Девочки убежали, а мы сидели за столом, прислушиваясь к их удалявшимся голосам.

— Ну-ка, мать, подлей горяченького, — сказал Сергей Михайлович, протягивая чашку. — Знаете, как у нас говорят: чай не пил — и силы нету, а попил — совсем ослаб.

— Ты скорее пей чай, нам идти надо, — заметила Анна Федоровна. Она споро убрала посуду, по дороге заглянула в бак с водой и скрылась в кухне.

— Пожалуй, тебе тоже надо пойти на пирс, — сказал мне Николай.

— Все синего краба ищете? — засмеялся Сергей Михайлович, видевший, как я вечерами здесь, как и в Зарубине, перебирала крабов из прилова.

— Хочу с вечера договориться, чтобы завтра пойти на лов с сейнером, только не знаю, кого из капитанов просить, чтобы взял.

— Идите с Виктором — он мастер своего дела и человек очень хороший. Я вас с ним познакомлю.

— Спроси только точно, когда нам утром быть на причале, — напомнил Николай.

Через минуту мы втроем шли к рыбокомбинату.

На причале уже разгружали первый сейнер. Вокруг фонарей сияли туманные радужные ореолы, как вокруг луны в морозную ночь. А над проливом тумана не было. Разноцветные бортовые огни стоявшего на рейде судна, казалось, плыли высоко в воздухе над невидимыми в темноте волнами. Черная вода медленно взбухала у свай причала. Выло холодно и сыро. Я зябко куталась в ватник, без малейшего энтузиазма поглядывая на крабов, лежащих около бункера. По правилам, мне полагалось заняться обычным делом, но так не хотелось трогать колючих и мокрых крабов, что я махнула рукой на свои обязанности.

Из-за плоского мыса медленно выплыл топовый огонь. Идет сейнер, это ясно, но какой — вот в чем вопрос.

Тамара, приемщица, мельком глянув на приближающиеся огни, сразу определила: идет 223. За ним 291. Значит, надо еще подождать, пока придет 325, на котором завтра отправимся мы, если на это согласится капитан.

Вот идет еще один сейнер. Теперь это тот, который надо нам. Я разыскала на палубе капитана. Это высокий, крепкий человек с загорелым лицом и белой полосой на лбу, под козырьком маленькой кепочки.

Мы договорились о выходе. В пять часов надо быть здесь, на причале. Ловить будут на глубине шестидесяти метров.

— Только попрошу быть точно в пять, ждать не смогу, — сказал он на прощание,

С вечера приготовлены были обычные канны, ведра, пинцеты, марля и прочие необходимые для нас предметы. Будильника у нас не было, но Николай может «заказывать» время, когда ему надо проснуться. Я тоже могу просыпаться по заказу, но иногда происходит осечка, что-то не срабатывает в подсознании, и вместо половины пятого побудка может произойти в восемь.

Было еще почти совсем темно, когда мы вышли на улицу. Фонари погасли, но во многих окнах горел свет, бросая полосы на дорогу. Со всех сторон слышались торопливые шаги, мелькали смутные очертания людей. Это рыбаки шли на свои суда после короткого ночного отдыха.

На пирсе никого не было видно. Казалось, дойдя до него, люди бесследно исчезали. Один из сейнеров медленно пятился от причала. Другой уже развернулся и быстро уходил, оставив на воде гладкий след, будто провели по мелкой зыби тяжелым утюгом.

Наше судно стояло вторым от пирса. На влажной от ночной росы и тумана железной палубе виднелись чьи-то следы. Однако никого не было видно.

— Кажется, мы первые, — сказал Николай. Из рубки, как бы в ответ на его слова, вышел капитан.

— Пришли? Ну, добрый день. — Мы поздоровались. — А я было решил, что подожду вас еще минут десять, а там и в путь.

— А команда где? — спросила я, оглядывая пустую палубу.

— Команда внизу, в кубрике. Добирают, кто не выспался. Нам еще часа полтора идти до места, а для лова все приготовили с вечера. Пока время есть, пусть отдыхают.

— Еще без пяти пять, — заметил Николай, поглядев на часы. Мы услышали, как по доскам пирса быстро прошел, скорее пробежал человек. Громыхнула железная палуба соседнего сейнера, и у нашего борта появилась высокая фигура в ватнике и низко надвинутой кепке,

— Ну вот, теперь все собрались, — сказал капитан и скрылся в рубке. Застучал дизель, и сейнер ожил. Он развернулся и, подрагивая, побежал к выходу из пролива.

Поднялся холодный ветерок. Он забирался под ватник, студил лицо и руки и в конце концов прогнал нас с большого деревянного сундука на носу судна, где мы было расположились весьма уютно. Николай пошел в кубрик тоже «добирать», а я осталась в рубке вместе с капитаном.

