В морге она вцепилась в его руку, отказавшись от помощи, предложенной сопровождавшей их женщиной-констеблем Астер. Когда старая Леди глядела на застывшее, темное лицо юноши, Которого смерть снова сделала ребенком, Дэлзиел почувствовал всю тяжесть ее горя.

— Это ваш внук, Клифф Шерман? — спросил он официальным тоном.

Та кивнула.

— Вы должны сказать это, дорогая, произнести вслух, — наставительно сказал суперинтендант.

— Да, это он, Клифф, — прошептала старая женщина. Как только она выговорила эти слова, слезы покатились по ее лицу, оставляя блестящие борозды на напудренных щеках.

Когда они вышли из ледяного Металлического помещения морга в пластиковую безликость вестибюля, Дэлзиел с удивлением увидел перед собой сержанта Уилда.

— Привет. Ты чувствуешь себя лучше?

— Я бы хотел поговорить с вами.

— Ладно. Только сначала надо принести чашку чая для миссис Хорнсби. Нет, лучше давай уйдем отсюда!

Он вышел первым. В двухстах метрах был пивной бар «Зеленое дерево», названный так отнюдь не в честь какой-либо растительности по соседству. Бар только что закрылся, и хозяин его выпускал наружу последних посетителей.

— Хэлло, Стив! — обратился к нему Дэлзиел, знавший половину городских трактирщиков по имени, а вторую половину — по их репутации. — Ты не против, если мы посидим у тебя несколько минут? Можешь принести пару ячменного, а мне — стакан виски? Ты тоже, сержант, выпей виски, тебя словно пыльным мешком ударили. Да, и апельсинового сока для молодой леди. — Он кивнул в сторону констебля Астер. — Никто не должен видеть сотрудников полиции пьющими во время исполнения служебного долга!

Хозяин безропотно вздохнул. Миссис Хорнсби, прорыдавшая всю дорогу от морга, взглянула на себя в зеркало и в сопровождении Астер отправилась в женский туалет.

— Что ты делал в морге, сержант? — осведомился Дэлзиел.

— Пришел посмотреть на тело.

— Чье, Шермана? Не знал, что мистер Паско поручил тебе это дело. Я точно помню: он сказал, что ты заболел.

— Я был знаком с ним, — тусклым голосом произнес Уилд. — Утром Сеймур рассказывал мне о теле, которое они нашли. Я слушал вполуха, пока он не сказал, что это тот самый парень, которого арестовали на прошлой неделе за кражу в магазине…

Он умолк.

— Ты знаком с ним по этому случаю? — спросил Дэлзиэл.

— Нет. Я знал его раньше. Он был моим… другом. Невозможно было поверить тому, что сказал Сеймур. Но в книге регистрации происшествий значилось его имя — Клифф Шерман. Оставаться в участке я не мог. Целый день бродил… Где был, что делал — не помню. Потом вдруг пришел сюда. Мне нужно было его видеть. Может быть, вкралась ошибка при опознании. Может быть, это был… — Его голос задрожал.

— Но это был он — твой сожитель? — задал Дэлзиел ненужный вопрос.

— Да. О да! Я вышел на улицу и увидел, что вы подъезжаете. Решил дождаться…

— Ты все равно, кажется, собирался встретиться со мной? — предположил Дэлзиел с надеждой, смешанной с сарказмом.

— Не знаю, — равнодушно ответил Уилд. — Я вышел, а тут вы приехали.

Прежде чем суперинтендант смог сказать что-либо еще, дверь открылась и появилась миссис Хорнсби, приведшая себя в порядок.

— Сиди тихо и ничего не говори! — приказал Дэлзиел. — Поговорим позже… Садитесь, радость моя, и выпейте-ка вот это. Вы сразу почувствуете себя лучше!

Старая леди с готовностью осушила полстакана.

— Я знала, что это плохо кончится, — вдруг сказала она, и в ее голосе уже не было претензии на аристократизм. — Но и в самом страшном сне я не могла представить, что кончится именно так!

— Что вы имели в виду, говоря «кончится плохо»? — спросил Дэлзиел.

Она отпила еще и продолжила:

— Клифф всегда был необузданным ребенком. Как и его отец — Дик. Мне он никогда не нравился, с того самого дня, как Джоанна связалась с ним. Но что толку разубеждать детей! Дело ведь не только в цвете кожи, хотя одно это уже было плохо. Вы знаете, лично я ничего не имею против них, но это осложняет жизнь, не может не осложнять, вы согласны со мной?

