Оставив на острове суда и лодки (после переправы их угнали туда) и для охраны воеводу Фому Назариевича с белоозерским полком и Дорожая с Галицкой дружиной, русские войска "пешцы и конницы" подошли на правый берег Актая и встали. Конница прикрывала фланги и тылы. Во все стороны полетели конные разъезды. Измученные, уставшие пешцы засыпали тут же на земле, не постелив под себя ничего.
Вскоре разведка стала возвращаться. Один из таких разъездов приволокли трех плененных булгар: судя по одежде, не простолюдины...
Допрашивал "языков" (через переводчика) сам Всеволод Юрьевич. Они сообщили, что вокруг города Булгар собрано великое войско и не только из булгар, но и из кусян, себи, чалмата, мяри, мтильдюдичи...
- "Мяри" - это что, чармиссы?
- Да, цармиссы, по нашему древнетюркскому значит "воинственный человек..."
- А вы сами кто такие и откуда скакали?
- Из Быэляр (Буляр)...
- Что за нужда заставила вас скакать из Буляр в Булгар?! - грозно, басом спросил князь Всеволод, взглянув страшными глазищами. Поняли без перевода.
- Царская... Весть несли в Булгар воеводам...
- Булгарский царь разве не в Великом городе?! - удивился Всеволод Юрьевич и поглядел на главного воеводу Михаила Борисовича и на русского князя и воевод, - и вновь к пленникам: - Какие вести?
- Приказ-повеление цесаревичу и воеводе главному, чтобы защищали Великий город, как будто там царь... и не сдавать город, а он царь, в это время наберет силы и нападет, разгромит... русских...
Всеволод Юрьевич встал.
- Уведите их и... отрубите головы - такие, ни своему царю, ни мне не нужны!..
Велел созвать к себе в шатер всех князей и воевод больших.
Где объявил:
- Пойдем на столицу Булгарского царства на Буляр!..
* * *
Под вечер сотский разбудил десятников и приказал развести костры, натаскать дров, приготовить пищу. Десятник Богдан распределил своих - кого за дровами, сам, взяв с собой двоих, спустился с невысокого, заросшего кустарником (за ними таились русские сторожа) берега Актая к воде. Темная вода текла спокойно. С того противоположного левого южного берега (такого же невысокого) - чувствовалось - смотрели на них вражеские глаза дозорных. Река хотя широка - весенний паводок не спал, - но все равно из самострела могли ранить, правда, сумеречная тень уже мешала ясно видеть. Зачерпнув прохладной воды в железные кованые котлы, поднялись, поставили на огонь, засыпали крупой, положили сушеного мяса, соленого сала...
Поужинали плотно. Везде ярко горят костры. Громкий говор сытых, отдохнувших. Богдан потянулся, широко открыв в глубине зарослей бороды рот, зевнул; захотелось снова спать, но... Тихо, без шума снялись, сложив все, связав, погрузили на вьючных коней, кроме оружия: мечей, сулиц и лука со стрелами, и пошли на восток. Оставшимся двум сотням "комонных" велели всю ночь ходить, жечь костры и шуметь по возможности громче.
Ночь летняя темная, темнее, чем дома. Ряды держали плотно, прижимались к основному пешему стольнокняжескому полку. Конные отряды прикрывали со всех сторон и то и дело уходили вперед, - в стороны и вновь возвращались, сообщали воеводам, что видели, что слышали...
Только когда в самый полдень стало совсем не в мочь от жары, было позволено передохнуть, вздремнуть.
Десятник Богдан усадил своих, и сам, постелив под себя дорожный кафтан, сел рядом с Осьмаком Жердяем - длинным, рыжеватым, с придурковатым выражением на большом лице, - немолодым уже. (Начали в сухомятку есть.) Богдан - жуя:
- Если ты, Осьмак, еще раз упадешь, запутавшись в своих развернувшихся онучах, я твоими же длиннющими вонючими онучами удушу тебя и выброшу вон, чтобы не расстраивал ряды и не мешал идти!.. Ну-ко, сними свои лапти... Фу! - они у тебя развалились, верви - узел на узле - сгнили, - пойдешь босиком...
Осьмак обиделся.
- Ты, что сердишься эшшо?! Вот скажу сотскому, кто это всё время под ногами валялся-мешался, он не это тебе сделает. Зря я тебя ему не выдал. Говорил тебе еще в Москве: "Осьмак, одень сапоги..."
