«Хобби мог бы с таким же успехом быть моим мужем, как Мак», – подумала Мод и почувствовала, как краска прилила к ее лицу.

В этот миг Хобби тихонько усмехнулся.

– Чему ты смеешься, Хобби?

Хобби потянулся так, что кресло заскрипело.

– Я сейчас думал о том, как я проживу ближайшие семь недель.

– Ты опять проигрался?

– Да. Если у меня на руках фульхэнд,[47] разве я должен пасовать? Я пустил на ветер шесть тысяч долларов, Вандерштифт выиграл, – богачи всегда в выигрыше.

– Тебе стоит только намекнуть Маку о своих затруднениях, – рассмеялась Мод.

– Да, да, да… – ответил Хобби, зевая и опять похлопывая себя по губам. – Такова судьба глупцов.

Оба опять отдались своим мыслям. Мод придумала трюк: раскачиваясь, она умудрялась передвигаться взад и вперед. То она была на шаг ближе, то на шаг дальше. И все время она не теряла Хобби из виду.

Ее душа была полна смятения, страха перед судьбой и желания.

Хобби закрыл глаза, и Мод, приблизившись, вдруг спросила его:

– Франк, как сложилась бы наша жизнь, если бы я вышла замуж за тебя?

Хобби открыл глаза – он сразу очнулся.

Вопрос Мод и его имя, которого она не произносила уже многие годы, смутили его. Он испугался: лицо Мод вдруг оказалось совсем рядом, хотя только что находилось в двух шагах от него. Ее мягкие маленькие руки лежали на локотнике его кресла.

– Откуда же мне знать? – неуверенно произнес он с деланным смехом.

Глаза Мод приблизились к его глазам. Они светились теплом и мольбой, идущими из глубины души. Под пробором темных волос узкое ее лицо казалось бледным, опечаленным.

– Почему я не вышла за тебя, Фрэнк?

Хобби глубоко вздохнул.

– Потому что Мак тебе больше нравился, – через несколько мгновений сказал он.

Мод утвердительно кивнула.

– Были бы мы счастливы с тобой, Фрэнк?

Смущение Хобби росло, тем более что он не мог двинуться с места, не задев Мод.

– Кто знает, Мод? – улыбнулся он.

– Ты меня действительно любил тогда, Фрэнк, или только делал вид? – тихо шепнула Мод.

– Нет, в самом деле!

– Как ты думаешь, Фрэнк, был бы ты счастлив со мной?

– Думаю, что да.

Мод кивнула, и ее тонкие брови мечтательно поднялись.

– Да? – еще тише прошептала она, исполненная счастья и боли.

Хобби едва сдерживался. Как Мод могло прийти в голову касаться этих давно ушедших в прошлое вещей? Он хотел сказать ей, что все это бессмыслица, хотел перевести разговор на другую тему. Да, черт возьми, Мод все еще нравилась ему, и он в свое время немало перенес…

– А теперь мы стали добрыми друзьями, Мод, не так ли? – спросил он, стараясь произнести эти слова как можно более невинным, обыденным тоном.

Мод чуть заметно кивнула. Она все еще смотрела на него, и так они сидели одну-две секунды, глядя друг другу в глаза. И вдруг свершилось! Он слегка пошевелился, так как не мог дольше оставаться в том же положении – да, но как же это вышло? – их уста встретились, словно сами собой.

Мод отшатнулась. Послышался легкий подавленный возглас, она поднялась, постояла минутку неподвижно и исчезла во тьме. Стукнула дверь.

Хобби медленно выбрался из плетеного кресла и со смущенной, рассеянной улыбкой уставился во мрак, ощущая на своих губах теплый поцелуй мягких губ и непреодолимую усталость в теле.

Он быстро пришел в себя. И снова услышал шум моря и отдаленный грохот поезда. Он бессознательно посмотрел на часы и, пройдя по темным комнатам, спустился в сад.

«Больше никогда! – подумал он. – Стоп, мой милый! Мод не скоро меня увидит!»

Он снял с вешалки шляпу, дрожащими руками зажег папиросу и, взволнованный, счастливый, смущенный, покинул дом.

«Однако, черт возьми, как же это случилось?» – вспомнил он, замедляя шаги.

Тем временем Мод сидела съежившись в своей темной комнате, положив руки на колени, не поднимая испуганных глаз от пола, и шептала: «Позор, позор… О, Мак, Мак!» И она тихо и сокрушенно заплакала. Никогда она не посмеет взглянуть Маку в глаза, никогда. Она должна ему сознаться, она должна развестись, да! А Эдит? Она может гордиться своей матерью, действительно!..

