— Поначалу это трудно принять, — добавил он, — но скажи мне вот что, доктор. Ты играешь в гольф?

— Да, — ответил капитан Пинкхэм, — но давно не практиковался.

— Тогда объясню на его примере, — сказал Ястреб. — На этом поле нашей главной целью является «пар» хирургия. «Пар» — это живой пациент. Мы не машем долго клюшками над мячом прицениваясь: если нам хоть коленками, хоть чем надо забить мяч в лунку чтобы сделать «пар», мы именно так и сделаем.

— С этим не могу поспорить, — сказал капитан Пинкхэм.

— Хорошо, — сказал Ястреб. — Заходи в Болото на рюмочку.

Естественно, полковник Блэйк был более чем доволен. Он не просто выдумал проект, который хотя бы частично занял капитанов Форреста и Пирса на протяжении последних нескольких месяцев. Эта идея явно пошла на пользу капитанам Пинкхэму и Расселу. Он организовал у себя что-то вроде клиники с ординатурой. Потом капитан Пинкхэм нанес визит полковнику Блэйку, а полковник Блэйк нанес визит капитану Пирсу.

— Выпей, Генри, — предложил Ястреб.

— Ага, — сказал Дюк, — присоединяйся.

— Нет, спасибо, — сказал Генри. — Как дела?

— Хорошо, — ответил Дюк. — Теперь нам можно домой?

— Нет, — ответил Генри. — Вот что меня волнует, это как себя ведет капитан Пинкхэм в последнее время.

— Хорошо, — сказал Ястреб, — хоть в последние дни мне казалось, что я его начал утомлять.

— У него проблемы, — сказал Генри.

— У всех проблемы, — отпарировал Ястреб.

— Не такие, — сказал Генри.

— Что с ним не так? — вклинился Дюк.

— Его жена, — сказал Генри.

— Не повезло, — сказал Ястреб, — но ведь это он на ней женат, а не ты. Так почему он тебя волнует.

— Ага, — сказал Дюк.

— С тех пор как он прибыл сюда, — сказал Генри, — он получает от жены письма, где она говорит, что не может жить с его родителями, что ей кажется, что ребенок болен, а доктору так не кажется, и почему бы ему не вернуться и не избавить ее от проблем. Чертова дура думает, что парень может легко свалить отсюда в любое время, когда ей приспичит.

Двое Болотников молчали. Генри переводил взгляд с одного на другого.

— Давайте, ребята, — сказал он. — Вы всегда что-нибудь придумываете. Что мне делать, черт побери? Не думаю, что меня сюда прислали заправлять детским садом.

— Эт-та, будь я на твоем месте, — сказал Дюк, — я бы ничего и не делал.

— Конечно, — сказал Генри. — Вам легко говорить, но я же тут госпиталем заведую, а вы сами в курсе, как трудно найти замену и заодно держать в форме тех, кто уже есть. Этот парень только стал втягиваться в процесс, а на этой неделе он получил целых четыре письма, все о том же, но каждое хуже предыдущего. Она его с ума сведет.

— Ну, я не знаю, — ответил Ястреб.

— Я тоже, — сказал Дюк.

— Большое спасибо, — буркнул Генри, уходя.

На следующий день капитан Пинкхэм получил еще одно письмо от жены. Еще более безысходное. На этот раз он никому о нем не сказал, а в 2 часа ночи Ястребу, наблюдавшему за капитаном, стало понятно, что Пинкхэм старается сконцентрироваться на работе, но у него ничего не выходит. Между операциями он переговорил с Дюком и они привели капитана Пинкхэма в Болото, дали ему пива и спросили:

— В чем проблема? Мы можем помочь?

Капитан Пинкхэм показал им письмо. Прочитав его, они проводили капитана в свою палатку, дали ему снотворное и сказали:

— Спи, и не переживай о работе.

На следующий день капитан Пинкхэм проснулся, все еще проткнутый вилами проблемы, которую смог бы вынести лишь человек с железными нервами. А у капитана Пинкхэма не было железных нервов. Два дня спустя, ко всеобщему облегчению, пришло спасение. Оно пришло к полковнику Блэйку через Красный Крест и Армейское ведомство в виде приказа экстренно отозвать капитана Пинкхэма домой. Его жена рехнулась и ее поместили в частную психиатрическую клинику.

Два хирурга из Болота обнаружили, что утратили капитана Пинкхэма, показавшего себя старательным и способным учеником, и теперь были особенно милы с капитаном Расселом, скучавшим по приятелю еще больше. Между собой парочка перешептывалась, как бы они справились с такой бедой, случись она с ними, но оба сомневались. Они возблагодарили судьбу за жён, не достававших их на расстоянии 9000 миль, сели и написали одинаковые письма:

«Дорогая.

Я тебя люблю. Ты мне нужна. Надеюсь, ты меня любишь и ждешь. Если да, то через две недели я могу быть в твоем распоряжении. Просто следуй этим простым инструкциям:

1. Сойди с ума.

2. Извести об этом Красный Крест.

Люблю…

15

Шли дни, прошли Рождество и Новый Год. На Рождество Красный Даго провел четыре богослужения в ближайших частях, еще одну в дурдоме имени Янки Дудля, где также устроил службу для представителей всех вероисповеданий. После этого он устроил праздничный вечер в столовой, где в красных одеждах и с белой бородой Волмер ― сержант-снабженец и центровой из Небраски, привязав к животу туда, где когда-то прятал футбольный мяч, подушку, раздавал одежду, сигареты и фрукты толпе корейских «домоводов» под аплодисменты своих благодетелей из числа персонала 4077 МЭШ.

На ужин в оба праздника Мама-Дорогая подавал великолепные блюда. Мамочка, все еще будучи президентом Бруклинско-Манхэттонской Компании Уцененных Памятников и Достопримечательностей, проворачивал делишки с белыми из южных Штатов, и пребывал в благодушном настроении. На время осеннего периода бизнес немного затих, но начало праздников вызвало такую лихорадку покупок подарков, что Мамочке даже удалось сбагрить парочку позиций, спроса на которые вообще не было.

Первой из этих позиций был Памятник Солдатам и Морякам на пересечении 89 улицы и Риверсайд Драйв. Его купил рядовой первого класса из Ходжа, штата Алабама, пославший почтовую карточку с изображением Памятника своей невесте и с надписью на обороте:

«Милая,

Я тока шо купил это для тебя. Эта даставят в течении нескальких недель. Паставь эта на своем задним дваре а кагда мы паженимся, я вызаву Палея памочь отащить эта в наш дом.

С Раждеством. Твой друк и будуший муш».

Его друг и земляк из соседнего городка Даттон купил Пятую Авеню (вид на север с сорок пятой улицы) в качестве сюрприза для отца. На обороте карточки выпуска примерно 1934 года, он написал:

«Па,

С Рождиством. Я тебе купил эту улетсу. Все машыны, что ты тама видишь, старые, так што я думаю, ты могешь отагнать их в гаражь и наконетс заняться любимым делом. Я памагу, кагда вернусь. Еще раз с Рождиством».

После праздников время для Ястреба и Дюка тащилось медленно. 4077-й был умеренно занят, так что без дела не сидели. Когда возникали опасения, что хирурги засиделись (а Генри все еще имел пунктик насчет клиники с ординатурой), он выгонял своих пастухов вместе с отарой неопытных коллег на пастбища мясо-хирургии. Длилось все это до одной ранней февральской ночи, когда он вошел в Болото, смел снег с ботинок, налил себе большой бокал скотча, устроился поудобнее на одной из коек и заявил капитанам Форресту и Пирсу: