Обострение тайной войны

Постепенно усиление освободительной борьбы в Нидерландах против Испании поставило английское правительство перед необходимостью принятия важных политических решений. Давая возможность добровольцам из Англии вступить в ряды «морских гезов» и войска Вильгельма Оранского, в Лондоне вместе с тем опасались, что успехи повстанцев будут способствовать вторжению французских войск в южные Нидерланды -во Фландрию. А это, как считало английское правительство, было еще более нежелательным, чем даже победы герцога Альбы.

В начале июня 1572 года Берли составил меморандум по фландрскому вопросу, возможно предназначенный для его коллег по Тайному совету. Этот меморандум показывает, между прочим, насколько непосредственно разведка ставилась на службу текущим задачам дипломатии. В меморандуме предусматривались такие меры, как засылка агентов во Флессинген и Бриль для выяснения настроений населения и обследования оборонных сооружений, направление доверенных лиц к графу Людвигу Насаускому и в Кёльн - для определения намерений немецких князей. Одновременно фиксировалась задача определить, в состоянии ли Альба противиться натиску французов. Если бы ото было так, то обеим сторонам предоставлялось право самим решать свои споры, если нет, то для избежания перехода во французские руки фландрских портов надлежало секретно сообщить испанскому наместнику о намерении Англии прийти к нему на помощь. От «кровавого герцога» следовало лишь попросить заверения, что он освободит жителей Фландрии от невыносимого угнетения и щ введет инквизицию. Вскоре пришло известие о кровавой Варфоломеевской ночи в Париже, вызвавшее большое возбуждение среди английских протестантов. Разъяснения французского посла Ламота Фенелона о том, что гугеноты понесли наказание за заговор против законной власти, а не за свою веру, и его призывы к сохранению союзных отношений были встречены Елизаветой и лордом Берли очень холодно. Фенелон протестовал против тайной английской помощи бунтовщикам-протестантам Ла-Рошели.

Осенью 1572 года Берли явно стал считать желательным частичное соглашение с Филиппом II. Еще в 1568 году английские пираты захватили испанские корабли, груженные драгоценными металлами. Испанцы ответили конфискацией британского имущества в Нидерландах, а правительство Елизаветы, в свою очередь, присвоило испанскую собственность в Англии. Баланс этих обоюдных мероприятий был сведен в целом с большим дефицитом для Испании, даже если не считать «дополнительного» захвата британскими пиратами в Ла-Манше и Па-де-Кале еще многих испанских кораблей. За счет этой добычи Елизавета смогла возместить ущерб, понесенный английскими купцами, товары которых были потеряны в Нидерландах, при этом отнюдь не была забыта и королевская казна. Альба, вечно нуждавшийся в деньгах для оплаты наемных войск, распродал изъятые британские товары. Короче говоря, в результате этих операций в убытке остались лишь испанские купцы, а обе высокие грабящие стороны не видели причин для особого неудовольствия. Англичане поначалу не спешили с соглашением, которое могло бы помешать дальнейшему прибыльному промыслу их пиратских судов. Но в конце концов желание восстановить прерванную традиционную торговлю с Нидерландами взяло верх и привело к подписанию Нимегенской конвенции по этому вопросу в апреле 1573 года. Замена Альбы на посту наместника более осторожным Рекесенсом еще больше ослабила напряженность в англо-испанских отношениях, правда, только временно - слишком непримиримы были политические цели обеих держав.

Все же после заключения Нимегенской конвенции казалось, что английская политика приобретает явно проис-панский крен. В июле 1574 года в Лондон прибыл в качестве посланца доброй воли испанский дипломат Бернарди-но де Мендоса. Мендосу ожидал пышный прием; он вел долгие переговоры с главными советниками королевы - ерли, Лейстером, Хэттоном. Его одаривали богатыми по-арками - золотыми цепями, лошадьми и охотничьими обаками.

