О растущем значении разведки в РОА говорит создание в начале 1945 года в „Охотничьем домике“ под Мариенбадом разведывательной школы РОА под руководством одного из самых талантливых офицеров разведки старшего лейтенанта Еленева. В советской трактовке эта школа, предназначенная для подготовки разведчиков и агентов, главным образом, в области тактики, выглядит опасным центром шпионажа, диверсий, террора и даже подготовки восстания в тылу советской армии — последнее обвинение предъявили лично Власову. Именно существование этой школы Военная коллегия Верховного Суда СССР рассматривала как особо тяжкий пункт обвинения, хотя в советской армии военная разведка считается законным и почетным родом войск, а практическая подготовка в „Охотничьем домике“ вряд ли сильно отличалась от обучения в соответствующих советских учреждениях. Более того, школа по своей структуре напоминала советское учебное заведение. Кроме царившего здесь духа, все в ней было советским: курсанты носили советскую форму и советские ордена и медали, называли друг друга „товарищ“ вместо принятого в РОА „господин“, читали советские книги и газеты, слушали советское радио и даже питались по порядку, заведенному в Красной армии. Курсанты изучали ориентирование по карте и картографию, методы сбора и передачи разведданных, советские уставы, учились пользоваться автомашинами, оружием и радиопередатчиками советского производства, учились обращаться со взрывчатыми веществами и т.д. 11 марта 1945 года в школу по случаю выпуска первых двадцати человек приехали Власов и генерал-майор Мальцев. Власов обратился к выпускникам с речью, в которой еще раз подчеркнул значение военной разведки. Он сказал:

Лишь те немногие, кто безраздельно предан идеям Освободительного движения и готов нести все тяготы этой чрезвычайно важной в условиях войны работы, достойны почетного звания разведчика РОА. Освобожденная от большевизма Россия никогда не забудет их подвигов.

Группа была самолетами переброшена за линию фронта с заданием организовать совместно с антисоветским движением сопротивления борьбу против советской армии. С большим трудом удалось достать 20 тысяч литров бензина, необходимых для проведения этой акции. Есть также сведения, что подобные группы не раз водил через линию фронта разведчик старший лейтенант Тулинов, причем они несли большие потери. При формировании офицерского корпуса, так же как и при создании военной юридической службы и военной разведки, русские руководствовались собственными представлениями. Офицер Освободительной армии определялся как представитель новой России в „европейском обществе“ и отличался от своих товарищей в добровольческих соединениях, находившихся под немецким командованием. Это был не просто военный специалист, овладевший своим делом, но еще и русский патриот, преданный идеалам освободительной борьбы, своему народу и отечеству. В опубликованной в 1945 году брошюре „Воин РОА. Этика, облик, поведение“первым из качеств офицера называется выдвинутое Суворовым требование абсолютной честности на службе и в личной жизни. В отношении к подчиненным за образец принимается распространенный в старой русской армии тип „отца-командира“, который личным примером, справедливостью и отеческой заботой завоевывает уважение и любовь солдат. Офицер РОА не имеет права унижать достоинство своих подчиненных или других людей. Стоит упомянуть еще один пункт: офицер РОА обязан щадить мирных жителей, уважать их национальные и религиозные чувства, быть великодушным к побежденному противнику. Под редакцией генерал-майора Трухина к декабрю 1944 года было разработано положение о прохождении службы офицерами и военными чиновниками РОА, о котором мы можем судить по отзывам полковников Боярского и Меандрова. Согласно этому положению, в военное время при присвоении званий от прапорщика до предложенного Боярским звания генерала армии следовало исходить только из достижений данного офицера, а не из принципа старшинства по службе, при этом заслуги на фронте должны были оцениваться выше, чем в тылу. Следовало различать звание и должность и учитывать звания, полученные в Красной армии. Таким образом, методы назначения и продвижения офицеров тоже свидетельствуют о своеобразии и самостоятельности Освободительной армии.

До 1944 года назначением и продвижением офицеров занимался Кестринг, немецкий генерал добровольческих соединений, и он под собственную ответственность мог назначать лишь „соотечественников“ (фольксдойчей), то есть в случае СССР — выходцев из прибалтийских республик. В отношении летчиков соответствующие функции выполнял инспектор по иностранным кадрам Люфтваффе „Восток“. Исходя из „личных качеств, военных заслуг и политической надежности“, офицеру присваивалось определенное звание внутри данного добровольческого соединения (в большинстве случаев соответствующее его званию в Красной армии), а отдел кадров армии или Люфтваффе разрешал ему носить немецкую форму с соответствующими знаками различия. После того, как в сентябре 1944 года рейх признал Русское освободительное движение, был временно установлен порядок, по которому русские подавали представления для офицеров формирующейся РОА генералу добровольческих соединений. Наконец, 28 января 1945 года сам Власов получил право как главнокомандующий ВС КОНР назначать офицеров в подчиненные ему формирования по собственному усмотрению, определять их звание и повышать их. Однако имелись некоторые ограничения, свидетельствующие о том, что немцы все еще цеплялись за последнюю возможность контроля над Власовым. Например, для продвижения генералов — или присвоения генеральского звания — требовалось получить через ОКВ согласие начальника Главного управления СС. Как и раньше, кроме данного теперь Власову права на присвоение очередного звания была необходима еще и санкция на присвоение немецких знаков различия, которые распределял отдел кадров армии по поручению генерала добровольческих соединений и отдел кадров Люфтваффе по поручению тогдашнего инспектора по восточным кадрам Люфтваффе. Это условие, вызванное требованием соблюдения известных правил равенства, оставалось в силе лишь до тех пор, пока солдаты РОА носили немецкие знаки различия. Русская сторона предпринимала усилия вернуть в Освободительной армии русские погоны, введенные еще в 1943 году в тогдашних Восточных войсках, но замененные затем немецкими. Заметим, кстати, что это был единственный пункт, в котором пожелания русских были созвучны устремлениям Гитлера, 27 января 1945 года высказавшегося против выдачи власовцам немецкой формы.

На практике, однако, продвижение офицеров уже тогда производилось исключительно так, как того желали русские. Организованная при штабе армии квалификационная комиссия под началом майора Демского определяла звание новоприбывших офицеров. Назначения младших офицеров производились генерал-майором Трухиным совместно с начальником отдела кадров штаба полковником Поздняковым, а вопрос о назначении штабных офицеров решался генералом Власовым совместно с Трухиным и Поздняковым. У нас нет сведений о возражениях немецкой стороны. Так, например, начальник Главного управления СС, обергруппенфюрер Бергер, пытавшийся, как и его представитель у Власова оберфюрер СС доктор Крегер, поддержать Освободительное движение, в феврале-марте 1945 года безоговорочно согласился на предоставление полковникам В. И. Боярскому, С. К. Буняченко, И. Н. Кононову, В. И. Мальцеву, М. А. Меандрову, М. М. Шаповалову и Г. А. Звереву звания генерал-майора. Что до остальных офицеров, то дружеское взаимопонимание, установившееся между полковником Поздняковым и капитаном Унгерманном, ответственным за личные дела в штабе генерала добровольческих соединений, служило гарантией доброжелательного отношения к запросам русских.