Есть игра, которая мне нравится больше пряток. Называется «Сельди и бочке». В нее играют так: Первая Сельдь прячется, остальные ищут. Если кто найдет, то останется с Сельдью, и они сидят вдвоем. И вскоре получается, что сидят уже все вместе, набившись, как сельди в бочку. И обязательно кто-нибудь прыснет со смеху, кто-нибудь захихикает, и последний — кто останется — находит всех.

Даже средневековые теологи говорили о Боге «по-пряточному», называя его Deus Absconditus ¹. (¹ Бог скрытый (лат.) — прим. перев.). Только я думаю, что настоящий наш Бог скорее похож на игрока в «сельди». И найти его можно точно так же: услышав смех сбившихся в кучу.

Ребята на улице орут: «Эй, где ты там? Выходи! Новый кон начинаем!» Вот и я хочу сказать всем, кто слишком хорошо спрятался: «Выходите, чтобы вас нашли — новый кон начинаем!».

А теперь поговорим о хорошем — для разнообразия. О чем стоит вспомнить, когда думаешь: не жди от людей добра!

Есть расхожая фраза: «Сейчас никому нельзя верить». Ни врачам, ни политикам, ни бизнесменам, ни продавцам. Все только и ищут, как бы тебя облапошить. Так ведь?

Оказывается, не совсем.

Один американец по имени Стивен Брилл провел эксперимент — над нью-йоркскими таксистами. Брилл выдавал себя за богатого иностранца, который не понимает по- английски. Он проделал это десятки раз, чтобы выяснить, сколько же таксистов его надует. Друзья Стивена предрекали: так или иначе «иностранца» постарается обмануть большинство.

Из тридцати семи обманул один. Остальные отвезли точно по адресу и плату взяли строго по таксе. Некоторые водители отказывались ехать, если названное место было совсем близко — через один-два квартала. Они даже выходили из машины и показывали Стивену — тут дойти два шага. А самое смешное, что иные еще и предупреждали: в Нью-йорке полно проходимцев, и надо смотреть в оба.

Мы с вами и дальше будем узнавать о мошенниках и ворах, о том, как лгут и крадут полицейские; как жнут там, где не сеяли, врачи; как берут и дают взятки политики. Но это не должно обескураживать: такие истории и попадают в прессу, поскольку они — исключения из правил. Факты говорят: людей, которым можно доверять, гораздо больше, чем кажется. Факты говорят: так думают многие. По последним данным института Гэллапа, 70 % опрошенных считают, что в большинстве случаев большинству людей верить можно.

Кто сказал: не жди от людей добра?! И что за мысли такие?

О машинах и поездках говорят много и часто — вы тоже, наверное, заметили. Преданность автомобилю превратилась в настоящий культ. Эрик Берн назвал такие разговоры на вечеринках «устной игрой «Дженерал моторс».

Но что бы ни говорили, экономическая сторона здесь не самое главное. Главное — твоя репутация, представления окружающих о тебе. В Америке так: скажи мне, какой у тебя автомобиль, и я скажу тебе, кто ты. Загляните в свой гараж — сразу все поймете.

Моему разбитому драндулету пришел черед примкнуть к числу калек на четырех колесах. А на смену ему идет новый автомобиль — и моя новая репутация.

Лично мне был бы по душе серебристо-серый «мерседес» с сиденьями мягкой кожи и прочим «люксом». Но вот моему банку эта идея вовсе не но душе. Я бы обрадовался сверкающему черным лаком мотоциклу марки «БМВ» с коляской для пассажира. Но вот жена этой идее вовсе не обрадовалась — особенно варианту с коляской для пассажирки. Меня вполне устроил бы «лендровер»: с полочкой для ружей и сиденьем для охоты на ходу. Но вот изобилующих дичью вельдов вокруг городов что-то не наблюдается. Солидный журнал для потребителей на первое место ставит модель под названием «Кролик» фирмы «Фольксваген», но какой же из меня кролик? Назови они эту модель «Морж» или «Тюлень», глядишь — и подошла бы. Наидвухместнейший наизакрытейший «крайслер» тоже не годится — кому ж хочется выказывать свою отсталость?