Но тайная война против Испании не прекращалась, орд Берли, несмотря на участившиеся припадки подагры, родолжал даже лично руководить английскими разведчи-ами, посланными за рубеж. Среди них заслуживает собого упоминания некий Джон Ли, отчеты которого сохранились в английском государственном архиве. Если верить свидетельству самого Ли, он был выходцем из среднего дворянства, солидным купцом, эмигрировавшим ' Антверпен в конце 60-х годов после какого-то скандального столкновения с родственниками жены. Ли был католиком и именно поэтомуЧ}ыл избран для «работы» среди английской католической эмиграции в Нидерландах. Там находились вожди недавнего католического восстания - граф Уэстморленд, Фрэнсис Нортон и другие, кто мог стать орудием испанской интервенции против Англии. Главным заданием, полученным Джоном Ли, было убедить наиболее влиятельных людей среди эмигрантов просить прощения у Елизаветы и вернуться на родину. Разумеется, все это не могло прийтись по вкусу испанским властям, которые, по мнению самого Ли, были поставлены в известность о его усилиях. В октябре 1572 года разведчик был схвачен, но успел в последний момент перед арестом уничтожить наиболее компрометирующие бумаги. В апреле 1573 года Ли предстал перед судом. В качестве доказательства его шпионских занятий фигурировали копии писем к Берли. Английское правительство проявило на этот раз большое рвение, чтобы спасти своего агента, воспользовавшись благоприятным поворотом в отношениях с Испанией. Лейстер написал личное письмо герцогу Альбе, в результате чего Ли был освобожден. Дальнейшая судьба разведчика неизвестна - молчание архивов может означать, что Берли потерял интерес к своему агенту после его разоблачения. Не исключено, что в последующие годы Ли фигурировал в секретных бумагах под вымышленным именем.

Действия своей агентуры Берли дополнил установлением личной переписки с графом Уэстморлендом, лордом Генри Морли, Фрэнсисом Энгфилдом, Томасом Копли. С помощью писем и отдельных услуг хитроумный министр Елизаветы пытался убедить своих корреспондентов в том, что он их лучший друг среди приближенных королевы. Но этим отнюдь не ограничивалась активность английской разведки.

Восстановление внешне нормальных, если не дружественных, отношений с Испанией очень затрудняло связи Англии с голландцами. Были отозваны сражавшиеся на их стороне английские добровольцы. Елизавета даже обещала, что, если Альба вышлет английских эмигрантов, она прикажет голландским «мятежникам» покинуть Англию. Королева неоднократно предлагала свое посредничество с целью добиться прекращения вооруженной борьбы на условиях восстановления власти Филиппа II и признания им старинных вольностей Нидерландов. Аналогичное посредничество германского императора привело к созыву конференции в Бреда (март 1575 г.), которая окончилась неудачей и вряд ли могла окончиться иначе. А от английских услуг испанские власти вообще вежливо отказались. Война продолжалась, и положение повстанцев, казалось, становилось критическим. Поэтому в случае отказа Елизаветы от помощи восставшим возникали почти в равной степени неприятные для Англии перспективы - либо установление абсолютной власти Филиппа II над всеми Нидерландами, либо обращение голландцев за помощью к французам.

Между тем поддерживать контакты с гезами через обычные дипломатические каналы было сложно - английский посол при испанском наместнике Томас Вильсон сообщал Берли, что постоянно находится под «бдительным оком» Рекесенса. Оставались поэтому только методы тайной дипломатии и секретной службы.

Еще не были поставлены подписи под Нимегенским соглашением, как в Голландии появился некий Уильям Герли, сменивший «пост» тюремного провокатора на должность тайного дипломатического агента. В мае 1573 года Герли вернулся с письмом Вильгельма Оранского к лорду Берли, содержавшим просьбу о финансовой помощи. Одним из активных агентов Берли в лагере повстанцев в 1574 году был некий капитан Честер, который ранее командовал группой английских волонтеров.