— Мешок?

— Ну да. Она и «мозг» там спрятала, когда мы с ней бежали на украденном корабле. Разве ты не знал?

— Я не знал про мешок.

— К счастью, они тоже не знали. Они ведь тщательно следили за тем, чтобы она ничего с собой не вынесла из мастерской, а она и не выносила. На их глазах, во всяком случае.

— Слушай, Крошка, значит, Мэмми — сумчатое?

— Что? Ты хочешь сказать, как кенгуру? Не обязательно быть сумчатым, чтобы иметь мешок. Взять хотя бы белок, у них, например, защечные мешки.

— Верно.

— Вот она и прятала детали, а я тоже тащила, что могла. В часы, отведенные для отдыха, она возилась с ними в нашей комнате.

За все время, проведенное нами на Плутоне, Мэмми ни разу не сомкнула глаз. Часами работала она на глазах червелицых, мастеря им видеотелефоны размером с сигаретную пачку или еще что-нибудь этакое, а потом, когда полагалось отдыхать, трудилась у себя в комнате, зачастую в темноте, на ощупь, как слепой часовщик. Она изготовила две бомбы и маяк дальней связи.

Разумеется, подробности я узнал позже, а когда мы с Крошкой неслись по коридорам базы, она лишь объяснила мне на ходу, что Мэмми ухитрилась сделать радиомаяк и подготовила взрыв, который я почувствовал. И мы должны спешить, спешить и спешить изо всех сил.

— Крошка, — взмолился я, задыхаясь, — к чему такая горячка? Если Мэмми там, за дверьми, я хочу найти и внести ее, то есть ее тело, обратно сюда. Но, гладя на тебя, можно подумать, что нам установлен какой-то срок и ты боишься опоздать.

— Так оно и есть!

Маяк требовалось вынести наружу в определенный момент по местному времени — день на Плутоне продолжительностью с нашу неделю, — опять астрономы оказались правы, чтобы сама планета не экранировала его луч. Но у Мэмми не было скафандра.

Они обдумывали возможность выхода наружу Крошки — маяк Мэмми сделала так, что Крошке достаточно было установить его и включить. Для осуществления этого плана требовалось определить местонахождение Крошкиного скафандра, а потом пробраться туда, где он находился, и надеть его уже после того, как с червелицыми будет покончено.

Но скафандра они не нашли. И тогда Мэмми сказала мягко, мне даже кажется, что я сам слышал ясные, уверенные звуки ее пения:

— Ничего, деточка, я могу выйти и установить его сама.

— Что вы, Мэмми, нельзя! — запротестовала Крошка.

— Там же ужасно холодно!

— Я быстро управлюсь.

— Но вы же задохнетесь!

— Некоторое время я могу совсем не дышать.

На том и остановились. В определенных отношениях спорить с Мэмми было так же бесполезно, как и с Червелицым.

Бомбы были готовы, маяк тоже, сложилась благоприятная обстановка — червелицых на базе осталось мало, новых кораблей не ожидалось. Плутон находился в удобном положении для того, чтобы послать сигнал. И Мэмми решила, что пора начинать.

— Но она сказала мне, что если не вернется обратно через десять минут, то надеется, что я все же отыщу свой скафандр и сумею выйти включить маяк, если окажется, что ей это не удалось, — Крошка заплакала. — Она в-в-впер-вые призналась, что вовсе не уверена, что это ей удастся!

— Крошка! Прекрати! А что было дальше?

— Я дождалась взрывов и начала обыскивать те места, куда меня раньше не пускали. Но скафандра нигде не было, нигде! А потом я нашла тебя, Кип. Она там, снаружи, уже больше часа! — Крошка посмотрела на часы. — И у нас осталось всего двадцать минут. Если к тому времени не включать маяк, значит, все ее труды пошли прахом и она погибла напрасно! А ей бы это не понравилось!

— Где мой скафандр?

Червелицых мы больше не нашли, очевидно, дежурил только один, пока все остальные ели. Крошка показала мне герметичную дверь, за которой находилась их столовая, должно быть, бомбы там все разнесли в куски, потому что двери закрылись. Мы быстро пробежали милю.

Логичная, как всегда, Крошка закончила наши поиски как раз там, где находился мой скафандр. Там было больше дюжины скафандров для людей — интересно бы знать, сколько супа сожрали эти вурдалаки.

