Протестантский лагерь не оставался в долгу. Религиозная нетерпимость была свойственна всем враждующим силам, и уже по одному этому очевидно, что она имела различное историческое значение в зависимости от того, кем она практиковалась, особенно в XVI веке, когда религия была другой стороной политики. Относительная веротерпимость последующего времени в странах, где победил буржуазный строй, могла утвердиться лишь в результате той борьбы народных масс в революционное время, которая проходила под знаменем нетерпимости. Поэтому было бы неправильным противопоставлять «консервативную» догматику кальвинизма его революционной политической роли, что неразрывно связано14.

Однако надо учитывать, что нетерпимость кальвинизма (и тем более лютеранства) была обращена не только против врагов справа, но и недругов слева - более радикальных течений в Реформации. Несомненно, что и в лютеранстве, и в кальвинизме был заранее заложен переход от смелой критики устоев католической церкви к созданию новой ортодоксии, столь же нетерпимой, как и старая, и подкрепляемой протестантской инквизицией, столь же жестокой, как католическая в Испании и Риме, и не менее ее занятой преследованием гуманистов, былых своих соратников по идеологическим сражениям кануна и первых лет Реформации. Хотя каждая из основных церквей преследовала «своих» еретиков, все они обрушивались на анабаптистов, антитринитариев, на секты, представлявшие народное течение в Реформации15. Недаром во время крестьянской войны Лютер писал: «Для господа пустячное дело истребить множество крестьян, когда он затопил весь мир потопом и уничтожил Содом огнем». Однако столь же несомненно, что крайности нетерпимости, которыми отличалось бюргерское течение - и там, где его победа была наиболее полной, как, например, в Женеве, и там, где она оспаривалась изнутри и извне, - были во многом следствием векового конфликта, добавив к внутренним мотивам важные внешние причины.

Вековой конфликт усиливал тенденцию к догматическому окостенению протестантской ортодоксии во имя укрепления «тыла»: подавление всех противников новой формы религиозного устройства создавало климат, при котором недавних союзников можно было представить помехой в борьбе. Вековой конфликт помешал проявиться тем аспектам Реформации, которые впоследствии стимулировали секуляризацию общественной жизни, в определенном смысле способствовали развитию передовой общественной мысли на ее длинном тернистом пути от эпохи гуманизма к столетию Просвещения.

Тень полумесяца

Вернемся теперь из середины XVI века на сто лет назад - в середину века XV…

С наступлением весны 1453 года огромная армия султана Мухаммеда II подступила к Константинополю. Началась осада. День и ночь со стен византийской столицы вглядывались в море, откуда ожидали прибытия обещанных военных кораблей из Неаполя, Венеции и Рима. Они не должны были запоздать. Бригантина с 12 моряками, переодетыми в турецкие одежды, была послана к берегам Греции в поисках этого флота. Но суда не прибыли, их никто не посылал.

Не исполнилось пророчество, что ангел, спустившись с небес рядом с колонной императора Константина Великого, укажет на сидящего у подножия незнакомца, который с божественной помощью прогонит прочь захватчиков. 29 мая после ожесточенного штурма город перешел в руки султана. Император пал в сражении. Взятие Константинополя сопровождалось массовым избиением мирного населения, пока победители не решили, что живые невольники лучше мертвых христиан. Около 50 тысяч человек было продано в рабство. Турецкие хроники передают, что. 300 греческих монахов объявили: сам бог, даруя победу султану, показал, какая религия является истинной,- и приняли ислам.

Город подвергся полному разграблению. Когда тот или иной дом обирали до нитки, на нем вывешивали флажок, чтобы избавить другие отряды турецкой армии от ненужных поисков спрятанного имущества. Книжные сокровища - та часть, которая уцелела при захвате Константинополя крестоносцами в 1204 году и после распродажи в последующие два с половиной века, - редко привлекали жадный взор победителей. Очевидец греческий кардинал Исидор передает, что погибло не менее 120 тысяч древних рукописей. Если верить молве, часть из них попала в библиотеку Мухаммеда II, но слух этот не нашел подтверждения. Даже через столетие, в 1555 году, Ожье Гизелин Бусбек, посол короля Фердинанда, брата императора Карла V, без труда мог покупать целые горы греческих рукописей.