Уже совсем рассвело. Под низкими серыми тучами медленно перекатывались свинцовые волны. Остров Аскольд, окутанный туманом, был как седое облако, лежавшее на воде. На влажных камнях рифов черными столбиками вытянулись бакланы. Один из них сорвался с резким криком и полетел низко, почти касаясь крыльями волн.

В рубке было тепло и тихо. Мерно стучал двигатель. Стрелка компаса стояла почти неподвижно, чуть вздрагивая временами. Я незаметно рассматривала капитана. Он спокойно сидел на высоком табурете, положив руки на штурвал. Вчера вечером он показался мне старше.

Сейчас в утреннем свете было видно, что ему лет тридцать пять — тридцать восемь, не больше. У него было массивное лицо с широким подбородком и прямым носом. Вероятно, от привычки всегда щуриться вокруг глаз образовалась тонкая сетка светлых морщинок. Сдвинутая на затылок кепка открывала белый, не тронутый солнцем лоб, резко выделявшийся на обветренном, загорелом лице.

Почувствовав, что его рассматривают, капитан обернулся:

— Еще часок придется поскучать, а там уж будем на месте, — сказал он. — Вы бы пошли, поспали еще.

— Ну, какой сейчас сон. День уж настал, — возразила я.

— Если так, давайте поговорим. Такая тоска, когда все спят, а ты один в рубке. Расскажите, что у вас там в Москве делается.

— Могу рассказать, что было два месяца назад, перед отъездом.

— Говорят, строительство очень большое. Новый город строят?

— Да, куда ни глянешь, везде новые кварталы. Приедем, многих улиц уже не узнать, — подтвердила я. — А вы бывали в Москве?

— Был раза три проездом, — ответил капитан. Он помолчал немного, потом засмеялся. — Как вы все там живете, не могу понять. Я в последний раз был четыре дня, так потом не знал, как поскорее выбраться.

— Что так?

— Очень уж народу много. Никуда не протолкнешься. Конечно, пришлось пойти по магазинам, без этого нельзя — надо гостинцы. Машины на улицах в пять рядов, воздух плохой, а небо только над домами и видно.

— Это в центре так, а в новых районах очень просторно.

— Не знаю, не был в новых районах. А с нашим привольем даже и сравнивать нечего. Ну, конечно, магазины богатые, музеи, театры. В театр я не попал, это жаль. Хотел в Большой или в Художественный, но не сумел достать билеты. А в музее был. Мы вместе со свояком ходили. Он меня и повел в Третьяковскую галерею. До чего же картины хороши! Были мы всего три часа, разве все осмотришь? Там не один день походить надо, и то всего не увидишь толком.

Остров Путятин выделялся на горизонте тонкой, едва заметной полоской. Сопка Старцева, всегда видная издали, была, верно, окутана туманом. Сквозь облака проглянуло на миг солнце, осветив бледным холодным светом бегущие волны.

— В Кремле побывали? — спросила я.

— Как же, ходил. Интересно и красиво, ничего не скажешь. Жаль, на Выставку достижений народного хозяйства не попал, уже была закрыта.

— А вы куда ездили, когда были в Москве проездом?

— Мне отпуск положен был два месяца. На один месяц дали путевку на Кавказ, в дом отдыха. Я было не хотел ехать, а потом подумал: заеду к родным на Украину. И в дирекции говорят: «Поезжай, не пожалеешь. Там красота, на Кавказе, ты такой и не видел. Фруктов поешь».

— Понравилось вам? Капитан хитро улыбнулся.

— Вот слушайте. Ехал я поездом, все очень хорошо. Приезжаю в дом отдыха, в Сочи. Комната хорошая, соседи симпатичные — два шахтера, тракторист из Сибири. На другой день я им говорю: «Ну, ребята, вы здесь не первый раз, все знаете. Показывайте, что и как». Пошли гулять. Смотрю, ничего особенного. Горы? Так у меня за домом сопка Старцева, тоже неплохая гора. Еще что? Они говорят — море. Я им в ответ — у нас Японское море куда синее и красивее. Розы? Так в любом санатории или доме отдыха под Владивостоком роз сколько хочешь. Подумаешь, невидаль! Солнце, правда, на Кавказе пожарче. Ну, а пляж хуже. Там камни, а у нас шелковый песок. Словом, кроме пальм и фруктов, ничего особенного, чего у нас бы не было. Пальмы интересные, но их не так много. А тень лучше от других деревьев. Вот фрукты там хороши. Винограду я поел за всю жизнь. Так неужели из-за винограда все туда едут?