— В это немного трудно поверить, — произнес, наконец, Рэйф.
— Знаю. Прощу прощения за это, — она извинилась, словно случайно налетела на него в толпе.
Он пристально посмотрел на нее, затем съехал с бордюра и продолжил их путь.
— Итак, худший сценарий, по которому могут развиваться подобные события, если хозяин спятит и закончит жизнь в психбольнице на излечении от психической болезни, которой у него нет?
— Я могу придумать варианты и похуже того, что может случиться, однако да, мы считаем, что такое бывает. Теоретически, если рассудок и дух хозяина действительно слабы, дух-захватчик просто овладеет им. И вы получите человека, у которого будто внезапно развилась абсолютно новая личность, — отозвалась Изабелл, затем произнесла: — Что, полагаю, могло бы объяснить подростковое поведение.
Рэйф не улыбнулся:
— Что происходит с духом хозяина?
— Я не знаю. Мы не знаем. Ослабевает, наверное, как неиспользуемая конечность. Изгоняется и уходит к тому, что нас всех ждет, когда мы покидаем эту мирскую суету, — Изабелл вздохнула. — Пограничная территория, помните? У нас много теорий, Рэйф. Мы можем рассказать о личном опыте, о военных историях. Есть даже несколько свидетельств людей без экстрасенсорных способностей, возможно к тому же далеко не благожелательно к нам настроенных, давших показания о вещах, которые они видели и слышали. Но научных данных, чтобы подкрепить наши теории доказательствами? Не так уж много. Большинство из нас верит, потому что приходится. Потому что это мы переживаем паранормальное. Трудно отрицать то, что является частью твоей повседневной жизни.
— А остальным приходится принимать это на веру.
— К сожалению. Не раньше, чем вы сами близко встретитесь с паранормальным.
— Я бы предпочел не встречаться.
Улыбка Изабелл немного скривилась:
— Да. Что ж, давайте надеяться, что ваше желание исполнится. Но не рассчитывайте на это. Может быть, присутствие нас, экстрасенсов, притягивает и фокусирует энергию, тем не менее, люди вокруг нас имеют тенденцию испытывать вещи, о которых они даже не представляли раньше. Честно предупреждаю.
— Вы все продолжаете меня предупреждать.
— Я продолжаю пытаться.
Наступила очередь Рэйфа вздыхать, но он только сказал:
— Ранее вы сделали различие между духом и — как вы это назвали? — бестелесной силой. Что это, к чертям собачьим, означает?
— Зло.
Он подождал мгновение, затем спросил:
— Зло как…?
— Как сила, противопоставляемая добру, отрицательное в противовес положительному. Как хрупкое равновесие природы, вселенной как таковой. И как худшее, что вы можете себе представить, дышащее серой, с горящими красными глазами, прямо-из-адского-пекла зло.
— Вы ведь не серьезно?
Когда он посмотрел на нее, то обнаружил в ее зеленых глазах что-то старше и мудрее, чем когда-либо могло отражаться в глазах женщины. Чем могло отражаться в глазах любого человека.
— Разве вы не знаете, Рэйф? Неужели вы даже не допускаете такой возможности? Зло реально. Его присутствие осязаемо и зримо, когда оно того хочет. У него даже есть лицо. Поверьте, я знаю. Я видела его.
У Алана было четкое намерение передать записку Рэйфу и федеральным агентам. Но не сию минуту. Конечно, он не заблуждался на этот счет. Он сделал копию, а оригинал положил в чистую пластиковую коробочку для диска, чтобы защитить его. А затем долго сидел, уставившись на записку. На слова. Стараясь понять, что пытался сказать ему автор.
И пытаясь решить, был ли автор убийцей.
Вопреки своей иногда провокационной позиции в печати, Алан не являлся фанатом теорий заговоров, поэтому его естественным побуждением было поверить в то, что записку написал убийца. Это было самым простым объяснением и имело для него смысл. Что смысла не имело, так это предположение о том, что кто-то в городе знал, кто убийца, и не сделал ничего, чтобы остановить его.
Если только этот кто-то не был очень, очень напуган.
И если дело в этом… как мог Алан выманить его или ее из укрытия?