Она вздрогнула. Снизу донеслись шаги Хобби. «Как легко он ходит, – подумала она, – какой легкий у него шаг!» Сердце билось учащенно. Встать, крикнуть: «Хобби, вернись!» Ее лицо пылало, она ломала руки. О боже, нет, это позор!.. Что это на нее нашло? Весь день в голове бродили сумасбродные мысли, а вечером она не могла оторвать глаз от Хобби, ее не покидало желание, – да, она честно в этом сознается, – чтобы он ее поцеловал!.. Лежа в кровати, Мод поплакала еще немножко от горя и раскаяния. Потом она успокоилась и овладела собой. «Я все скажу Маку, когда он приедет, и попрошу его простить меня, дам клятву… „Не оставляй меня так долго одну, Мак!“ – скажу я ему. А как это было прекрасно… Хобби смертельно испугался. Спать, спать, спать!»

На другое утро, купаясь вместе с Эдит, она ощущала лишь легкую тяжесть на душе. Но эта тяжесть оставалась даже тогда, когда она совсем не думала о вчерашнем вечере. Все опять пойдет по-хорошему, непременно! Ей казалось, что никогда она не любила Мака так горячо, как теперь. Но ему не следовало так забывать о ней. Только иногда она погружалась в раздумье и смотрела вдаль невидящим взором, волнуемая горячими, быстрыми, тревожными мыслями. А что, если она действительно любит Хобби?..

Хобби не показывался три дня. Днем он как дьявол работал, вечера проводил в Нью-Йорке, играл и пил виски. Он взял в долг четыре тысячи долларов и проиграл их до последнего цента.

На четвертый день Мод послала ему записку с просьбой непременно прийти вечером. Чтобы поговорить с ним.

Хобби пришел. Мод покраснела, увидев его, но встретила веселым смехом.

– Мы никогда больше не сделаем такой глупости, Хобби! – сказала она. – Ты слышишь? О, я так упрекала себя! Я не могла спать, Хобби! Нет, это не должно повториться. Ведь виновата я, а не ты, я себя не обманываю. Сперва я думала, что должна покаяться перед Маком. Теперь же решила ничего ему не говорить. Или, ты думаешь, лучше сказать?

– Скажи при случае, Мод! Или я…

– Нет, не ты. Слышишь, Хобби! Да, при случае – ты прав! А теперь опять будем прежними добрыми друзьями, Хобби!

– All right![48] – сказал Хобби и взял ее руку, любуясь блеском ее волос и думая о том, что краска смущения ей очень к лицу, что она добра и верна и что этот поцелуй обошелся ему в четыре тысячи долларов. Never mind![49]

– Пришли мальчишки подавать мячи. Хочешь поиграть?

Так они вновь стали прежними друзьями, но только Мод не могла удержаться, чтобы иной раз не напомнить Хобби взглядом, что у них есть общая тайна.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

Словно призрак, стоял Мак Аллан над миром и своим беспощадным бичом подгонял всех, кто строил туннель. Весь мир с напряжением следил за исступленной работой под морским дном. Газеты ввели постоянный отдел, куда, как на известия с театра военных действий, прежде всего обращали взор читатели.

Но в первые недели седьмого года строительства Аллана постиг тяжелый удар. В октябре в американских штольнях разразилась большая катастрофа, поставившая под угрозу все предприятие.

Небольшие происшествия и отдельные несчастные случаи бывали ежедневно. Проходчики гибли от каменных обвалов, при взрывах, под поездами. Смерть чувствовала себя в туннеле как дома и без особых церемоний выхватывала жертвы из рядов строителей. Во все штольни неоднократно врывались массы воды, с которой едва могли справиться насосы, и тысячи рабочих подвергались опасности затопления. Эти храбрецы работали иногда по грудь в воде. Подчас врывавшаяся вода была горяча как кипяток, и от нее валил пар, словно от гейзера. Правда, в большинстве случаев можно было предвидеть появление больших масс воды и заранее принять меры. Специально сконструированными аппаратами, похожими на передатчики беспроволочного телеграфа, по способу, впервые предложенному доктором Леви из Геттингена, в скалу посылались электрические волны, которые при наличии больших количеств воды (или рудных залежей) отражались назад и вступали в интерференцию с отправными волнами. Неоднократно обломки засыпали бурильные машины, и это также влекло за собой человеческие жертвы. Кому не удавалось спастись в последнюю минуту, тот был раздавлен. Отравления окисью углерода, анемия были обыденными явлениями. Туннель породил даже особую болезнь, похожую на кессонную. Народ назвал ее «the bends» – «корчи». Аллан построил на берегу моря специальный санаторий для пострадавших этой необыкновенной болезнью.