Один из моих студентов посоветовал мне потратить все деньги на наркотики. Сиди дома и «катайся» сколько пожелаешь. Но это не по мне: из таких «поездок» пустыми возвращаются.

Я понял, что мне нужно: изысканное, модное, чудо техники — нечто роскошное и при этом практичное и экономичное. Например, пикап «порш» с двигателем на бумажных салфетках. И, конечно, серебристо-серого цвета.

На самом деле машина нужна мне не для репутации, а для радости.

Помню, как однажды в конце мая мы ехали домой на стареньком «форде-пикапе». За рулем — мой дядя Роско, а сэади — я в обществе двух племянниц восьми лет. Мы возвращались после купания и, чтобы согреться, сели на теплые от работающего мотора трубы, укрылиеь потертыми пледами, а у ног пригрелся пожилой мохнатый пес. Мы жевали шоколадное печенье, запивая его сладким молоком из термоса, и во всю мочь горланили бесконечную песенку о том, как сто бутылок пива стояли на стене, и одна из них упала, и уже девяносто девять стояли на стене. Над нами сияли звезды, луна и Бог; а в конце пути мы уснули и видели хорошие сны.

Вот для чего нужны машины. Вот такие поездки я люблю, потому что я сам такой. Коли знаете, где взять такую машину, — обязательно скажите мне.

Однажды мне довелось жить в довольно ветхом летнем домике на склоне крутого холма. Агент по продаже недвижимости утверждал, что у домика есть свой «шарм» — проще говоря, из этой халупы был неплохой вид.

Я решил сохранить дух этого пристанища и оставить во дворе все как есть — пусть растет и цветет само, без моего участия. Помню, вышел я на крыльцо и объявил всему живому во дворе: «Даю вам полную свободу. Желаю удачиЬ

На том же склоне, выше меня, обитал мистер Вашингтон. Его ладный кирпичный дом, крытый черепицей, был не хуже иного ранчо, а ухоженный двор — предмет его гордости — напоминал сочетание площадки для гольфа и древесного питомника. Мистер Вашингтон был старше меня, работал страховым агентом. А как он умел готовить жаркое на вертеле — ребрышки, челышко и грудинку! А еще он был негр — сам-то я белый (точнее, желтовато-серый — как воск).

Тогда, в конце шестидесятых, я исповедовал идею всеобщего равенства и с маниакальной настойчивостью проявлял терпимость буквально ко всем и вся. А мистер Вашингтон исповедовал — впрочем, приведу лучше его доподлинные слова: «Эй, Фулгам, хоть у тебя и белая задница, а все равно оказался ты ниже меня, черномазого! Вот и вышло тебе равенство!» Скажет — и ну хохотать.

Всякий раз, когда он так говорил, я вздрагивал: не из-за «белой задницы» — шут с ней, из-за того, другого слова. Но он именно так себя называл и при этом всегда смеялся.

На мой запущенный двор он со своего крылечка посматривал с презрительной усмешкой. По его признанию, с таким соседством он мирился лишь потому, что я лучше его готовил острую приправу из красного перца и имел лучший в округе набор электромеханических инструментов.

Иногда мы играли в покер; нас сближала любовь к изысканным сигарам, как и нелюбовь к ним наших жен. Мы с ним шагали в одной колонне во время модных тогда маршей за мир и справедливость. И музыкальные пристрастия у нас были схожи: как-то раз мы целый вечер сравнивали соло Джона Колтрейна и Джонни Ходжеза.

А еще он всегда смеялся — даже если жизнь становилась мрачнее и суровее, он все равно находил в ней смешные стороны. Как это ни странно, мы служили друг другу советчиками во всевозможных житейских делах — об этом я еще расскажу.

Теперь он умер, и мне его очень недостает. До сих пор помню его смех и в трудные минуты слышу как наяву…

А самое главное — у меня остался его рецепт соуса для жаркого на вертеле.

За моим соседом водилась странная и порочная привычка превращать лужайку возле дома в пустошь. Четкой границы между нашими дворами не было. Каждый год соседа охватывало нечто вроде мании травоубийства. И тогда он принимался науськивать свою машинку для стрижки газонов, готовил ядовитые зелья для травы и разливал их по канистрам в гараже. Что обычно только портило наши и без того испорченные отношения.