Ладно, больше им никого не съесть! Времени я не терял, а только крикнул: «Привет, «Оскар»! — и стал одеваться.

— Где ты пропадал, дружище?

«Оскар» сохранил отличную форму. Рядом с ним висел скафандр Толстяка, чуть, поодаль — скафандр Тима. Натягивая на себя «Оскара», я окинул их беглым взглядом, прикидывая, смогу ли использовать что-нибудь из их оборудования. Крошка тоже рассматривала скафандр Тима.

— Может, я смогу воспользоваться им.

Скафандр был намного меньше «Оскара», это означало, что для Крошки он великоват всего на девять размеров.

— Что ты! Он на тебя налезет, как носки на петуха. Помоги лучше мне. Сними с него эту веревку, сложи в бухту и пристегни к моему поясу.

— Она тебе не понадобится. Мэмми рассчитывала отнести маяк ярдов на сто от туннеля и установить. Это все, что тебе придется сделать, если она не сумела. Потом повернешь верхнюю ручку.

— Не спорь! Сколько времени осталось?

— Восемнадцать минут.

— Здесь сильные ветры, — добавил я, — веревка может пригодиться.

Мэмми весила немного. Если ее сбило с ног и унесло ветром, нужна будет веревка, чтобы вытащить тело.

— Дай мне молоток с пояса Толстяка!

— Сейчас.

Я встал. Хорошо было почувствовать «Оскара» на себе. Потом я вспомнил, как у меня замерзли ноги, когда я шел от корабля.

— Жаль, нет у них асбестовых сапог.

— Подожди-ка, — встрепенулась Крошка и исчезла, прежде чем я успел слово сказать. Я продолжал застегиваться и волновался; она даже оружия с собой не взяла. Наконец я спросил:

— Порядок, «Оскар»?

— Порядок, парень!

Клапан под подбородком — нормально; индикатор цвета крови — нормально, радио… оно мне не понадобится, вода — резервуар пуст. Ничего, обойдемся, вряд ли я успею захотеть пить. С помощью клапана я спустил давление, зная, какое низкое давление ждет меня за дверьми. Вернулась Крошка, притащив с собой нечто похожее на балетные тапочки для слона. Тесно прижавшись к стеклу моего шлема, она закричала:

— Они их носят. Ты сможешь их надеть?

Это казалось сомнительным, но в конце концов они налезли на ноги, как плохо сидящие носки. Встав, я обнаружил, что они значительно улучшают сцепление; хоть они и неуклюжие, ходить в них оказалось нетрудно.

Минуту спустя мы стояли у выхода из большой комнаты; меня проводили здесь, когда вели с корабля. Но сейчас ее герметичные двери были закрыты из-за взрыва второй бомбы, которую Мэмми подложила в ведущем наружу туннеле, чтобы ликвидировать панели-клапаны. Бомбу в столовую подложила Крошка, сразу же убежав оттуда в свою комнату. Я не знаю, поставила ли Мэмми часовой механизм в обеих бомбах, чтобы они взорвались одновременно, или взрыв одной бомбы вызвал детонацию второй, да это и не имело значения: так или иначе, они полностью вывели из строя роскошную базу червелицых.

Крошка знала, как выпускать воздух из шлюза. Когда открылась внутренняя дверь, я крикнул: Сколько времени?

— Четырнадцать минут!

И она показала мне часы.

— Помни, что я тебе сказал — оставайся здесь. Если увидишь что-нибудь движущееся, сначала угощай синим светом, а вопросы задавай потом.

— Ясно.

Я шагнул вперед, закрыл внутреннюю дверь, нашел клапан во внешней двери, подождал, пока уравновесится давление. Две-три минуты, прошедшие, пока не открылся замок, я провел в мрачных раздумьях. Не хотелось оставлять Крошку одну. Я надеялся, что все червелицые погибли, но мог ли я быть в этом уверен? Обыск мы делали наспех, а они бегают быстро, кто-нибудь из них мог пройти одними коридорами, пока мы шли другими.

Кроме того, Крошка ответила мне: «Ясно», а не сказала; «Да, Кип, я так и сделаю». Оговорилась? Эта блоха оговаривается только тогда, когда хочет.

Да и шел-то я наружу из дурацких побуждений. В основном, конечно, чтобы найти тело Мэмми; это было глупо, потому что оно начнет разлагаться, если я его внесу внутрь. Было бы куда пристойнее оставить ее снаружи, на жутком морозе.