Окончание векового конфликта не положило конца войнам. На протяжении первой половины XVII века был один год, а в течение второй половины столетия - шесть лет (1669-1671, 1680-1682 гг.) без войны между европейскими государствами18. И тем не менее прекращение векового конфликта оказало благоприятное влияние на все участвовавшие в нем страны, избавив народы от удушающей атмосферы, создание которой оправдывалось интересами этого конфликта. Особо надо отметить, что оно создавало внешние условия для ускоренного вызревания новых общественных отношений. При этом внутренние условия оставались различными, зависели от особенностей развития соотношения классовых сил, хода и исхода классовой борьбы в рамках каждой отдельной страны. Конечно, благоприятными условиями в несравненно большей степени могла воспользоваться буржуазия Нидерландов и Англии, чем опустошенных Тридцатилетней войной германских княжеств.

Разумеется, существовали глубокие внутренние причины отставания одних стран и процветания других. Эти причины определялись всем процессом социально-экономического развития, ходом классовой борьбы, которые в последнем счете определяли и «выбор» тем или иным государством своего места в вековом конфликте (хотя временно определяющее значение могли приобрести исторические традиции, династические мотивы, особенно место того или иного государства в системе международных отношений и пр.). Но было бы неверным преуменьшать влияние конфликта на последующие судьбы участвовавших в нем стран. Фактом является, что страны, игравшие ключевую роль в реакционном лагере, оказались отброшенными назад в своем экономическом развитии, заплатили веками отсталости за упорство в преследовании исторически недостижимых целей. Судьбы Испании, католической части Германии говорят сами за себя. Такую судьбу разделили (хотя и в неравной степени) и страны, подпавшие под их власть или влияние, в частности Португалия, итальянские государства (особенно Неаполь и Рим)19.

Соотношение экономического взаимодействия двух формаций - феодальной и капиталистической (в определенном смысле являвшегося экономическим соревнованием) - с развитием векового конфликта не было ни механическим, ни однозначным. Такое соревнование, не осознанное современниками, объективно велось в экономике каждой страны, в которой получил развитие буржуазный уклад, и сопровождалось экономическим соперничеством с капиталистическим укладом в других странах.

«Первой капиталистической нацией была Италия»20. Хорошо известно, что революция мирового рынка, связанная с великими географическими открытиями, уничтожила торговое преобладание итальянских городов-республик. Но это еще не привело к упадку промышленности и торговли Италии: если ранее его относили ко второй половине XVI века, то новейшие исследования позволяют отодвинуть его начало на целых 100 лет - на вторую половину XVII века. Важно отметить, что этот упадок вовсе не наблюдался в первые десятилетия после великих географических открытий и перемещения торговых путей, хотя именно в это время Италия, особенно ее северная часть, стала полем военных действий между Францией и Испанией. Несмотря на ряд неблагоприятных факторов, развитие венецианской промышленности или ломбардского шелкопрядения было симптомом того, что экономическая жизнеспособность полуострова не была подорвана. Более того, определенные элементы, считан-шиеся признаками упадка, на деле были проявлением процесса перехода от феодального к капиталистическому производству2'. Реальный упадок начался тогда, когда ресурсы Италии оказались подорванными их беспощадной эксплуатацией в интересах ведения консервативным лагерем многочисленных войн в рамках векового конфликта. Вдобавок нахождение страны в этом лагере серьезно препятствовало связи ее с наиболее развитыми в экономическом отношении государствами. Отметим, что этот упадок Италии стал преодолеваться уже через несколько десятилетий после окончания векового конфликта, хотя отставание от передовых стран сохранилось и позднее.

Пример оставшихся под властью испанской монархии Южных Нидерландов (Бельгии) становится особенно показательным на фоне экономического роста и процветания Северных Нидерландов (Голландии), успешно выдержавших натиск сил католической контрреформации (или, лучше сказать, отразивших попытки экспорта контрреволюции) . Бельгия превратилась в отсталую страну на целых два с лишним столетия, вплоть до начала промышленного переворота, когда большие запасы угля и железа позволили ей вернуться в число экомически передовых государств.

С неба на землю

Английская революция началась в 1640 году, когда на континенте еще продолжалась Тридцатилетняя война. Англия в силу ряда причин - и прежде всего из-за внутренней борьбы абсолютистского правительства Карла 1 против внутренней оппозиции - стояла в стороне от этого конфликта. (Даже неудачную попытку в 1628 г. оказания помощи гугенотам Ла-Рошели, строго говоря, нельзя отнести к участию в Тридцатилетней войне.)

За 70 с лишним лет, протекших со времени подавления восстания в северных графствах Англии и начала революции, на британской земле - если не считать одного эпизода (испанского рейда на Ньюлин) - не велось военных действий. Британские эскадры с 1588 по 1640 год не участвовали в главных морских битвах, в которых голландцы сражались против испанского атлантического флота. Революция первоначально не внесла существенных изменений в положение Англии на международной арене как раз из-за вовлеченности других держав в Тридцатилетнюю войну. Однако уже в 1648 году в переписке Мазарини четко прослеживается такая мысль: заключив мир на континенте, можно заставить партию противников Карла I уменьшить свои требования, угрожая им вмешательством французского короля и других европейских монархов. Однако Фронда спутала карты Мазарини и крайне сократила способность воздействовать на ход событий в Англии. Мазарини опасался, что в случае открытого перехода на сторону Карла I после его вероятного поражения английский парламент из чувства мести может пойти на союз с Габсбургами как противниками Франции. Поэтому нейтралитет в английских делах представлялся для Парижа наиболее разумной линией поведения. Это находило выражение и в том, что, щедро одаривая Карла I советами, французское правительство было чрезвычайно скупым в оказании материальной помощи1. Правда, в конце концов Мазарини все же собирался предпринять демарш в пользу Карла I, очень смахивавший на ультиматум. 19 февраля 1649 г., через день после обмена грамотами о ратификации Вестфальского мира, французский посол должнен был отправиться в Лондон с угрожающей нотой. Однако в тот же день прибыло известие о казни Карла I2. Французская интервенция против английской революции оказалась невозможной, к тому же более дальновидные из числа английских роялистов понимали, что такая интервенция только сплотила бы всю Англию против династии Стюартов3. А в декабре 1652 года Мазарини направил в Лондон Антуана де Бордо, который, выступая перед членами английского парламента, отметил, что дружественные отношения между государствами могут поддерживаться «вне зависимости от существующей у них формы правления»4.

Продолжением векового конфликта в центре Европы консервативный лагерь, несомненно, ускорил созревание субъективного фактора, приведшего к революционному взрыву в Англии. Не подлежит сомнению огромное влияние Тридцатилетней войны на сознание пуритан, особенно их возмущение политикой королевского двора в начале этой войны0. Безусловно, вековой конфликт разными путями обострял классовые противоречия в Англии, ускорял идеологическое формирование лагеря, противостоявшего абсолютизму. Быть может, рассмотрение в этом ракурсе центрального события европейской истории в XVII веке - английской буржуазной революции - позволит более глубоко понять замечательную мысль Маркса о том, что она выражала в гораздо большей степени потребности всего тогдашнего мира, чем потребности той страны, где она происходила6.