Я сперва заподозрила, что это доцент туману напускает, чтобы произвести на нас впечатление и набить цену, потом устыдилась таких низменных предположений, потом перестала слушать. Сложно и мутно… для меня, во всяком случае.
Так что звонок телефона меня почти обрадовал. Во всяком случае, разбудил. Да и позвонил человек немалый — сами Федор Гаврилович! Они же Петр Петрович. Мягенько так здоровьицем уважаемого Вадима Андреича поинтересовались. Ну я и передала трубочку.
Дима был суров и немногословен. Коротко сказал, что сегодня занят работой с экспертами. И встретиться с Федором Гавриловичем сможет только завтра вечером, после восьми. В конце разговора произнес странную фразу: «Где дырка в заборе за мусорником».
Поговорил на полном серьезе, положил трубку, а потом подмигнул мне левым глазом. Выйди, мол. Я вышла на кухню, он за мной.
— Асик, садись на телефон, только не у Сереги, а в приемной, дозвонись до Алексея, скажи, мне надо срочно со Слоном встретиться — согласовать, что докладывать Петру Петровичу.
Я даже обрадовалась, что появилось занятие. Дозвонилась, изложила. Алексей, как всегда лаконичный, сказал: «Ожидайте», исчез минут на пять (в телефоне тем временем играла какая-то электронная музычка), потом бригадир снова взял трубку и сообщил:
— Через восемнадцать минут Паша-Е на «рекорде» будет проезжать по Репинской мимо вашего дома, пусть Вадим Андреич голосует.
Паша-Е и Саша-Е — это близнецы-гориллы из его бригады. В прямом смысле близнецы, братья Евженко. Поскольку у них там несколько штук Александров, Сашу в отличие от остальных зовут Саша-Е — а Паша, хоть и один, стал «Паша-Е» за компанию.
Димка быстренько собрался, извинился перед учеными и оставил меня изображать восхищенную аудиторию.
Шварц вовсю нудился за машиной — пока маленький Школьник и большой Байбак вкупе с незримым Эдиком рисовали свои пентаграммы и бормотали автомобильно-алхимические заклинания, он то вылизывал программу, то запускал её, подставляя наугад случайные числа, и на экране рисовались точками какие-то невразумительные кривые. Потом Серега придумал что-то поинтереснее, заухмылялся, быстро натрещал клавишами и торжественно нажал «Enter». Машина принялась рисовать кривые с умопомрачительной скоростью, вскоре экран покрылся целой паутиной извилин.
Школьник положил трубку, удивленно заморгал глазами:
— Простите, Сергей Леонидович, что это у вас за фигуры Лиссажу?
— Это я в цикл по «фи» вставил второй цикл — по «фи-бэ». Красиво, правда?
— Красиво, — согласился, улыбаясь, симпатичный Михаил Юрьевич.
А Борис Йосич на него буркнул: «Тоже мне ценитель прекрасного выискался!» и поинтересовался, нельзя ли наложить на эту сетку траекторию истинного движения машины при аварии. Когда же выяснилось, что таковой не имеется, тем более в машине, Школьник, кажется, нас запрезирал. Впрочем, у него самого тоже этой самой траектории не оказалось.
Что-то в конце концов ученые наколдовали, написали несколько страниц формул, потом много квадратиков и ромбиков со стрелками, «алгоритм», как я поняла, и начали смущенно умолять Серегу, нельзя ли вот так и вот так дополнить программу, вы уж извините, что морочим голову. Шварц великодушно сказал, что можно, но что это вы тут в алгоритме накрутили?.. А до какой точности? Вот по этому условию? Нет, так нельзя, она зациклится на вот этом месте, когда поменяет шаг и пойдет в обратном направлении… Нет, если уменьшить требуемую точность, то получится не плавная кривая, а броски то вверх, то вниз… А это что добавляется? Варьирование по «тэ-зэ-один», два, три и четыре? А зачем? Разве у вас на записях конкретных значений нету?..
Появились на свет записи — вроде кардиограмм, только лента широкая и на ней сразу четыре трепещущие кривульки, причем две довольно простые, вроде горки, с которой на санках катаются, а две чуть сложнее, немного похожи на пьедестал под Медным всадником. И где-то там обнаружилась ступенька, обозначающая загадочное «тэ-зэ».
