Я очень живо представила себе, как таким летящим жестяным листом, острым как бритва, срезает голову с плеч. Сначала от этого предположения стало смешно, но когда со свистом пронесся еще один жестяной обрезок и с силой вонзился в землю, уже было не до шуток. Да и смотреть было нечего. Волны по-прежнему старались стереть косу или закидать ее охапками зостеры.

Обратный путь был занят борьбой со встречным потоком воздуха. Приходилось идти, сильно наклоняясь вперед, с трудом преодолевая сопротивление ветра. Он забирался в рукава, за ворот, надувал парусом плащ на спине и бил в лицо, не давая перевести дыхания.

В хатке моих друзей не было тока. Сложная аппаратура стояла в бездействии. Слава объявил генеральную уборку, Я взялась помогать, чтобы скорее закончить работу и веем пойти в бухты наветренной стороны острова поглядеть накат.

Уже на вершине небольшого перевала мы услышали рев волн. За вершинами деревьев, за обрывами берега виднелась широкая полоса всклокоченной воды. Скалистый Аскольд вставал из нее в белом поясе пены. В лесу шум ветвей и рвущейся по ветру листвы заглушил голоса прибоя.

С опушки прибрежной сопки открылся вид на бухту. Громадные валы шли со стороны открытого моря. На расстоянии сотни метров от острова, там, где со дна поднимаются подводные утесы, волны с белыми гребнями вставали во весь рост и летели к берегу. Они обрушивались на него всей массой с грохотом пушечного выстрела.

Фонтаны пены и брызг висели над скалами, прикрывавшими бухту с флангов. Широкая полоса песчаного пляжа целиком закрывалась падающими волнами. В потоках воды и пенных хлопьев лениво перекатывался черный блестящий ствол дерева в два обхвата толщиной. Каждая новая волна подвигала его немного выше по пологому пляжу, ближе к линии травы.

Выглянуло бледное солнце. При его свете особенно четкой стала граница между широкой, желто-зеленой каймой мутной воды вдоль побережья и темно-фиолетовой, почти черной водой над глубинами.

Борясь с валящим с ног ветром, мы спустились по откосу сопки на берег бухты. Слава, Герман и Юра затеяли игру с волнами. Они бежали вместе с ними по мокрому песку, и в тот момент, когда новый гребень угрожающе нависал над пляжем, что было сил мчались обратно к кромке луга. Как и следовало ожидать, игра кончилась тем, что наши товарищи замешкались и их накрыло волной. Она уже потеряла большую часть своей силы, но тем не менее троица неразумных была мгновенно сбита с ног. Обратный поток воды потащил их к подножию следующего гребня. Мы с Лидой смотрели с замиранием сердца, как мелькали в белом кипении головы и плечи барахтающихся людей. Схлынувшая волна открыла три жалкие фигуры, распростертые на берегу, судорожно цепляющиеся за тающий под пальцами, насыщенный водой песок. Они вовремя успели вскочить на ноги и домчаться до границы безопасности. По пятам за ними несся рокочущий, шипящий прибойный поток.

Слава потерял очки. Юра ободрал руки. И все трое промокли до нитки. Им сразу стало холодно на пронизывающем ветру. Мы ушли в распадок, но и там хозяйничали вихри. Дрожащие любители сильных ощущений рвались домой.

Вечером мы пошли на симпозиум. Вода в нашей бухте стояла уже вровень с досками пирса, а кое-где залила берег. Павильон ученых оказался на своем месте. Ровно в восемь часов начался первый доклад: «О цветном зрении некоторых рыб».

Висевшая над столом лампа немало оживляла доклад, сопровождая его световыми эффектами. То она медленно затухала, оставляя висеть в воздухе раскаленную, красную проволоку, то вспыхивала, озаряя ярким светом и докладчика, и его аудиторию, то решительно гасла совсем, надолго погружая лабораторию в полную темноту. Ветер тряс павильон и горстями бросал в окна крупный дождь. Докладчику временами приходилось почти кричать, иначе его не услышали бы из-за шума ветра. Тем не менее мы с большим интересом прослушали и его, и последующих докладчиков, подводивших итоги некоторым работам, проведенным в течение лета над морскими животными.

Часам к десяти, когда разгорелись горячие споры по поводу «субъективности восприятия», ветер еще более усилился, но стал порывистым, неровным.

Временами наступала странная, непривычная тишина. Вслед за ней налетал новый воющий шквал, кидался на дом, с визгом катался по крыше и бил в стены тяжелыми ударами.

Минуты затишья становились все длиннее. Можно было с уверенностью сказать, что самое страшное кончилось и теперь скоро ветер успокоится. Но мы уже разошлись по домам, а он все еще старался доказать, что силы его не иссякли.

