Озадаченные бояре послали в крепость оглана Худай-Кула и кн. Бурнаша спросить, почему казанцы изменили, а также уверить, что русские никакого зла никому не причинят. Казанцы ответили, что жители боятся резни, слушать объяснений не пожелали и выпустили оглана Худай-Кула и кн. Бурнаша с ответом из крепости. Русские неоднократно пытались начинать переговоры — "много было ссылок и речей с ними", но не добились никаких результатов: "видят воеводы, что добраго дела нет". Тогда наместник приказал арестовать оглана Худай-Кула, князя Алимана с сыном, кн. Шамсю, кн. Чуру Кадыева, удельного Арского князя Богдана,[224] кн. Хан-Кильды и других видных лиц, а также всех прежних заложников. Воеводы стояли у ворот весь день и переночевали в посаде. Утром переговоры возобновились и продолжались до полудня без всякого результата: князь Чапкун решил не сдавать Казань русским без боя. Русские стрельцы и имущество воевод, присланные в Казань, были задержаны в крепости.

Видя безнадежность своего предприятия, кн. С. И. Микулинский решил возвратиться в Свияжск. Русским не оставалось делать ничего другого — брать крепость силой они не могли, и нареченный наместник с немалым конфузом вернулся обратно, однако на прощанье русские ни посада не сожгли, никого не убили и не разграбили — "ни одному человеку лихо не учинили", так как все еще надеялись на соглашение — "чаяли сделки". По возвращении русских в Свияжск, все арестованные казанцы были заключены в тюрьму.

Проект унии рухнул. Присоединить казанское ханство к русскому государству добровольно, мирным путем, русским не удалось. Казанцы в последний момент не пожелали покончить со своей независимостью, и свобода была спасена. Этот порыв не мог изменить соотношения сил между обоими государствами, и, как впоследствии оказалось, лишь отсрочил, но не предотвратил падения Казанского ханства. То, что не смогло произойти добровольно, через 7 месяцев совершилось насильственно, но последствия новой войны были ужасны, и судьба казанского народа оказалась несравненно более тяжкой. Уния не[144] состоялась, и казанцам пришлось заплатить за это страшной ценой…

В тот день, когда казанцам предстояло расстаться навеки со своей независимостью, среди них царило, несомненно, крайне тяжелое, подавленное настроение. То спокойствие, о котором говорили русские донесения, было насыщено мрачною жутью и не предвещало ничего хорошего. И в этот самый момент нашлись безумные смельчаки, которые ощутили в себе достаточно силы, чтобы бросить в народ горячий призыв к спасению, и народ мгновенно воспламенился, увидев неожиданный выход из безнадежного положения.

Переворот был произведен с поразительным хладнокровием. С суровой решимостью три смельчака испросили позволения ехать вперед, ничем не возбудили подозрения, доскакали до города и в течение нескольких минут, пока иностранный наместник приближался по двухверстной равнине, лежавшей между городом и Бежбалдой, они успели захлопнуть ворота, ворваться в город, возбудить народ, и никто не догадался арестовать этих безумцев. Русские растерялись от неожиданности. Иван Черемисинов совершил непростительную ошибку, побоявшись остаться в крепости среди возбужденной толпы и выехав навстречу наместнику. Бояре, слишком уверенные в том, что через несколько минут русский наместник вступит хозяином в ханский дворец, оказались совершенно сбитыми с толку и не сумели ничего предпринять.