Судя по реакции Школьника и его хомяка Миши, Серега влез в их науку глубже, чем они от него ожидали, и тем заслужил уважительные взгляды. Ну, я, допустим, всегда знала, что Шварц умный, но чтоб до такой степени? И решила, что буду ему теперь даже сплетни из метро прощать.
Дима вернулся около восьми, когда доценты с кандидатами начали собираться. Андрюша должен был развезти их по домам (и Шварца тоже), начал выяснять, кому куда, но Школьник, который жил дальше всех, объявил, что доедет потом на метро, а сейчас ему надо, если не трудно, в район улицы Грушевского, к вышеупомянутому Эдику Федотову.
А мы с Колесниковым поползли домой. Ноги меня еле несли — то ли так устала от ничегонеделания, то ли, по авторитетному Димкиному утверждению, надвигается перемена погоды, но у меня не хватило сил даже выяснить, как Дима к Слону съездил. Решила подремать часок, а остальное все потом… Уже сквозь сон слышала — звонил телефон. Вэ-А с кем-то беседовал. Похоже, это были Стивенсы. Не знаю. Я спала.
Часок незаметно растянулся, и проснулась я в девять утра.
Дима не ошибся. Ночью здорово похолодало (он даже, как выяснилось, вставал часа в три, вытащил ещё одно одеяло). Утро выдалось темное, хмурое, по небу ползли черные тучи — неужели снег пойдет? Какой-то очень уж резкий переход от почти лета к почти зиме…
Вторая мысль была более радостная: что холодильник, спасибо Андрюхе, забит и идти с утра никуда не надо. В смысле, торопиться. Потому что в контору-то все равно придется, хоть и воскресенье, но не к девяти, а попозже. Боже, какое счастье!
С утра там господа ученые с Сережей работают — мы не нужны. Пока они все свои модели рассмотрят, пока поймут, что намоделировали. Это нас с Димой только результаты интересуют. А наших консультантов — сам процесс, как в старом анекдоте.
За утренним кофе неторопливо обсудили планы.
— Дим, что, вчера Стивенсы звонили?
— Ага. В гости зовут.
— У них праздник какой-то?
— Нет, мне показалось, просто пообщаться хотят.
— А ты что сказал?
— Что у меня планы на вечер, наверное, не сможем.
— Какие планы? К Слону собрался?
— Вижу, ты, Рыженькая, толком ещё не проснулась — я же у Слона вчера был. А сегодня иду к Петру Петровичу. Порадовать заклятого друга информацией о Дубове.
Судя по Димкиному лицу, не сильно он Пэ-Пэ порадует. Похоже, Дубов придумал очередную подлянку.
— Слон гадость какую-то сочинил?
— Смотря для кого. Для меня — нет, а для дяди Пети…
Но рассказывать мне Вэ-А явно не собирался. Я допила кофе. Смотрю Дима уже в комнате, что-то пишет.
— Дим, кому письмо?
— Ему, дедушке Пете. Пусть лучше прочтет, чем от меня услышит.
— Мне расскажешь?
— Со временем. Иди, там тебе ванна уже готова. Да и время поджимает. Мы все-таки в одиннадцать быть обещали.
Я никаких таких обещаний не помнила. Но если мужчина говорит…
Мое величество успело и ванну принять, и посуду помыть, и даже кое-что простирнуть, прежде чем Вэ-А сообщил, что пора выходить.
Дошли до офиса — а там… Дым коромыслом, ржание. Четверо мужиков пялятся в монитор и комментируют, не отрывая глаз. Четверо — это потому, что Андрюха приехал.
Мы зашли вместе с котом, который терпеливо нас дожидался под дверью. Учуял сигареты, фыркнул и на кухню подался. Раз травите, так хоть кормите. Пока я его аппетиты удовлетворяла, господа мужчины к делу приступили.
Тут уже и мне интересно стало. Вышла, села у Сереги за спиной. Смотрю. На мониторе туда-сюда машинки передвигаются, а сбоку высвечиваются характеристики дороги, покрытия, погоды. Ого, да это уже четвертый вариант.
Господа ученые сидят довольные — дальше некуда. Еще бы, заработала программа, да ещё картинки рисует, все видно…
Тут Андрей голос подал.
— Борис Йосич, а что это мы только «дорога, тормоза»?.. А водитель так, для мебели? Он ведь тоже что-то делал? Ну, тормозил там, или наоборот, на газ давил, рулил…