Вот это была бы удача. Ну и убийства прекратились бы, конечно.
Но как заставить этого человека, если он или она существуют, появиться?
Размышляя над этим вопросом, Адам оставил оригинал надежно запертым в своем столе, однако, покидая офис — немного раньше на этот раз — в конце дня, копию прихватил с собой. Прямиком домой он не пошел, а остановился возле здания муниципалитета, ставшего неофициальным местом сбора представителей масс-медиа.
Довольно много журналистов болталось поблизости, но большая их часть общалась одной компанией, приняв расслабленные позы, вызванные дедлайном [14] прошедших шестичасовых новостей. Давление спало, по крайней мере, для большинства из них и на данный момент.
Дана Эрли, единственная блондинка в этой толпе, была также самой заметно напряженной. Ее можно было понять. К тому же она единственная из телерепортеров по-прежнему оставалась сегодня здесь и не отпускала от себя своего оператора.
Алан сомневался, что причина была в том, что ей нравился парень: тощий, явно скучный и выглядевший примерно на семнадцать лет.
Из него хоть какая-то защита, подумал Алан.
— Что-то ты выглядишь чересчур самодовольным, — обратилась к нему Дана. — Что ты знаешь такого, чего остальные из нас не знают?
— О, да ладно тебе, Дана. Думаешь, я хочу, чтобы «Колумбия ТВ» обскакала меня?
Ее брови исчезли под челкой:
— Обскакала тебя? Это каких же старых фильмов ты насмотрелся?
Не поддаваясь на провокацию, Алан просто ответил:
— Скоро стемнеет. Мне кажется, будь я блондинистой тележурналистикой, я бы захотел оказаться в доме. За закрытой дверью. С оружием. Или хотя бы с мускульной силой, — он язвительно посмотрел на оператора.
— Слышала, у тебя есть собственные мускулы, — резко возразила она. — Полицейские мускулы. Спишь с копом, Алан?
— Даже если и сплю, едва ли это достойная освещения новость, — сухо произнес он, не показывая внешних признаков внутреннего содрогания. Мэллори не понравится, если эта новость станет общим достоянием, черт побери. — Если только ваша станция не предпочитает низкопробные сплетни реальным новостям.
— Не нужно говорить так высокомерно. Ты был первым газетчиком, использовавшим термин «серийный убийца», и хотел ты того или нет, в твоей статье он прозвучал радостно и возбужденно.
— Ничего подобного, — он вдруг поймал себя на том, что горячо возражает.
— Иди и перечитай, — она заправила выбившуюся прядь белокурых волос за ухо, нежно улыбнувшись ему, и направилась к репортеру журнала, отправленному сюда изучать серийные убийства.
— А, вот и ты, Алан.
Он вздрогнул и неодобрительно посмотрел на Пейдж Гилберт, протягивавшую ему салфетку.
— Господи, не подкрадывайся так к людям. А это еще что такое?
— Я подумала, что она может тебе пригодиться. Стереть плевок с твоего глаза.
Всего лишь на мгновение он был полностью сбит с толку, но потом проследил взглядом за Даной и нахмурился, снова посмотрев на радиожурналистку:
— Ха-ха. Она вела себя так надменно, только потому, что является говорящей головой в шестичасовых новостях.
— Сегодня не была, — проворчала Пейдж.
— Нам всем почти нечего было сегодня сообщать, — напомнил он ей.
— Верно. Но ты с тем же успехом мог бы вымазать рот перьями съеденной канарейки. Давай, Алан, выкладывай. Ты же знаешь, мы все равно раскопаем рано или поздно.
Алан мысленно сделал себе на будущее пометку перестать играть в покер с Рэйфом и несколькими их друзьями: очевидно, именно по причине серьезной нехватки «непроницаемого лица» он и проиграл им столько воображаемых денег.
— На сегодня я закончил, — проинформировал он Пейдж. — И пусть это твой первый по-настоящему серьезный сюжет, если хочешь совет от ветерана, то тебе следует отправиться домой и к тому же выспаться как следует. Никогда не знаешь, когда получишь тот самый звонок, который вытащит тебя из постели в два часа ночи.
14
Дедлайн (deadline англ.) — истекший крайний срок.