Ребенок так дернулся, что Люси чуть не выронила его из рук. Раст сжалился:

— Отнеси Малявку в дом, Фрици умеет с ней справляться.

Он мгновенно понял, что совершил промах, Ее глаза сверкнули поверх головы ребенка.

— Я прекрасно сама справлюсь, — огрызнулась она.

Раст не собирался ее обижать и примирительно сказал:

— Как хочешь.

Тут его мерин решил окликнуть приятеля на дальнем конце пастбища. От громкого ржания Малявка подпрыгнула, вытаращила глаза и заверещала. Личико покраснело, и слезы покатились по круглым щечкам.

— Раст, ну разве так можно?! — возмущенно сказала Люси и прижала к себе малютку, защищая.

Можно подумать, это он велел проклятой скотине заржать.

— Я ничего не сделал, — сказал он.

— Надо было остановить его, когда он собрался заржать.

— Не знаю как, — промямлил он. Ребенок надрывался от крика, — Извини.

— А что, ее так и зовут — Малявка? — спросила Люси, стараясь перекричать вопли.

Он пожал плечами и занял оборонительную позицию.

— Мы называем ее Малявка, я не знаю, что написано в свидетельстве о рождении, если таковое имеется.

— Что, у нее нет имени?! Как можно! — Люси гладила ребенка по головке. — Успокойся, мы идем домой. — На прощанье она одарила его таким взглядом, что он невольно поежился.

Раст поскреб щетину на щеках. Она права. Ребенку давно нужно было дать имя. Он все время думал, что успеется. Как незаметно пролетели шесть месяцев!

Люси удалялась, и, казалось, даже ее бедра в новеньких синих джинсах колыхались укоризненно. Крик Малявки затих.

Раст смотрел вслед, сбитый с толку собственной реакцией. Только что он с чувством превосходства смеялся над Люси, а она в минуту его срезала. Как это у нее получилось?

Люси с трудом подавила разочарование, когда Раст забрал свою тарелку и ушел в кабинет, захлопнув за собой дверь. Он оставался взаперти весь вечер.

Фрици заявила, что она будет есть только после окончания ее любимого ток-шоу по телевизору, в половине двенадцатого. Поскольку экономка в шесть часов покормила ребенка и уложила спать, Люси осталась за столом в одиночестве.

Она приуныла: ужин не удался. Совсем не так она представляла себе «семейное» застолье. Тем не менее курица была вкусная, и она ее ела, глядя на пустую комнату. Она твердо решила слегка изменить порядки в «Лейзи С».

На нее надвигалось мужское лицо. Оно было перекошено яростью, черты застыли в злобной, агрессивной маске. Он на нее рычит: «Сука!»

— Нет, — съежившись, кричит Люси, — не говори так! Прости… Пожалуйста… Мужчина игнорирует ее слова.

— Тупица — вот ты кто! Без меня ты ничто! Ноль! Знали бы люди, как ты бестолкова даже в простейших делах, вот бы посмеялись!

Люси чувствует, как ее затягивает черная пустота отчаяния и страдания.

— Я в следующий раз постараюсь, — слабо защищается она, зная, что это бесполезно. — В следующий раз я не сожгу тосты. Я буду стоять возле тостера и смотреть не отрываясь. Больше такое не повторится.

— Даже это не можешь сделать толком! Ты бесполезная тварь!

— Пожалуйста, перестань, — всхлипывает она, плач переходит в громкий стон. — Пожалуйста…

— Люси… — настойчиво повторял другой голос, — Люси, проснись.

Она разом проснулась, ничего не понимая. Сердце бешено колотилось. Тело было покрыто потом, даже ночная рубашка прилипла. Она рывком села, вытаращив глаза. Люси не понимала, где она. Чужая темная комната, чужая кровать.

— Люси, — успокаивал ее другой голос, — у тебя был страшный сон, но теперь все хорошо. Просыпайся. — Ее обняли сильные руки. Странно, но в них не было угрозы, они были нежные, отцовские. Ласковые.

Злобное лицо растаяло. Она узнала голос. Раст сидел на кровати, гладил ее по спине, похлопывал, успокаивая. Он был в одних пижамных брюках, ее щека касалась теплой груди. В комнате было темно.

Люси напряглась. Раст?

Она окончательно проснулась и огляделась. На часах возле кровати светились цифры — 12:03. Полночь. Такое всегда случалось в полночь. По непонятной причине Кеннет заводился в полночь. Она задрожала.

