Изменить стиль страницы

Спустя минуту он сказал:

— Честно говоря, я даже не знаю, что чувствую по поводу всего этого, Тесса. Но скажи я, что мне неприятно слышать о чьих-то еще подозрениях в адрес Сэмюеля и церкви, я соврал бы.

— Неплохо.

— Да? — Он не хотел, что бы его вновь упрекнули в том, что он слишком погрузился в размышления, но ничего не мог с собой поделать. — Если Сэмюель хотя бы наполовину такой, как ты сказала, тогда я слегка сомневаюсь в моем собственном контроле, в моих… Как ты это назвала? Щиты? В моей способности не позволить ему ощутить мои мысли. Я не знаю, смогу ли сохранить твой секрет.

— Просто, находясь рядом с ним, старайся сосредоточиться на своих собственных подозрениях. Для него они не секрет, и это вполне может отбить у него желание копаться глубже.

— Копаться? В моем разуме? Господи!

— Ну, если тебе станет легче, мы не уверены, что он способен делать это. Копаться, я имею в виду.

— Мне не становится легче.

— Прости, но послушай, мы все в одной лодке, так или иначе. Мы не знаем, насколько он силен. А что еще хуже, мы не знаем наверняка, какими способностями он обладает. Он — телепат? Может он предвидит будущее? Вероятно, он эмпат? Каков его диапазон? Каковы его пределы? Он может… высасывать энергию из других источником, даже из людей, чтобы зарядить себя, но может ли он направлять ее? Сделать ее оружием? Или он обнаружил какой-то другой способ убивать с помощью разума?

— Господи, — повторил Сойер.

Она кивнула.

— Пугающе, верно? Закон не запрещает то, кем он является и то, что он умеет. Он не использует нож, огнестрельное оружие, удавку, или бейсбольную биту. Насколько мы можем судить, ему не нужно находиться рядом с жертвами. Ему определенно не надо прикасаться к ним. И все же, каким-то образом, он убивает их. Он крадет всю их жизненную энергию способом, который должно быть, невообразимо ужасный и. болезненный

— Почему? Почему он убивает?

— Я не знаю. Но считаю, что он не остановится. Думаю, под угрозой каждый его последователь.

— В Резиденции живет около сотни прихожан.

— Да.

— Люди, которые практически поклоняются ему.

— Не обманывай себя — они действительно поклоняются ему. Он потратил много времени и израсходовал огромное количество энергии, чтобы добиться этого.

— Тогда почему, черт побери, ему этого недостаточно? Чего еще желать — он и так является Богом для своих последователей?

— Может… хочет стать Богом для всего мира.

Сойер глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

— Я очень, очень надеюсь, что ты ошибаешься.

— Я и сама надеюсь на это. Но если посмотришь в учебниках определение лидера культа, то поймешь — он идеально подходит. А для лидера культа всегда, в конечном счете, дело во власти. В контроле над своими последователями. И в способности убедить их, что только он один может вести их к… миру, или к раю, или к некой версии Утопии, Земли Обетованной, да все равно к чему, лишь бы они верили. Пока я не слышала его проповедей, но мне говорили, что он может ловко переходить от «Бог любит Вас» к «Те, кто не понимают, постараются уничтожить Нас».

— Мне говорили то же самое, хотя лично я слышал только версию «Бог любит Вас».

— А ты видел его воздействие на женщин-прихожан?

— Видел. Это жутко. Что бы он с ними не делал… если это и не преступление, то определенно грех перед Богом.

— Это хуже греха.

Она рассказала ему их теорию. Хотя это в значительной степени подтверждало его собственные подозрения, тем не менее, Сойер почувствовал тошноту.

— Черт побери! Значит, он убивает некоторых из них и регулярно… питается другими? Питается сексуальным удовольствием женщин?

— Мы так думаем.

— Чтобы получить энергию?

Тесса кивнула.

— Зачем ему столько энергии?

— Мы не знаем. Может, потому что он много тратит, чтобы контролировать свою паству. Может, запасается… на всякий случай.

