Лопес говорил терпеливо, даже с любовью:

— Ты напиваешься, Вэвесор?

— Очень сильно. — Эти слова он произнес злобно, потом взглянул на Кэмпион. — Если вам когда-либо потребуется осушить бутылку, мисс Слайз, спасти девушку или предать чье-либо дело, я к вашим услугам.

Он опрокинул бутылку. На кожаную куртку потекли две тоненькие струйки. Бутылка встала на место, а его холодные, жесткие глаза уставились на Кэмпион.

— Как, по-вашему, из меня хороший дьявол получается, Мисс Слайз?

— Не знаю, сэр.

— Сэр, она называет меня, «сэр»! Вот что значит постареть, Мордехай. — Он покачал головой и вдруг осуждающе посмотрел на Кэмпион: — Тот священник, что был рядом с вами в Тауэре, жилистый мужчина с тиком, это Верный До Гроба Херви?

— Да, — подтвердила она.

— Жаль, что я тогда этого не знал. Боже мой! Я сегодня видел этрго ублюдка, проповедовал в церкви Полз-Кросс, называл меня дьяволом! Меня! Мне бы надо было прихватить с собой эту скотину, когда я вас спасал, и кастрировать его ржавым ножом, правда, сомневаюсь, что там есть, что кастрировать.

— Вэвесор! — пристыдил его Лопес — Ты оскорбляешь слух нашей гостьи.

Деворэкс беззвучно затрясся. Циничные глаза смотрели на Кэмпион.

— Вот видите, я вовсе не страшен, меня может отчитать хозяин. Человек, которого можно отчитать, уже не страшен. — Он посмотрел на Лопеса. — Мне нужны деньги, хозяин.

— Конечно. На еду?

— И на вино, и на женщин. Лопес сделал приглашающий жест:

— Есть можешь с нами, Вэвесор.

К облегчению Кэмпион, высокий солдат отказался.

— Нет, Мордехай. Сегодня я куплю своим людям свинину. Твоя жуткая религия запрещает это. А мне нужна свинина, выпивка, плоть, и еще такое место, где женщин не оскорблял бы мой говор простого солдата. — Он встал. — Так как насчет денег?

Лопес поднялся, предупредив Кэмпион:

— Я вернусь через минуту.

Она осталась одна. Хоть Вэвесор Деворэкс и спас ей жизнь, в его присутствии она ощущала скованность.

Садившееся за мостом солнце было, как и говорил Лопес, великолепно. Под огромным мостом, выделявшимся в малиновом угасающем свете, темнел восточный плес. Наступал отлив, и вода с силой рвалась сквозь узкие арки. Лучи невидимого солнца преломлялись в мириадах брызг, и чудилось, будто весь огромный мост плавает в расплавленном золоте, льющемся в темную воду. То, что она здесь и смотрит на всю эту красоту, представлялось Кэмпион нереальным. Ей бы хотелось увидеть Тоби или леди Маргарет. Ей нужны были друзья, а не чужие.

— Он вас сильно пугает, да?

Она обернулась и заметила на пороге Мордехая Лопеса. Тот прикрыл дверь и приблизился к ней.

— Не надо его бояться. Это мой, человек, он мне предан, и я обещаю, он будет вас защищать.

Он сел напротив, устремив на Кэмпион проницательный взор:

— Вы полагаете, он недобрый человек? А я думаю, что, наверное, добрый, только очень несчастный. Ему уже под пятьдесят, а он так и не познал счастья. Он стареет и ищет забвение у проституток или на дне бутылки. — Лопес помолчал. — Вэвесор — солдат, может быть, один из лучших в Европе, но что делать солдату, когда он становится слишком стар? Вэвесор похож на старого, опытного волкодава, который боится, что уже не сможет угнаться за сворой.

Кэмпион понравилось это сравнение. Лопес заметил ее улыбку и остался доволен.

— Не забывайте, что некогда он был молод, у него были свои надежды, мечты, планы, но теперь ничего этого не осталось. — Он покачал головой. — Он может быть отвратительным, грубым, шумным и страшным, но все ради того, чтобы заглушить тоску. Так что не бойтесь его. Даже старый волкодав заслуживает косточку-другую. А теперь, — он резко переменил тему, — Марта зажжет побольше свечей, растопит камин, и мы побеседуем.

