Когда Алина, Светлана и Макс закончили чтение «Мыслей», было уже три часа ночи. Алина сидела, чуть ли не воткнувшись лицом в монитор, Светлана рыдала, переводя прочитанное Максу.

После затянувшейся паузы Алина обратилась к Максу:

— У меня вопрос к тебе, как к врачу-наркологу. Скажи, а совсем небольшое количество алкоголя может вызвать аллергическую реакцию?

— Если у человека невосприимчивость к алкоголю, то реакция может быть даже от резкого запаха спирта.

— А как это вообще выглядит?

— Ну, в общем, может по-разному выглядеть, в зависимости от степени восприимчивости, от общего состояния здоровья, от сочетания с другими фармакологическими препаратами.

— Насколько я знаю, у Полины хронических заболеваний не было. А беременность могла каким-то образом изменить восприимчивость?

— При беременности обычно обостряются реакции. Часто бывает, что беременные не переносят какие-то запахи или продукты, которые в обычном состоянии не вызывали у них никаких негативных реакций.

— Это значит, что Полина могла стать еще более чувствительной к алкоголю?

— Теоретически — да.

— А практически?

— Я ведь не знаю, какая у нее была реакция раньше. Может, Светлана в курсе?

— Полина вообще была очень осторожна с новыми неизвестными продуктами. До той аварии, когда погибла ее мать и стал калекой отец, было все не так страшно. Полина могла немного выпить в компании, но только что-нибудь легкое — вино, пару глотков шампанского. Как-то раз на студенческой свадьбе к ней пристали одногруппники — вы же знаете, как у нас на родине это делается, отвязаться невозможно, иначе сразу станешь врагом — ей пришлось выпить рюмку водки за здоровье молодых. Короче, эта водочка сразу попросилась обратно, Полина еле-еле успела до туалета добежать. Потом уже к ней никто не приставал. Но после того несчастья с аварией она стала гораздо чувствительнее к спиртному. Когда мы только приехали в Германию, купили как-то конфетки в красивой коробочке — Полина откусила конфетку, даже проглотить не успела — сразу почувствовала спиртное и выплюнула, но через несколько минут у нее начала отекать слизистая во рту. Она сразу приняла какие-то таблетки, ей стало легче, отек спал, и она начала нормально дышать.

— Получается, кто-то, кому было известно об аллергической реакции, мог попытаться подсунуть Полине что-то, содержащее алкоголь. Но, во-первых, она могла почувствовать запах или вкус спиртного, а во-вторых, у нее под рукой были антигистаминные таблетки, которые купируют аллергический приступ. Правильно я рассуждаю? — Алина вопросительно посмотрела на Светлану и Макса. — К тому же перед нами встает еще один немаловажный вопрос: кому Полина могла помешать настолько, что он решился на такой шаг?

— Пащуки приходили к ней с коньяком… и драгоценности найдены у них… — вставила Светлана.

— Слишком уж это демонстративно. Драгоценности, как я поняла, лежали на самом виду, будто их специально оставили там, где легче всего обнаружить. Неужели ворованные драгоценности они выложили бы напоказ? И зачем бы оставляли бутылку с остатками коньяка на месте преступления? Полинина соседка, старушка с первого этажа, их видела в окно. Нет, преступники себя так не ведут. Валентина Кулик — та самая соседка Полины, которая убирала дом Пащуков, может знать что-то большее.

— Не зря ее с лестницы столкнули… Или что там произошло? Точно, не несчастный случай!

— В больнице сведений о Валентине Кулик не дают, и вряд ли пустят к ней, пока идет следствие. Думаю, самое время связаться с полицией. Они наверняка имеют более точные данные о ее состоянии. К тому же, мы должны, как честные граждане, сообщить им содержание «Мыслей». У меня лично уже есть собственная версия убийства Полины. А то, что это именно убийство — я теперь не сомневаюсь. Но недостает одного звена в цепочке моих логических выводов. И это звено я надеюсь восстановить с помощью Валентины Кулик.

