Изменить стиль страницы

Хазарин Андрей

Товар для Слона

Пролог

Три мазка на новом холсте

Телефон зазвонил поздно, уже в одиннадцатом часу. Трубку сняла Ася. Все-таки она у себя дома, а я ещё чувствую себя гостем, в конце концов, только две недели прошло, как тут появился (хотя две недели насыщенные получились, нормальным людям не на один год приключений хватило бы, да и мне тоже, скажу прямо; тридцать семь — не тот возраст, когда тянет на подвиги, поздновато я ввязался в игры со стрельбой). И не то чтобы я такой деликатный был (ах, неприлично, мол, когда у одинокой женщины дома мужской голос по телефону отвечает) или такой осторожный (теперь уже прятаться не от кого: главный враг убит, прочие, думаю, боятся шевельнуться, если уж сам Слон пообещал защиту). А просто… по сути ведь, вскочил я в чужую жизнь на ходу, мало ли кто ей может звонить, пусть сама решает, кого и когда информировать о моем наличии.

— Вадим, это тебя!

Вадим? Значит, кто-то посторонний. Не из общих друзей. Впрочем, общих друзей у нас с ней в буквальном смысле раз-два и обчелся: Ирина, из-за которой вся каша заварилась, да Жека Батищев, Асин сотрудник, мой дружок ещё по училищу — помогал эту Иру выручать. Правда, на днях познакомила Ася меня со своей любимой Надеждой Павловной. Обширная дама. И хоть Игорь у неё тоже не скелетик, но за ней теряется, одну бороду и видно. Асе, как я понял, они друзья близкие, но мне ещё присмотреться надо — пока что, как говорят в народе, «мы с нею вместе не служили».

— Слушаю.

— Вадим Андреич? Это Алексей, бригадир. С вами будет говорить Борис Олегович.

Бригадир сиречь командир бригады боевиков. А Борис Олегович — это лично Слон! Ну-ну…

— Вадим Андреич, Дубов беспокоит. Простите за поздний звонок — только вернулся. К Ланским ходил на девятины…

На последних словах голос Слона приобрел подобающий случаю сдержанно-траурный оттенок.

Ланского, известного мне как Иван Иваныч, моего бывшего начальника по СИАМИ, нечаянно пристрелили боевики Слона, когда спасали нас с Аськой от Мюллера. Думаю, на девятинах Слон о своей роли не упоминал. Впрочем, комментировать я не стал — вежливо промолчал.

— И вот, знаете ли, появился некий импульс… порыв… — продолжал краснобайствовать Борис Олегович, — совершить небольшое сентиментальное… паломничество… к месту усыпновения. Так не захотите ли составить компанию? Завтра, скажем, часиков в десять утра. Естественно, с уважаемой Анной Георгиевной. Если, конечно, я этим не нарушаю ваши планы…

Были у меня планы, отоспаться, скажем. Неделя беспрерывной беготни не так-то просто оформить фирму — очень к тому располагала. Но «когда пристав говорит садитесь, как-то неудобно стоять». Лучше по повестке, чем приводом. А кроме того, нам с ним, похоже, ещё работать и работать, как говаривал комендант Зубо. Слон-то нас спас, даже денежек дал за кое-какую интересную информацию, а то на какие шиши мы бы фирму открыли? Но только работать нам придется у него под крылышком, а точнее говоря — под пятой.

— Хорошо. В десять — где?

— А мы попросим Алексея Глебовича за вами заехать. Белый «рекорд», номер 227-27. Ровно в десять у вашего подъезда.

— Нет, пусть в десять ноль три едет мимо гастронома у входа в метро. Я буду голосовать.

— Так учили? — иронично отозвался Слон. — Ну-ну. Впрочем, как угодно. До завтра. — И положил трубку.

Именно так мне угодно. Не те связи, которые хочется рекламировать. Бандиты — они бандиты и есть, пусть даже в рафинированном бизнесменском оформлении. А голоснуть у метро — мало ли кто остановится, случайное дело.

* * *

Борис Олегович Дубов, более известный в городе Чураеве под кличкой Слон, «де юре» числился хозяином скромной научной консультационной фирмы «Элефант» (о чем в Чураеве мало кто знал, как и о его ученой степени кандидата химических наук). Известность же и кличку приобрел он не за «де юре», а за «де факто». Борис Олегович был одним из двух самых могущественных дельцов в городе. Другим считался некий Арсланов, причем даже в самых осведомленных кругах не сложилось единого мнения по вопросу, кто из двоих первый, а кто всего лишь второй (круги менее осведомленные отдавали предпочтение Арсланову — как же, свой банк, торговые центры и все такое прочее, — но люди серьезные понимали, что не обязательно большому человеку играть на гармошке у прохожих на виду). Впрочем, ответ на этот вопрос Дубова не интересовал. Его не устраивала сама постановка вопроса: он не хотел быть ни первым, ни вторым, он хотел быть «единственным». В этом он видел свою стратегическую цель, сверхзадачу, если угодно, именно она составляла предмет напряженной деятельности его недюжинного и изобретательного ума.

