— Это человеческое. И однажды, в конечном счете, наука уловит суть, придумает способ определить, измерить, проанализировать и сделать нас законными.

— Просто это… моему мозгу сложно это охватить.

— Знаю, но придется, — Изабелл подошла к кровати и положила на нее свою ладонь. — И в небе, и в земле, сокрыто больше, Горацио[15]. Привыкайте. На этом урок закончен.

Кивком головы Рэйф принял мягкий упрек:

— О’кей. И все-таки я оставлю за собой право задавать вопросы, если что-нибудь необычное произойдет прямо у меня на глазах.

— Ничего другого я бы и не ждала.

Ее сухой тон вызвал у него слабую улыбку:

— Уловили здесь что-нибудь полезное?

Дотронься до меня здесь… вот так…

Жестче…

Господи, так хорошо тебя ощущать.

Годы практики позволили Изабелл сохранить невозмутимое выражение лица, но под взглядом Рэйфа это вдруг стало трудно сделать. У него были очень темные глаза, и в них было что-то совершенно неопределимое. Она этого не ожидала.

Не ожидала его.

— Здесь она придерживалась нормальной ориентации. Несколько любовников-мужчин в течение нескольких лет. Никаких женщин.

— Так вы думаете, что комната на фотографиях принадлежит ей? Какая-то недвижимость, которой она владела? Изолированное и тайное место для тех… встреч?

— Это кажется возможным. Здесь она вела весьма традиционную жизнь, поэтому очевидно, что ее тайная жизнь проходила обособлено. По-настоящему обособлено: здесь вообще нет ничего секретного. Фактически, я более чем немного удивлена, что Эмили нашла коробку с фотографиями в этой квартире.

— Если только Джейми не рассталась с самой последней любовницей и еще не нашла себе новую подругу. В этом случае, ей, вероятно, необходимо было иметь возможность просматривать эти снимки.

Изабелл улыбнулась:

— Из вас вышел бы хороший психолог-криминалист, составляющий психологические портреты преступников, знаете об этом?

Рэйф довольно сильно удивился:

— Я просто предполагал, и все.

— А чем, по-вашему, занимаются психологи-криминалисты? Мы делаем предположения. В основном, те предположения, которым нас обучали, а для некоторых из нас иногда и экстрасенсорные, но по большому счету это все равно только догадки. Предположение, основанное на опыте, знании преступников и того, как работает их мозг, — такого рода вещи. Хороший психолог-криминалист оказывается прав примерно в 60–75 % случаев, если он или она особенно настроены на конкретный предмет. Хороший экстрасенс с твердым контролем достигает около 40–60 % в лучшем случае.

— Это и ваши показатели?

Она пожала плечами:

— Более или менее.

Он решил не пытаться поймать ее на слове, у него было ощущение, что в этот раз ему не выиграть. Он еще и часа не был знаком с Изабелл Адамс, когда пришел к выводу, что она едва ли позволит сорваться с языка чему-то, что она не хотела бы доводить до его сведения.

Изабелл продолжила:

— Мы должны отыскать коробку или ту комнату. Предпочтительно и то, и другое. Мне необходимо узнать, что чувствовала Джейми по поводу своей тайной жизни, на самом деле чувствовала. А здесь я ничего не улавливаю по этому вопросу.

— Так вы не получили никакого ощущения о тайном спрятанном месте, которое пропустили мои люди?

— Ни малейшего ощущения чего-либо секретного. В смысле, вообще никакого: эта дама знала, как отделить одну свою жизнь от другой. Вот это было ее публичное «я», которое дозволялось видеть миру. Все из себя яркое и сияющее, этакая идеальная картинка. Нам известна ее публичная сторона. Нам необходимо узнать ее тайную сторону.

Рэйф нахмурился, последовав за ней из комнаты:

— Вы полагаете Джейми сделали мишенью из-за ее сексуальных предпочтений? Потому что она была госпожой?