Глава 27

«Что с моей головой? Где я? Не могу пошевелиться… Может, меня уже похоронили? — Валентина попыталась приоткрыть свинцовые веки. — Какой яркий свет! Зачем мне в глаза светят прожектором? Они что, пытают меня? А кто — они? — Валя начала лихорадочно соображать, вспоминая, где и на чем остановились ее мысли. — Кажется, это было так давно, что совершенно невозможно вспомнить… Вспомнить, вспомнить…»

Приятный легкий ветерок прошелся по ее лицу. В носу защекотало и ужасно захотелось чихнуть.

«Значит, я жива! Мертвецы ведь не чихают? Или это вообще не я? Нет, не может быть! Если думаю я, значит, это и есть — я! Не может же мое „я“ быть в чужой голове… Господи! Что за ерунда крутится в мозгах! Как я оказалась в этой незнакомой комнате с белыми занавесками? У меня дома занавески другие… голубые с разноцветными квадратами и кругами… абстракция… или… зеленые… зеленые занавески… где я видела зеленые занавески? Зеленые занавески — я помню зеленые занавески — а потом ничего… Совсем ничего — пустота. Где я видела эти зеленые занавески? В чьем доме я упала в эту бездонную пустоту? Упала? Вспоминай, вспоминай!..»

Валентина от напряжения снова провалилась в полусонное состояние.

…Саша пришел к ней в тот вечер, как всегда, после девяти. В восемь она укладывала сынишку спать и могла остальное время посвятить личной жизни.

Они знакомы уже несколько месяцев, но она до сих пор не может с уверенностью сказать, что знает его.

Начиналось все так красиво — с цветами, конфетами, игрушками для Даниеля. Очень быстро Саша дал понять, что присутствие третьего лишнего — то есть ее сына — ему совершенно не по душе. Валентине было очень больно это слышать, ведь сын — это частичка ее, если мужчине нужна она, то он примет и ее ребенка. Но видимо, она что-то не так опять рассчитала, не сумела убедить Сашу, что он должен побольше общаться с Даниелем, если у него в планах серьезные отношения. Если в планах…

Теперь Валентине с каждым восстановленным кадром памяти последних дней становилось все более ясно: Сашины планы никоим образом с ней и Даниелем связаны не были. Он просто использовал ее… Причем, использовал совершенно бесцеремонно для своих грязных целей.

Он пришел с красивым тортом и сказал: «Разве ты не помнишь, сегодня ровно пять месяцев со дня нашего знакомства?!» Валентина, действительно, не помнила. Это только новорожденному ребенку отмечают первый год «помесячные» дни рождения, а дата знакомства… Валентина не придавала этому никакого значения, но была тронута.

«Зря я думаю про него плохое, вот он какой внимательный и заботливый — торт принес, следовательно, для него это знакомство многое значит…» — суетилась она, накрывая на стол.

Саша стоял возле окна и смотрел на улицу. Из подъезда кто-то вышел, через пару минут входная дверь опять хлопнула.

— Кто это там гулять пошел, на ночь глядя? — озвучила Валя свои мысли.

— Видно, гости у кого-то были, теперь расходятся, — равнодушно сказал Саша, глядя в окно. — Слушай, а что твоя русская соседка с третьего этажа, не спит еще, наверное? Сходила бы, тортиком ее угостила. Сама-то не готовит и не печет, небось?

Валентина ревностно относилась к интересу своего любовника в адрес соседки, и, как почти любая женщина в подобной ситуации, пыталась выставить ту в самом невыгодном свете:

— Да уж. Руки у нее не из того места выросли…

— Зато голова — из того… — пробурчал про себя Саша и громче добавил: — Отнеси все-таки, пусть порадуется.

Валентина прекрасно понимала, что говорить о ревности в данном случае было бы просто смешно, они ведь даже не знакомы друг с другом. Но почему он так интересуется этой Полиной? На всякий случай она напомнила Саше:

— У нее любовник богатый. Наверное, угощает ее всякими деликатесами…

— Но, домашнее есть домашнее. Я, например, предпочитаю собственную выпечку. И тебе нравятся мои торты и пироги, правда?

— Да, дорогой! — Валентина решила не обострять ситуацию. В конце концов, что такого? Он добрый, хочет, чтобы не только у нас был сегодня праздник, но и порадовать одинокую соседку.