Герои переворота были обязаны своей удачей многим причинам — своей решимости и искренности порыва, самонадеянности русских и их растерянности, но больше всего, конечно, тому, что они угадали народное настроение и сумели воспламенить упавших духом казанцев. Тот момент, когда сердца дрогнули и вспыхнули любовью к отчизне, воля же была достаточно крепкою, чтобы сдержать громадный порыв, и чтобы в иностранного наместника, стоявшего перед воротами не было сделано ни единого выстрела — поистине является одним из величайших моментов казанской истории. Как бы велики ни были упреки казанцев в недостатке патриотизма, и в том, что общественные группы в ожесточенной борьбе за свои интересы оказались неспособными возвыситься до сознания общегосударственной пользы, одного этого момента достаточно для того, чтобы оправдать казанский народ и снять с него упрек в отсутствии национального чувства. Казанцы могли справедливо гордиться геройским подвигом этих людей, спасших независимость своей родины. [145]

Состязание упорной решимости и ликующей самоуверенности, происходившее между казанцами и русскими пред запертыми крепостными воротами, окончилось в пользу решимости. Никто не пытался сломить оружием горсть храбрецов, и наместник не отдал приказа идти на приступ. Борьба решилась без пролития крови, и самонадеянность русских разбилась о моральную стойкость казанцев. Это была огромная моральная победа казанцев над русскими, но изумленные и разочарованные русские воеводы нашли в себе достаточно благоразумия, чтобы отступить, не причинивши бесполезного вреда беззащитным казанцам, жившим в посаде.

Добровольное подчинение казанцев России не состоялось, и попытка казанских князей войти в соглашение с иностранцами неожиданно провалилась. А сами князья оказались у русских в тюрьме. На смену унывавшего и малодушного, не отличавшегося благоразумием правительства Худай-Кула, в Казани было образовано новое правительство, полное пламенного патриотизма и энергично выхватившее из рук иностранцев инициативу. Во главе правительства стал князь Чапкун Отучев. Своей задачей оно поставило спасение независимости и национальную оборону.

После бескровной победы над русскими и удаления нареченного наместника от Казани, русские стрельцы и другие лица, оказавшиеся в городе в момент переворота — "Пунков с товарищи", всего 180 человек, были убиты. Привезенную в ханский дворец "рухлядь воеводскую" казанцы поделили между собою. Правительство немедленно занялось вопросом об избрании хана, и на престол был приглашен астраханский царевич Ядыгар-Мухаммед, живший в Ногайском княжестве; к нему было тотчас же снаряжено посольство.

Правительство Чапкуна Отучева решило перейти к наступательным действиям, с целью выгнать русских с горной стороны, из пределов Казанского ханства. Сначала казанцы потерпели неудачу — отряд князя Шах-Чуры и мурзы Шамая был разбит, и предводители его, попавшие в плен, были русскими казнены, но затем вся горная сторона отложилась от русских, и только Свияжск остался у них в руках.

Московское правительство не растерялось, увидев, что почти все результаты его годичных усилий свелись к нулю. По-прежнему политическая программа оставалась невыполненною: казанский престол был предоставлен[146] враждебному хану, горная сторона воссоединилась с Казанью, и из всех приобретений русские удержали только Свияжск да освобожденных из плена невольников. Общее же положение и реальное соотношение сил изменилось в пользу казанцев, так как вместо прежних слабых правительств теперь заступило активное правительство Чапкуна. Приходилось снова начинать блокаду речных путей, и так как нельзя уже было надеяться на добровольное присоединение Казанского ханства к России, правительство стало готовиться к серьезной войне.

Немедленно по открытии навигации, русскими была возобновлена оккупация речных путей и установлена блокада Казани; заставы были поставлены, как и в предыдущем году, по берегам Волги, — Камы и Вятки. В Свияжск были немедленно двинуты оборонительная артиллерия и обширный запас продовольствия, из которого должно было отпускаться снабжение всем оккупационным отрядам.

Русские донесения гласили: "Все изменили горние люди, а сложились с Казанью". Казанцы захватили на лугах у Свияжска стада, привезенные русскими для заготовки питания; посланная в погоню сотня казаков потеряла 70 человек, вооруженных пищалями. В Свияжске вспыхнула цинготная эпидемия. Казачий отряд из 30 человек, ехавший в Свияжск за продовольствием для главной камской заставы, попал в плен к казанцам и был доставлен в столицу, где все пленники были убиты. На Каме русские прозевали хана Ядыгара, который незаметно переправился через реку, благополучно приехал в Казань и занял ханский престол.