— Я не знаю. Это касается взаимоотношений, в этом я уверена. Каким-то образом все дело во взаимоотношениях. Я с трудом вижу в сексуальности Джейми, или даже в садо-мазо играх, тот самый спусковой механизм, вот и все. Учитывая его историю. Но это единственная утаиваемая вещь в повседневной жизни Джейми, а это значит, что мы должны быть уверены, какое значение имеет этот факт.

— В этом есть смысл.

— Так что нам нужно найти эту комнату. И найти быстро. С тех пор как он убил Тришу Кейн, прошло уже четыре дня, даже если он выжидает полную неделю между убийствами, у нас имеется всего лишь три дня, чтобы найти и остановить его, прежде чем умрет еще одна женщина.

И прежде чем Изабелл перекочует в горячий список, подумал Рэйф, но не произнес этого вслух.

— Вы считаете, он выслеживает ее сейчас? — спросил он вместо этого.

— Он наблюдает за ней. Думает о том, что с ней сделает. Представляет, что будет при этом чувствовать. Предвкушает, — ее удивило, что после всех этих лет и стольких похожих расследований, у нее все еще мурашки по коже бегали.

Но дело было не только в самом факте существования этого убийцы, она знала это. И даже не в том, что он сделал со своими жертвами. Дело было в нем самом. В том, что она ощущала в нем. Что-то испорченное и злое, съежившееся в тенях, ожидающее возможности броситься вперед.

Она почти могла ощущать запах серы.

Почти.

— Изабелл…

— Не сейчас, Рэйф, — впервые в ее немного кривой улыбке появился намек на уязвимость. — Я не готова говорить об этом злобном лице, которое увидела. Не с вами. Еще нет.

— Скажите мне только вот что. Это имеет какое-то отношение к тому, как вы стали экстрасенсом?

— Это имеет самое непосредственное отношение, — ее улыбка скривилась еще больше. — У вселенной очень ироничное чувство юмора, как я заметила. Или возможно ей присуще чувство справедливости. Потому что иногда зло создает инструмент, который поможет уничтожить его.

Черил планировала вернуться в Колумбию[16]  на ночь, особенно после предупреждения Даны, но что-то ее беспокоило. Это доставало ее весь день, постоянно, начиная с того момента, как она заметила это ощущение сегодня ранним утром.

Она оставила своего оператора ждать ее в микроавтобусе и пошла проверить, говоря себе, что она будет в безопасности, ради бога, еще даже не стемнело. Конечно же, говоря себе одно, а чувствуя нечто совершенно другое.

Каждый раз, когда веял легкий ветерок, это ощущалось, словно кто-то прикасается к ней призрачной рукой, и она не один раз ловила себя на том, что оглядывается.

Естественно, там ничего нет. Там никого нет.

Все дело только в ее воображении, вероятно. Потому что в этом не было смысла, если только она не видела того, что, как ей казалось, она видела. Если только это не означало…

Рука дотронулась до ее плеча, и Черил повернулась, задыхаясь:

— О, Господи. Что это вы людей пугаете?

— Разве? Прощу прощения.

— Вы всех людей должны знать…

— Я знаю. Я ведь уже извинился. Что вы здесь делаете?

— Просто следую за предчувствием. Я уверена, что все вы это видели, но мне это покоя не дает, поэтому… я здесь.

— Вам действительно не следовало выходить одной.

— Знаю, знаю. Но я же не блондинка. И терпеть не могу, когда мне что-то докучает. Поэтому мне кажется, риск того стоит.

— И все ради сюжета?

— Ну, — смущенно призналась Черил. — частично из-за этого, конечно. Из-за сюжета. И может быть, чтобы остановить его. Я о том, что было бы так клево, если бы я смогла помочь остановить его.

— Вы на самом деле верите, что ваша интуиция могла бы это сделать?

— Никогда не знаешь наперед. Мне могло бы и повезти.

— Или не повезти.

— Что вы…

— Не блондинка. Но такая же шумная, как и они. И ты расскажешь. Я и правда не могу этого допустить.

Черил увидела нож, но к тому времени, когда понимание происходящего дошло до ее сознания, было уже слишком поздно кричать.

Слишком поздно, чтобы вообще что-то делать.