— Все хорошо, — ворковал Раст, прижимая ее к груди и покачивая. У него были добрые, надежные руки. Она прильнула к теплой коже, мощным мышцам. — Бука ушел.

Бука. Страшилка для малышей. Только ведь она уже взрослая, а ее бука — вполне реальный человек.

Горло перехватила боль. Она поняла, что вся трясется как в лихорадке.

Из глаз хлынули слезы; она уткнулась в шею Раста, туда, где колючую щетину сменяла мягкая кожа над ключицей. Захлебываясь рыданиями, Люси цеплялась за мужчину, способного дать утешение. Когда же это кончится, в отчаянии думала она, когда се оставит наконец этот бука?

Глава 3

— Это был Кеннет, — тихо сказал Раст. — Кеннет сотворил с тобой такое.

Все еще не придя в себя, Люси помотала головой, и волосы упали ей на глаза.

— Я не хочу об этом говорить…

— Он бил тебя? — Хотя Раст говорил тихо, голос его грохотал, как у мятежника, зовущего к бунту.

— Нет… не бил. Он говорил… это было хуже побоев.

Он в замешательстве поднял голову.

— Муж говорил тебе гадости и поэтому у тебя ночные кошмары?

Пытаясь справиться с плачем, она прерывисто вздохнула.

— Я знаю, это трудно понять, трудно объяснить. — Ей не хотелось выглядеть чувствительной барышней. Она ни с кем об этом не говорила, только с психотерапевтом, и то было нелегко. Она не собиралась раскрывать душу перед Растом. Он не поймет. Никто не поймет. Никто не сможет понять, почему она столько лет продолжала жить с Кеннетом.

— Люси…

— Раст, пожалуйста, не надо. Я не могу…

Лунный свет прорезал глубокие тени на лице Раста. В темноте карие глаза стали почти черными и пронизывающими.

Какие у него широкие плечи, мощная грудь, стальной живот. Ни один мужчина не держал ее в руках так долго. Она не позволяла — не хотела, уж тем более — полураздетому мужчине. Люси закрыла глаза.

Большими руками он гладил ее руку от плеча до запястья. Ладони были мозолистые, она чувствовала их всей кожей. Новое потрясение — она вдруг поняла, что Раст ее ласкает. Раст — и ласкает?

Он ее изучал; Люси чувствовала, как мысленно он задает вопросы, на которые она не может дать ответ. Не дала бы, даже если б знала. Она надеялась, что он ее не видит, потому что она сидит спиной к окну.

— Не хочешь о нем говорить со мной, да? Ну хотя бы расскажи, что с ним произошло, почему он умер? — Прежде чем она ответила, он сжал ее и хрипло сказал:

— Я не буду осуждать, если ты к этому причастна.

Люси глубоко вздохнула.

— Господи, нет. Виновато сердце. У него был врожденный порок. От того же умерли его отец и брат.

Раст с жестоким безразличием пожал плечами.

— По крайней мере он перестал тебя пугать. Она опустила голову.

— Наверное, мне нужно поблагодарить тебя за то, что ты пришел… Я шумела?

— Если можно назвать шумом мучительный стон, который перебудил народ на десять миль вокруг ранчо, то да, ты шумела.

— Извини, я не хотела.

— Да что ты говоришь! — Он скорчил саркастическую гримасу. — Ты не хотела увидеть страшный сон, проснуться в поту, дрожать и плакать? Никогда не поверю.

Раст встал; показалось ли ей, или ему и вправду не хотелось уходить?

— Пойду. Все будет хорошо.

Она кивнула.

— Но на этом мы не закончили. Сейчас давить не буду, но потом… — Он не договорил, многозначительно посмотрел на нее и вышел. Дверь защелкнулась.

Люси сидела, обхватив себя руками; в ней зрела мысль, все более оформляясь: так раскрывается бутон и превращается в цветок. Раст выглядит мрачным и непреклонным, но когда она кричала, когда он был ей нужен, то ринулся на помощь.

Раст пришел, чтобы ее утешить.

На следующее утро, войдя в кухню, он едва взглянул на нее. Как будто не было прошедшей ночи, страшного буки, нежных, успокаивающих объятий.

Он налил себе кружку кофе, осушил ее в четыре глотка и собрался уходить. Лучи солнца пробивались сквозь утренний туман, лились через высокие окна и падали на Раста. Вчера она не заметила, что в густых волосах мелькают выгоревшие пряди. Фрици месила тесто, стоя у плиты.