Кэмпион гадала, в состоянии ли она проникнуться состраданием к такому человеку, как Деворэкс, но за обедом она позабыла про солдата и почувствовала расположение к деликатному старику, оказавшемуся удивительно внимательным слушателем. Он уговорил ее рассказать о своей жизни все до конца, и, смущаясь, она поведала даже, как ее называет Тоби. Имя ему понравилось.

— Можно, я буду называть вас Кэмпион?

Она кивнула.

— Я так и сделаю. Спасибо. — Он указал на ее тарелку. — Утка из Голландии, Кэмпион. Обязательно попробуйте.

Когда обед закончился, Лопес снова подвел ее к стульям у окна. На улице была черная ночь, в темноте виднелись освещенные свечами окна на мосту и кормовые фонари стоявших на якоре кораблей, отбрасывавшие длинные желтые полосы света на струившуюся под ними воду. Мордехай Лопес задернул шторы, и шум перестал доноситься.

— Вам бы хотелось известить Тоби, что вы спасены?

— Да, пожалуйста.

— Я отправлю в Оксфорд кого-нибудь из людей Вэвесора. Вы говорите, лорд Тэллис?

Она снова кивнула, вспомнив записку преподобного Перилли.

Лопес сказал: — Кстати, он конечно же теперь сэр Тоби.

Об этом она ни разу не подумала. Кэмпион как-то неуверенно, — ведь уже так давно не было случая — рассмеялась:

— Думаю, что так.

— А вы будете леди Лэзендер.

— Нет!

Сама мысль была забавна — не та, чтобы выйти замуж, а та, чтобы приобрести титул.

— Да-да, и к тому же богаты!

При этих словах она вся напряглась. Ни разу еще Мордехай Лопес не заговаривал с ней о печатях, хотя и внимательно слушал, когда она рассказывала, сколько усилий приложили сэр Гренвилл Кони и ее брат, чтобы завладеть печатью святого Матфея. Кэмпион почувствовала, что теперь настал тот самый миг, которого она, ничего не ведая, ждала в доме сэра Гренвилла Кони. Она отправилась туда за разгадкой тайны и стала жертвой своей неосведомленности. Лопес встал, подошел к столу, положил на него сумку, и, когда он повернулся к окну, Кэмпион догадалась, что находится на пороге значительного открытия. Ей стало страшно.

Мордехай Лопес не заговорил. Просто молча положил руку на стол, посмотрел на девушку и вернулся к своему стулу. На столе остался какой-то предмет.

Она и не глядя знала, что там такое.

— Это ваше, забирайте, — произнес Лопес.

При свете свечей золото блестело как бы еще ярче. В золотом цилиндре с ободком из драгоценных камней она видела причину всех своих страданий. Она едва осмелилась прикоснуться к нему. Из-за такого же украшения пал замок Лэзен, был убит сэр Джордж, перерезали горло Сэмьюэлу Скэммеллу, сама она оказалась на волосок от гибели.

Поднимая печать, Кэмпион затаила дыхание. И снова ее поразила тяжесть золота.

Печать святого Матфея изображала топор, от которого и принял смерть этот великомученик, печать святого Марка была сделана в виде крылатого льва. На нее походила и эта печать святого Луки, украшенная крылатым быком с высоко задранной большой головой, — символ третьего евангелиста.

Кэмпион развинтила половинки и не могла сдержать улыбки, разглядывая маленькую серебряную статуэтку. Внутри святого Матфея находилось распятие, святой Марк скрывал обнаженную женщину, млеющую от наслаждения, внутри же святого Луки был заключен крохотный серебряный поросенок.

— Внутри каждой печати, Кэмпион, находится символ того, чего больше всего боится ее владелец.

Голос Лопеса звучал спокойно. Происходящее казалось Кэмпион почти невероятным — тайна раскрывалась.

— Мэттью Слайзу досталось распятие. Сэру Гренвиллу Кони — обнаженная женщина, а я получил свинью. — Он усмехнулся. — Но не считаю это большим оскорблением.

Она сложила вместе половинки и посмотрела на старика:

— А что внутри четвертой печати?

— Не знаю. Все их заказывал владелец печати святого Иоанна. Мне тоже хотелось бы узнать, чего же боится больше всего он сам.

Кэмпион притихла. Ей вдруг стало страшно спросить о том, что она стремилась выведать в течение года.

— Кристофер Эретайн — это человек, которому принадлежит печать святого Иоанна?

— Да. — Лопес продолжал смотреть на нее, голос его был по-прежнему приветлив. — Пришло время узнать все, Кэмпион.