Утром было тихо, солнечно и жарко. Тайфун нанес немалый урон: пострадали приусадебные участки, разметало стога сена, кое-где сорвало крыши, повалило заборы, столбы. Погибло много деревьев, повреждена была во многих местах линия электропроводки. К счастью, этим дедом и ограничилось. Позже из газет мы узнали, что этот тайфун натворил серьезных бед в Японии, разрушив массу домов и уничтожив посевы.

При передаче информации о движении тайфунов синоптики для удобства называют самые сильные из них особым именем, почему-то всегда женским: Клара, Нэнси, Сильва и т. д. Тот, что пролетел над нами, назывался Кармен.

Волнение немного утихло, но в бухте наветренной стороны, где накануне вымокли наши товарищи, все еще был сильный прибой.

Мы пришли туда с подводным снаряжением. Плавали все довольно прилично и решили заняться излюбленным спортом гавайцев — катанием на волнах прибоя. Как это делается, все знали теоретически. Правда, не хватало самой малости — досок, основной принадлежности этого спорта, на которых, оседлав волну, спортсмены мчатся к берегу. Зато у нас были ласты, позволяющие развивать в воде большую скорость, и маски с трубками, очень облегчающие плавание в бурную погоду.

Волны по-прежнему заливали пляж. Однако это были уже не вчерашние грохочущие валы, а широкие прибойные потоки, кипящие пеной. Они сбивали с ног, но не бросали с силой о песок, а вежливо клали, накрывая с головой. Неприятно было только в те минуты, когда отступающая вода тащила нас по пляжу, усеянному крупными камнями, обломками раковин и щепками.

Поднырнув под наступающую волну до того как она обрушивалась на берег и избежав удара о дно, можно было выбраться подальше от опасной зоны прибоя. Вода была очень мутной, видимость ограничивалась едва ли полуметром. Мелькали темные клубки водорослей, крупные хлопья осадков реяли как частицы пыли в луче солнца.

Из катания на гребнях, как и следовало ожидать, ничего толкового не получилось. Мы быстро соскальзывали назад, а волна убегала к берегу. Юра и Лида придумали другую забаву: они лежали неподвижно на воде, давая волнам возможность понемногу подносить их к берегу и вышвыривать на песок. Со стороны это выглядело просто жутко. Игра в «утопленника», кончилась тем, что Юра потерял ласт и маску. Ласт выкинуло на берег через некоторое время, а маска навсегда исчезла в море.

Вдоль верхней кромки прибоя протянулись толстые валы выбросов. Среди листьев зостеры и клубков саргассов было много мидий, лежавших целыми гроздьями вместе с небольшими камнями, к которым они прикрепились, двустворчатых моллюсков миа, необыкновенно крупных хищных натик, звезд, ежей, трепангов и других прибрежных обитателей, застигнутых волнением врасплох. Громадные розовые, серовато-красные и оранжевые черви эхиурусы, прятавшиеся до этого в укромных уголках, малиново-красные и розовые асцидии лежали среди травы, как спелые экзотические плоды.

Большая часть животных, очутившихся под горячими лучами солнца, уже погибла. Те, которые были прикрыты слоем мокрой травы или водорослей, подавали признаки жизни. Но они тоже были обречены на гибель. Мы выбрали для себя наиболее интересные экземпляры. Добросердечный Юра всерьез занялся спасением погибающих, бросая в воду трепангов, асцидий, ежей и моллюсков. Это была бесполезная трата сил — волны все равно выбросят на берег ослабевших, лишенных убежища животных.

В тот же день мы посетили гребешковую косу. На берегу был толстый слой выбросов, затянувших дорогу и песок. Волнение здесь улеглось еще днем, но вода была очень мутной. Тем не менее были заметны некоторые перемены. Дно, покрытое мелким гравием, затянуло тонким слоем ила, оседающего из толщи воды. Гребешки, лежавшие раньше на глубине трех или четырех метров, оказались теперь у самого берега, а некоторые из них были выкинуты на сушу. Часто причиной их гибели были слишком разросшиеся кусты водорослей саргассов, прикрепившиеся к их створкам. Воздушные пузыри водорослей создали положительную плавучесть, и раковины, приподнятые над грунтом, были выброшены волнами в первую очередь. Те, которые остались в родной стихии, лежали, по обыкновению приоткрыв створки раковин и выпустив длинные щупальца. Бросалось в глаза, что все гребешки находились в каких-то случайных положениях — так. Как их бросили волны. Ни один не выдавил себе в грунте удобного углубления. Временами они слабо хлопали створками и отодвигались на несколько сантиметров.