— Какой случай?

— Если он параноик, а лидеры культов по большей части ими являются, он должен бояться, что кто-то постарается остановить его. По его мнению, это была бы завершающая битва. Апокалипсис. Армагеддон. Он, возможно, старается укрепить свою власть, силу способностей для этого последнего противостояния с тем, кто попытается атаковать его. Большинство культов рано или поздно разрушаются, и практически всегда потому, что лидер не смог удержать контроль.

— Если он использует так много энергии, даже если только запасает ее, не скажется ли это на его разуме?

— Вероятно. И мы практически уверены, его разум был извращен еще до того, как он стал проповедником. Мы не можем знать, что происходит в его голове, но уверена — это что-то очень плохое.

— Может, его собственные амбиции разрушат его, — сказал Сойер. — Не надо быть доктором, чтобы знать — человеческое тело не предназначено для того, чтобы удерживать слишком много электрической энергии. Что бы ни происходило внутри него, рано или поздно, он взорвется.

* * * *

Утренние медитации всегда были самыми сложными для Сэмюеля, по крайней мере, в эти дни. Он думал, причиной этому было отсутствие возможности зарядиться с утра энергией, но также он знал, что это было частью плана Господа.

Чтобы он оставался покорным.

В это утром, однако, ему пришлось разбираться с маленькой проблемой — Брук — бедное дитя поверило, что может избежать планов, которые были на нее у Бога. Хоть он и был расстроен ее потерей, ее энергия определенно сделала его утреннюю медитацию легче, чем обычно.

Поэтому было не так сложно еще раз погрузиться в свои воспоминания, вновь оживить детство. Медленное, нерешительное принятие Бога в свою жизнь. До тех пор, пока…

В тот невыносимо жаркий июльский день, когда ему было всего тринадцать лет, Господь спустился и коснулся его.

Это случилось посреди нигде — в какой-то сельской местности, где коровы превосходили численностью людей. Во время летней проповеди под шатром, которую вел старый священник — худой, небритый, со жгучими глазами мужчина по имени Мэдокс. Он давно отделился от основного религиозного течения, но чувствовал необходимость проповедовать свою радикальную версию слова Божьего всем, кто слушал.

Днем ранее Сэмюель намеревался пройти мимо этого жалкого подобия города, но листовка, висевшая на столбе электропередачи, привлекла его внимание, и от нечего делать он решил остаться на службу. Он знал, что женщины города часто приносят печенье и пироги, а порой и запеканки, превращая событие в своего рода семейный пикник.

В таких изолированных местах было немного развлечений, и хороший проповедник мог внести оживление в унылый субботний день. А если он действительно был хорош, люди возвращались в воскресенье, возможно даже в большем количестве, выбирая его, как временную альтернативу их более традиционным церквям.

Поэтому Сэмюель послонялся по городу, заработав несколько долларов, убравшись в паре магазинов в центре, и потратив время. Затем поймал попутную машину до большого пастбища, где был установлен старый шатер, края которого из-за жары были подняты и закреплены наверху.

Внутри находилось несколько дюжин складных стульев и скамеек, неровно стоящих на поле с остатками недавно скошенной травы. Кто-то потрудился убрать удобрение, которое покрывало землю под шатром, но удушливый запах коров все равно висел в горячем воздухе.

Мэдокс раздавал плохо напечатанные «программки», которые состояли из единственного листа дешевой бумаги, небрежно свернутого и заполненного маленькими, расплывчатыми буквами. Которые составляли приблизительный текст его проповеди. По крайней мере, ее основные факты. Она была написана не слишком грамотно, зато наполнена пылкой верой.

Сэмюель уселся на шаткий стул сзади. Он обрадовался, увидев, что здесь есть цыпленок и две мясные запеканки, но был огорчен отсутствием печенья. Он слушал, как Мэдокс медленно выдает тираду, направленную против правительственных чиновников и государственных религий. По его словам никто кроме него самого не имел Ответа.