- Так ведь нет моих размеров-то!
- Ко мне бы пришел, я бы сам тебе сшил сапоги к твоим лешачьим ножищам.
Товарищи развеселились, предлагали разное...
Богдан прикрикнул на них.
- Вы бы лучше достали супоненные верви ему, чем смеяться над товарищем, я сам ему прикреплю - не будут рваться, а придем в Булгар, то там найдем тебе сапоги - да сафьяновые...
- Мы ведь не в Великий Булгар идем, а в Буляр - столицу булгарского царства, - чей-то ехидно-насмешливый голос.
- Господи, все вы все знаете...
Давайте отдохните, вздремните сколько-нибудь...
До ночного привала шли с короткими остановками.
Короткий ночной отдых.
Посветлел на востоке горизонт, можно стало различать силуэты, вблизи - лица. Вновь построились и, прижимаясь сотня к сотне, гулко и грозно, как море в шторм, двинулось русское войско, все подминая и преодолевая. Шли долгим равномерным шагом "длинных дорог". Воеводы вели по открытому пространству, стараясь обходить селения, чтобы не терять темп и строй.
Сотский, блестя белками глаз на пыльном лице и показывая белые зубы, улыбнулся Богдану и прокричал сквозь бряцание, шум и гул:
- Еще успеете пожиться... Если что - на обратном пути, - сейчас не велено, - отпусти вас, так все разбежитесь по всей Булгарии, - сотский снова улыбался.
Проснувшийся ветер развеял тучи. Сквозь туман и пыль выглянуло большелицое красно-оранжевое солнце - все вокруг приобрело цвет, ожило - стало будто реальным.
Пройдя еще часа три, пешие полки встали лагерем на огромном, широко раскинувшемся в стороны, поле (которое пересекалось извилистой небольшой речкой), засеянном яровыми: пшеницей, ячменем, просо. Многие, перед тем как сесть на темно-зеленые ростки хлебов, крестились и, обреченно озираясь, садились - мяли восковой спелости хлеба. Конные полки расположились по периметру.
Сотня Осипа Белова оказалась на краю поля - рядом с небольшим селом. Все сразу - в сон. Только сторожа, да еще несколько человек все еще возились в речке - одни, черпая ладошками сырую замутненную воду, пили, другие умывались, раздевшись, стирали свою исподнюю и тут же одевали на себя весело гогоча.
Солнце, уже довольно высоко поднявшееся на Небесную Твердь, побелело и начало припекать.
Богдан крутил головой, удивленно прислушался и осмотрелся: все равно даже, когда войско отдыхало, оно приглушенно шумело, гудело и как будто огромный зверь урчало - не слышно ни свиста, ни писка, ни тем более пения птиц - все живое убежало или примолкло. А земля пахла по-летнему, по-родному, будила воспоминания о Москве, Руси... Да и ("смотри-ко!") и сельцо как будто было похоже: деревянные дома с клетью, амбары, конюшни, дворовые постройки в виде сараев, колодцы с коловоротом, а не с "журавлем", но было... все-таки не то, и он открыл рот, пытаясь понять, почему?.. И вдруг понял: заборов не было между усадьбами!..
- Что?.. Думал, бусурмане, так живут под небом, укрываясь шкурами, да одну только конину жрут?.. Не хуже, чем у нас, правоверных - сеют и пашут, - вон там вот у них, должно быть, огороды... Вот такие у них огромные огурцы растут - тыква называют, - белые зубы сверкали на солнце, - Не веришь?.. Погоди, еще увидишь. А земля-то, земля - чернозем... Пахнет, как пахнет: верно наша... На-а! Еще раз нюхни. Господи, как будто русская земля... Видать, Господь создал эту землю для нас, русских, да не нам она досталась. А может, еще достанется?!..
Богдан хлопал синими глазищами. Сотский взял его за плечи.
- Полежи, отдохни, а то до вечера уж, наверно, не будем делать большого привала, - до самого Торцеса - городка на правом берегу "Черемисан", - а там перейдем реку, и день пути на полдень останется до Буляра...
На западе, откуда они шли, появилась пыль, потом стали различимы скачущие воины - даже отсюда, издали, можно было понять, что не русские. Да и откуда такая масса, кроме булгар. Им навстречу выступили, развернулись плотным фронтовым строем, русские конные сотни.