Однако же стратегия без тактики бессильна. Достижение стратегической цели возможно лишь путем своевременной постановки и правильного решения конкретных тактических задач при безошибочном информационном и материальном обеспечении. Вот потому-то Борис Олегович сию минуту не думал об Арсланове — он размышлял о Колесниковых. Умело, оказывается, очень умело организовала дело мадам. Мадам!.. По виду и не скажешь — пигалица. Воробьишка. А вот поди ж ты. Да и господин Колесников экземпляр штучный. Зицпредседатель Фунт ему бы пальца в рот не положил. Растет молодежь. Любопы-ытная пара. Надо хорошо присмотреться.

В самом деле, Манохин в своей «Татьяне» организовал бизнес остроумно и не без изящества, на семейных и дружеских связях, при минимуме посвященных — а эти двое сумели разгрызть и отработать обе линии: и поставку живого товара, так сказать, рабочей силы, в азиатские бордели через манохинское брачное агентство ИФЦ, и встречные поставки героина. Хороший был бы скандальчик, выплыви все на свет Божий: господин Манохин со своей супругой-сообщницей отправились бы в места не столь отдаленные (в самом деле, теперь-то держава своих нашаливших граждан в Сибирь не высылает), а тестюшка, господин полковник милиции, загремел бы под фанфары… Но вмешалась благосклонная фортуна, позволила делу попасть в разумные руки — и все обернулось наилучшим образом для всех заинтересованных сторон… хотя, возможно, Манохин с женушкой и тестюшкой ещё не поняли своего счастья…

Но, независимо от всего прочего, не исключено, что господин Колесников и его мадам — пара действительно перспективная. По сути, всего вдвоем… если не считать таинственной информационной сети, которую сумела организовать и задействовать пигалица…

Хотя почему же так сразу пигалица? В конце концов, небезызвестная В. Милосская (подобную манеру шутить Борис Олегович заимел с тех пор, как обнаружил в каталоге некоей библиотеки «Гептамерон» Маргариты Наваррской под записью «Наваррская М.») росточку имела ровно 160 сантиметров. Ну, допустим, у Анны Георгиевны формы не те, но, кроме Венеры, была на свете ещё и Артемида, она же Диана… Интересно бы узнать, какой цвет волос приписывали древние богине-охотнице? Уж не рыжий ли?

Борис Олегович вдруг обнаружил, что у него приоткрылся рот и язык облизывает нижнюю губу. Шевельнул левой бровью, мысленно похлопал себя по плечу снисходительным жестом. Сделал в памяти помету Nota Bene — и отложил на потом…

* * *

Ася ехать категорически отказалась.

— Не хочу! И Слона с его хоботом сальным видеть не хочу…

Ну художница слова! Но, видимо, что-то углядела. Умеет.

— И не то место, и не те воспоминания, которые хочется пробуждать, и вообще, родители велели прибыть на дачу, огурцы поспели. Короче, не поеду. Отправляйся один…

В Сады приехали хоть и двумя машинами, но практически одновременно.

Слон устроил на месте форменный допрос. Ему было интересно, как мальчишке, он забыл свой имидж вальяжного барина, резво перебегал с места на место, расспрашивал, что видно было, и где остановился наш «Москвич», и откуда стреляли.

Я сориентировался не сразу: тогда, десять дней назад, мы попали сюда поздно вечером, после нескольких часов метаний по городу на угнанной машине; водили за собой сперва слежку, потом откровенную погоню, пока Алексей готовил здесь засаду… В темноте Сады напоминали дремучий лес, расстояния представлялись больше, кусты выше, а дома массивнее. А сейчас, при свете дня, все выглядело совсем по-другому. Но тут случайное облачко наползло на солнце, вокруг помрачнело, и я вдруг узнал над одной из крыш хрупкий скелет телевизионной антенны — тогда, ночью, небо за ней мне показалось каким-то буроватым… и угол забора, за которым я сидел на корточках и смотрел на зловещий длинный пистолет в руках у Мюллера… а потом снова полыхнуло в глазах — это когда я свалил его подножкой, он выронил оружие, но встретил меня двумя ногами в солнечное сплетение… и хлесткие брызги по щеке выбитых пулей комочков земли, и треск разбитого мобильника во внутреннем кармане куртки, и жесткую упругость спускового крючка под пальцем…