DCLXXIX. От Мания Курия Цицерону, в Италию

[Fam., VII, 29]

Патры, 29 октября 45 г.

Курий своему Марку Цицерону привет.

1. Если ты здравствуешь, хорошо. Ведь я в смысле пользования твой, в смысле собственности3362 — нашего Аттика. Таким образом, доход твой, собственность его. Но если он объявит о моей продаже в числе стариков3363, он выручит немного. Но сколь многого стоит то мое заявление, что тем, что я существую, что я владею имуществом, что я считаюсь человеком, — что все это я получил от тебя! Поэтому, мой Цицерон, продолжай постоянно оберегать меня и препоручи с наилучшей пометкой3364 преемнику Сульпиция3365, чтобы я мог тем легче следовать твоим наставлениям, с удовольствием видеть тебя к весне и уложить и безопасно вывезти свое имущество3366.

2. Но, великий друг, не показывай этого письма Аттику; позволь ему быть в заблуждении и считать, что я честный муж и не имею обыкновения белить две стены из одного и того же горшка3367. Итак, мой патрон, будь в добром здравии и передай от меня привет моему Тирону.

DCLXXX. От Публия Ватиния Цицерону, в Италию

[Fam., V, 10b]

Нарона, 5 декабря 45 г.

1. ...3368 После назначения молений3369 в мою честь я отправился в Далмацию; шесть городов я взял силой путем осады... Один этот3370, который был самым крупным, был мной взят уже в четвертый раз; ведь я взял четыре башни и четыре стены и всю их крепость, из которой меня выгнали снега, дожди, и я, мой Цицерон, был вынужден недостойным образом оставить уже взятый город и отказаться от уже законченной войны. Поэтому прошу и молю тебя вести мое дело перед Цезарем, если понадобится, и считать, что тебе следует защищать меня во всех отношениях3371, полагая, что у тебя нет человека, который любил бы тебя больше, чем я. Будь здоров.

DCLXXXI. Публию Корнелию Долабелле

[Fam., IX, 12]

Помпейская или формийская усадьба, около 17 декабря 45 г.

Цицерон Долабелле.

1. Поздравляю наши Байи3372, если только они, как ты пишешь, внезапно сделались целительными; разве только они случайно тебя любят и тебе угождают и в течение всего твоего пребывания забыли о себе. Если это так, отнюдь не удивляюсь тому, что даже небо и земля отказываются от своей природы, раз это тебе удобно.

2. Незначительная речь в защиту Дейотара3373, которую ты просишь, находилась у меня, чего я не думал. Поэтому посылаю ее тебе. Прочти ее, пожалуйста, как произведение слабое и бедное содержанием и не особенно достойное записи. Но я хотел послать человеку, связанному со мной давними узами гостеприимства, и другу пустячный подарочек, сделанный толстой ниткой: в этом роде обычно и его подарки. Будь, пожалуйста, мудр и стоек духом, чтобы твои сдержанность и строгость послужили укором несправедливости других3374.

DCLXXXII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XIII, 52]

Путеольская усадьба, 21 декабря 45 г.

1. О гость, столь для меня тяжкий, не вызывающий сожаления3375! Ведь было очень приятно. Но когда он прибыл вечером к Филиппу3376 на второй день Сатурналий3377, усадьба была до того наполнена солдатами, что едва оказался свободным триклиний, где мог бы обедать сам Цезарь; действительно, две тысячи человек. Я был очень взволнован — что будет на другой день? Но на помощь мне пришел Барба Кассий3378; дал охрану. Лагерь в поле; усадьба под защитой. На третий день Сатурналий он3379 у Филиппа до седьмого часа3380 и никого не допустил; полагаю, расчеты с Бальбом. Затем он гулял по берегу; после восьмого часа — в баню; узнав насчет Мамурры3381, не изменился в лице; был умащен, прилег. Он применил рвотное3382: поэтому он ел и пил безбоязненно и с удовольствием, очень богато и великолепно и не только это, но —

2. Кроме того, в трех триклиниях3384 были великолепно приняты сопровождавшие его. У менее значительных вольноотпущенников и рабов ни в чем не было недостатка; ведь более значительных я принял изысканно. К чему распространяться? Мы казались людьми3385. Однако гость не тот, которому скажешь: прошу сюда ко мне, когда вернешься3386. Достаточно один раз. В разговоре ни о чем важном, много о литературе. Что еще нужно? Он получил удовольствие и пробыл охотно. Говорил, что проведет один день в Путеолах, другой — близ Бай. Вот тебе гостеприимство или постой, для меня, сказал я, ненавистный, — не тягостный. Я несколько дней здесь, затем — в тускульскую усадьбу. Когда он проезжал мимо усадьбы Долабеллы, все множество вооруженных — справа, слева по сторонам его коня и нигде в другом месте3387. Это — от Никия.

DCLXXXIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XIII, 42]

Тускульская усадьба, декабрь 45 г.

1. Пришел он3388 ко мне и очень понурый. А я: «Чем же ты озабочен?» — «Ты спрашиваешь? — говорит, — меня, которому предстоит поездка, и поездка на войну, притом и опасная, и позорная3389». — «В чем же дело в таком случае?» говорю. «Долги, — говорит, — и все-таки нет денег даже на дорогу». В этом месте я заимствовал кое-что из твоего красноречия, так как промолчал. А он: «Но более всего тревожит меня дядя3390». — «Чем именно?» говорю. «Тем, что он, — говорит, — сердит на меня». — «Почему ты допускаешь?» говорю; ведь я предпочитаю сказать так, а не «почему ты доводишь?». — «Не допущу, — говорит, — ведь я устраню причину». А я: «Вполне правильно; но если не неприятно, я бы хотел знать, что за причина». — «Дело в том, что, пока я колебался, на ком мне жениться, я вызвал неудовольствие у матери и таким образом также у него. Теперь для меня ничто не имеет такого значения3391; я сделаю, что они хотят». «Я хотел бы, чтобы счастливо, — говорю, — и хвалю тебя, но когда?». — «Время, — говорит, — для меня совершенно безразлично, раз я одобряю самое дело». — «А я, — говорю, — нахожу нужным, чтобы до твоего отъезда; так как ты и отцу угодишь». — «Сделаю, — говорит, — как ты находишь нужным». Так был закончен этот диалог.