всех солдат и офицеров. Это неоспоримый факт.

Повторяю, я подчинялся только ему. Когда сначала Г. К. Жуков, а потом А. И. Антонов попросили у меня боевые донесения, я ответил, что докладываю лично Верховному…

ЛОПАТЫ

В октябре 1941 года, в один из самых напряженных дней московской обороны, в Ставке обсуждалось применение 81-й авиационной дивизии, которой командовал Голованов. Неожиданно раздался телефонный звонок. Сталин не торопясь подошел к аппарату. При разговоре он никогда не прикладывал трубку к уху, а держал ее на расстоянии – громкость была такая, что находившийся неподалеку человек слышал все.

Звонил корпусной комиссар Степанов, член Военного Совета ВВС. Он доложил, что находится в Перхушкове, немного западнее Москвы, в штабе Западного фронта.

Как там у вас дела? – спросил Сталин.

Командование обеспокоено тем, что штаб фронта находится очень близко от переднего края обороны. Нужно его вывести на восток, за Москву, примерно в район Арзамаса. А командный пункт организовать на восточной окраине Москвы.

Воцарилось довольно долгое молчание.

Товарищ Степанов, спросите в штабе, лопаты у них есть? – не повышая голоса, сказал Сталин.

Сейчас. – И снова молчание.

А какие лопаты, товарищ Сталин?

Все равно какие.

Сейчас… Лопаты есть, товарищ Сталин.

Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а я останусь в Москве. До свидания. – Он произнес все это спокойно, не повышая голоса, без тени раздражения и не спеша положил трубку. Не спросил даже, кто именно ставит такие вопросы, хотя было

ясно, что без ведома командующего фронтом Жукова Степанов звонить Сталину не стал бы.

А Верховный продолжил разговор с Головановым о его дивизии…

СРЕДСТВО ПРОТИВ БРЕХУНОВ

Как вы оцениваете командующего фронтом, где вы сейчас были? – спросил Сталин у Голованова.

Вопрос был неожиданным. Голованов знал, как Сталин мог отреагировать на мнение тех, кому он доверял, и поэтому не спешил с ответом. Речь шла о генерале Еременко.

Сталин понял и сказал:

– Ну хорошо, мы сегодня еще с вами встретимся. Вечером Голованов снова был на сталинской даче,

и разговор продолжился – прежний разговор.

Странный он какой-то человек, много обещает, но мало у него получается,- задумчиво сказал Сталин. – На войне, конечно, всякое может быть. Видишь, что человек что-то хочет сделать, но не получается, на то и война. А здесь что-то не то. Был я у него в августе на фронте. Встретил нас с целой группой репортеров, фотографов. Спрашиваю: это зачем? Отвечает: запечатлеть на память. Я ему говорю, не сниматься к вам приехали, а разобраться с вашими делами. Вот возьмите Смоленск, тогда и снимемся!

Товарищ Сталин, считайте, что Смоленск уже взят! – не задумываясь, отвечает он.

Да вы хоть Духовщину-то возьмите! – говорю ему.

Возьмем, товарищ Сталин!

Конечно, ни Духовщины, ни тем более Смоленска он не взял, пришлось поручить Соколовскому. Сколько раз его перемещали туда-сюда, ничего у него не получается. Что за него держаться? – в недоумении спросил Сталин.

«Мне стало ясно, говорит Голованов, что среди ответственных товарищей есть люди, заступающиеся за этого командующего, и Сталин прислушивается к их мнению, но в то же время очень сомневается».

От Александра Евгеньевича я слышал рассказ и о таком эпизоде. Осень 1941 года. А. Е. Голованов

и командующий ВВС генерал-лейтенант П. Ф. Жига-рев прибыли в Ставку. На одной из железнодорожных станций намечалась разгрузка наших войск, и Сталин спросил Павла Федоровича, сможет ли он организовать прикрытие. Жигарев пообещал это сделать и вместе с Головановым уехал в штаб ВВС. Вызвал начальника штаба и дал указания выделить полк истребителей для прикрытия выгружавшейся дивизии. Начальник штаба тут же недоуменно ответил:

Вы же знаете, товарищ командующий, что истребителей у нас нет.

В это время раздался звонок. Сталин спрашивал, даны ли указания о выделении прикрытия.

Да, товарищ Сталин, даны, – ответил Жигарев. Начальник штаба и Голованов смотрели на него изумленными глазами.

«Так и не знаю, как он выкрутился из этого положения»,- говорил мне Голованов и вспомнил случай, когда Жигарев опять обманул Сталина, сказав, что заводы не поставляют ему самолеты. Сталин тут же, из кабинета, обзвонил все авиационные заводы, подробно записав, сколько на каждом из них скопилось самолетов, за которыми не прибыли с фронта».