— Цвет кожи? Ваш зять был?..

— Черным! Не иссиня-черным, а темно-коричневым, намного темнее, чем Клифф. Единственным утешением, когда родился Клифф, было то, что он оказался просто очень смуглым; знаете, он мог сойти за итальянца или мальтийца, ну, вы сами видели его. Но Дик был черным снаружи и мог быть черным внутри.

Старая женщина замолчала, будто чувствуя неловкость от чрезмерной театральности своего утверждения.

— Вы сказали, мог быть черным внутри? — Дэлзиел попытался вернуть свою собеседницу к теме разговора.

— Не всегда, конечно. Он был веселым, умел развлечься, иногда с ним было просто здорово. А иначе Джоанна не увлеклась бы им, понимаете? Но Дик всегда был настороже: боялся, что люди будут унижать его, фамильярничать и все такое.

— Вы имеете в виду цвет кожи?

— Да. Но не только это. Он воспитывался в приюте, в Ноттингеме или еще где-то. В подпитии или плохом настроении он вспоминал об этом. Говорил, что его мама была белой. Или отец?.. Его бросили в приюте, потому что он был черным. Как бы то ни было, они с Джоанной жили дружно, и появился Клифф. Произошло это случайно, Джоанна хотела сделать аборт, но Дик и слышать об этом не желал! Дика часто не было дома, он работал в Западном Лондоне в отелях и в других местах швейцаром, портье, иногда барменом, поэтому не всегда возвращался домой — так ему было удобнее. Джоанна стала жить своей жизнью, но не открыто… Однажды — случилось это почти десять лет назад, но я помню все, как будто это было вчера — друг, с которым она встречалась, выпил лишнего, они попали в аварию и…

Слезы были готовы снова политься из глаз миссис Хорнсби, но на этот раз старая женщина смогла удержать их с помощью карманного зеркальца и бумажного платка.

— Это потрясло Дика, я должна признать. Просто сломало его. Он жил одно время в их квартире вместе с Клиффом. Мальчику было тогда около девяти лет. Потом приехал ко мне и спросил, не смогу ли я помочь ему? Городской совет не давал ему покоя, утверждая, что он плохо заботится о сыне. Конечно, ему было трудно его воспитывать, особенно при той работе, которую он имел. Но Дик был упрямый, говорил, что не позволит отдать ребенка в приют: он на своей шкуре испытал, что это такое, и не допустит, чтобы сын повторил его судьбу! Его можно было уважать за это, не так ли? К тому же это ведь был мой внук. Что мне оставалось делать? В то время я работала на полной ставке в химчистке… Но Дик сказал, что так не пойдет, может, мне стоит перейти на неполный день, а он обеспечит меня деньгами? У меня были сомнения, но я сказала: хорошо. И надо отдать ему должное — деньги хоть и нерегулярно, но все же приходили. И даже больше, чем нужно, когда он бывал щедрым. К тому же он платил за одежду мальчика и за все остальное. Я не жаловалась…

— Дик жил вместе с вами? — спросил Дэлзиел, понимая, что в этом словесном марафоне не удастся срезать угол.

— Иногда жил. Но, как я уже сказала, его часто не бывало дома. У него был беспокойный нрав, он не терпел рутины. К тому же, я думаю, у него время от времени случались неприятности, и ему приходилось менять работу. Но почти всегда он находил место в Лондоне и хотя бы раз в неделю звонил или посылал нам открытку. И очень редко бывало, когда он не появлялся у меня по три или четыре недели подряд. Но затем он приезжал и баловал ребенка так, что тот садился на голову. Но я заметила, если Дик оставался с нами больше, чем на два дня, он умел поставить Клиффа на место…

— А вы сами ладили с мальчиком?

— Да… Ладила, — сказала она после секундного колебания. — Во всяком случае, до того времени, как он пошел в среднюю школу. Что греха таить — когда Клифф стал подростком, справляться с ним было уже гораздо труднее. Он попал в дурную компанию, впрочем, матери других мальчиков говорят, наверно, то же самое про своих детей. У него еще были неприятности с местной полицией — ничего серьезного, но это меня встревожило. Вскоре я приняла решение: когда ему исполнится шестнадцать и он окончит школу, пусть перебирается к отцу и живет у него постоянно. Понимаете, я была к нему привязана, но мне стало с ним нелегко. Я уже была не так молода, как раньше, и мне хотелось немного покоя.