Правитель генуэзского торгового квартала в Константинополе Перы (Галаты), который турки пощадили, писал I» июне 1453 года под свежим впечатлением падения древней столицы Византии, что через два года Мухаммед пойдет походом на Рим. «Клянусь богом, если христиане не примут меры или не произойдет чуда, падение Константинополя повторится в Риме». А видный писатель Эней Сильвий Пикколомини (позднее ставший римским папой под именем Пия II) заявил на заседании имперского рейхстага во Франкфурте, что туркам открыта дорога на Венгрию и далее через нее - в Германию и Италию1.

Братья погибшего императора Томас и Деметрий, владевшие княжествами в Южной Греции, ссорились между собой. Из ненависти к брату Деметрий предпочел капитулировать перед турками. В 1460 году он вернулся в Константинополь, отказываясь искать убежище на Западе по религиозным мотивам. В новой столице Оттоманской империи он получил от султана в дар значительную пенсию и евнуха в качестве почетного телохранителя; впоследствии он мирно скончался от старости. Дочь Деметрия была взята во дворец Мухаммеда II. Томас (отец Зои-Софии, вышедшей за великого князя Московского Ивана III) уехал в Италию, прихватив драгоценную реликвию - голову святого Андрея, и получил пенсию от римского папы и кардиналов. Один из сыновей Томаса - Мануэль - вернулся в Константинополь. Мухаммед II подарил ему двух рабынь. Сын Мануэля стал одним из придворных султана. Что касается другого сына Томаса - Андрея, - то он женился на итальянской куртизанке и продал свои более чем призрачные права на византийский престол сначала королю Франции, а потом еще раз - королю Арагона. От трагического, как и от великого, до смешного - один шаг. Впрочем, эти слова были сказаны через три с половиной века после конца Палеологов.

Трагедия Константинополя произвела большое впечатление на Западную Европу. Многие поколения европейцев находились под влиянием «крестоносного духа», который можно было назвать даже идеологией крестовых походов. Горько оплакивали гуманисты захват «неверными» христианских стран, особенно, конечно, Греции, считавшейся колыбелью европейской культуры. Вместе с тем тот факт, что христианские государства не пришли на помощь Константинополю, показал их явное нежелание воевать за веру, если не затронуты их непосредственные интересы2.

Некоторые западные авторы, начиная с X. Тревор-Ропера3, склонны сравнивать конфронтацию социалистического'и так называемого свободного (капиталистического) мира со столкновением между Востоком и Западом в эпоху Возрождения. «Действительно, - писал Р. Шве-бель, - имеются некоторые заметные параллели. В обоих случаях можно обнаружить не только борьбу и конфликт идеологий и противоположных социальных, экономических и политических систем. В период Ренессанса, как в наши дни, противники - латинское христианство и оттоманские турки - верили, что они ведут борьбу за существование. Каждый стремился изменить образ жизни другого. Обе стороны претендовали на то, что выполняют божественную миссию и что их соответствующие режимы составляют лучшую надежду человечества. Тогда правители думали преимущественно о военном решении спора. XIV, XV и XVI столетия заполнены битвами между турками и христианскими государствами. Большие войны перемежались ограниченными операциями и периодами непрочного мира, сравнимыми с нашими «холодными войнами». Однако враждебные действия прерывались также дипломатическими переговорами и мирными отношениями. Протагонисты вступали в переговоры, торговали и даже вели культурный обмен. И во времена мира или войны они были чувствительны к вопросам, затрагивающим престиж и общественное мнение; поэтому все стороны способствовали своей политике с помощью пропаганды внутри страны и за границей»4. Швебель признает, что наряду со схожими моментами существуют и различия, однако он неверно определяет эти различия и опускает главные из них, связанные с тем, что конфликт между Востоком и Западом в XVI веке был внутриформационным конфликтом, а в XX веке впервые в истории передовой лагерь состоит из государств неэксплуататорского типа.