Ведь, если подумать, цветными карандашами даже чисто по количеству художественных творений создано болъше, чем любыми другими орудиями живописца. В любой стране в миллиардах коробок, ящиков, шкафов и чуланов лежат миллиарды бумажных листов с миллиардами рисунков. Целый океан воображения землян. Я уверен — Рональд Рейган и Михаил Горбачев тоже когда-то рисовали карандашами. И Фидель Кастро, и японский император, и Раджив Ганди, и госпожа Тэтчер, и президент Мубарак, и даже, может быть, Аятолла. Да все, наверное, кого ни назови.

А что, если создать новое секретное оружие — межконтинентальную карандашную ракету? Оружие массового счастья. Ракету, сеющую Красоту. И как только где-нибудь назревает конфликт, надо послать туда эту ракету. Она мягко, тихо взорвется высоко-высоко в небе, и в воздухе поплывут тысячи и тысячи крошечных парашютиков. И на землю будут спускаться коробки с цветными карандашами. И мы не поскупимся: отправим не маленькие наборы из восьми штук, а самые большие, со встроенной прямо в коробку точилкой, из шестидесяти четырех цветов: тут тебе и серебряный, и золотой, и бронзовый, и алый, и персиковый, и лимонный, и янтарный, и шоколадный — все что душе угодно! И люди будут смущенно и радостно улыбаться и разрисуют весь земной шар.

Дурацкая затея, верно? Безумная, никчемная и совершенно пустая. Однако из сегодняшней газеты я узнал, сколько средств советское правительство и американский конгресс выделяют на вооружения. И я подумал: а что принесут миру эти вооружения? И у меня нет сомнений, какую из затей можно назвать безумной, никчемной и совершенно пустой. И у меня нет сомнений в том, как всюду и всем необходимо воображение, как нам его не хватает. А потому — дарите, пожалуйста, друт другу цветные карандаши.

Исход лета наводит меня на глубокие раздумья. Я размышляю над человеческими желаниями — затаенными и очень личными, при исполнении которых чувствуешь огромное удовлетворение. Вслух о них стараются не говорить, опасаясь оказаться непонятыми. Но для большей доверительности наших с вами отношений поведаю об одном из моих тайных пристрастий — жарком из говядины.

Кто хоть что-нибудь в этом деле понимает, тот хорошо знает, как готовится мое любимое блюдо: нужно взять кусок крепкой говядины, выбить из него кухонным молотком всю душу, обмакнуть в яйце и обвалять в муке, бросить на глубокую сковородку, обильно смазанную свиным жиром, и поджарить. Затем мясо вынуть, а на сковородку плеснуть молока, добавить муки, соли и перца — получится солидная подлива. На тарелку рядом с жарким накладывается гарнир из горошка и картофельного пюре, а сверху надо все окатить подливой. Еще к жаркому полагаются кукурузные лепешки, масло и литровая кружка холодного молока. Ну а потом остается лишь взять в одиу руку вилку, а в другую — нож, устроиться поудобнее у самых яслей с кормом, поднять глаза горе, восславить Господа за ниспосланную благодать и — уплетать все подчистую до последней капелькн подливы, до последней кукурузной крошки.

«Фу, гадость какая!» — воскликнете вы. Очень может быть. Но ведь у вас тоже, наверное, есть любимое блюдо, олицетворяющее — для вас — домашний уют и счастье. А я к вашему угощению без противогаза и миноискателя, может, и близко не подошел бы. Ну и что же? Каждому, как говорится, свое: вам — ваше лакомство, а мне — мое. На том и поладим.

У каждого есть тайная цель в жизни. Вот и я все время, можно сказать, начеку — не дай Бог упустить жаркое из говядины, приготовленное по редкостному рецепту. А для этого приходится заглядывать в закусочные на автостоянках и в провинциальных городишках вдалеке от магистралей. В эти маленькие храмы божественных яств, разбросанные среди американских просторов.

Если хотите, могу рассказать о результатах изысканий нынешним летом. Наград удостоены:

ордена Звезды — гриль-бар «Торрес» (город Уизер, штат Айдахо), где, кстати, вволю зубочисток — бесплатно;

двух орденов Звезды — кафе «Фэйруэлл Бенд» (город Фэйруэлл-Бенд, штат Орегон), кафе удостоено также поощрительной премии за гарнир под названием «рагу а-ля погост», который на самом деле — всего-навсего молочные оладьи; впрочем, об этом надо рассказывать особо;

двух орденов Звезды — кафе «Синее ведро» (город Уматилла, штат Орегон), где после обеда дают мятную резинку — бесплатно;

трех орденов Звезды — кафе «Петушиный хвост» у автостоянки на шестой южной авеню в Сиэтле; официантка в свое время водила грузовики по Алабаме и знает все тонкости приготовления жаркого из говядины;

ПЯТИ орденов Звезды и букета цветов кафе «Мод Оуэнс» (город Пейетт, штат Айдахо), где жаркое аж свисает с тарелки, и к нему подают петрушку, маринованные персики, два корнишона в укропном рассоле и глазунью из одного яйца. И еще зубочистки — бесплатно. И еще мятную резинку — бесплатно. И еще под тарелку кладут карту города Пейетт.

На прощание хозяйка кафе пожала мне руку, а официантка поцеловала в щеку. Я дал ей два доллара чаевых. Вряд ли кто-нибудь кроме меня когда-либо прежде ухитрялся съесть все. Я и через три дня ощущал во рту вкус того жаркого.

И чего ради он так распинается, подумали, наверное, вы. Да потому, что все вокруг твердят: мир — дрянной, добра от людей не жди. Надоело! Что за разговоры такие? Я, например, знаю в Пейетте кафе, где и повар, и официантка, и хозяйка всю душу вкладывают, выполняя простой заказ на жаркое из говядины.

У «Роллинг стоунз» есть слова, ставшие крылатыми: «Чего хочется — получишь не всегда. В чем нуждаешься — быть может. Иногда». А вот вам мои слова: бывает, что счастье улыбается в большом и в малом сразу, а в придачу — бесплатные зубочистки, мятная резинка и — на десерт — поцелуй!

Ранние сумерки погожего октябрьского дня, суббота, Местные дети играют в прятки. Когда же я-то в последний раз играл? Лет тридцать назад, может, и больше, но до сих пор помню ка́к. И сейчас только позови — сразу согласился бы. Взрослые в прятки не играют. Во всяком случае, забавы ради. А зря.

Был в нашей компании один мальчишка, вечно так спрячется, что не найдешь. И в вашей, наверное, был. Мы его ищем-ищем, а надоест — убежим: пусть сидит, пока не протухнет. Наконец он вылезет, злой-презлой: чего ж не ищете? Ну и мы в ответ тоже злимся: а ты чего не по правилам играешь?! Прятки — это когда прячутся, но находятся. А он нам: прятки — это когда прячутся и ищут, а не когда прячутся и не водят. Потом начнутся крики: это кто так придумал?! А какая разница, кто?! А мы не будем с тобой больше играть, раз ты такой! Без тебя обойдемся! И тому подобное — словом, крики вместо пряток. И что же? В следующий раз он опять так спрячется, что не найдешь. Он и по сей день, наверное, сидит где-нибудь — я так думаю.

Пишу эти строки, а дети на улице все играют. Вон один зарылся в кучу листьев, прямо под моим окном. Давно уже сидит; остальных нашли, все собрались у места, где водят, и вот-вот исключат его из игры. Может, выйти и подсказать, где он? Или поджечь листья и выкурить его оттуда? В конце концов я просто гаркнул из окна: «Эй, пацан! Выйди, чтоб тебя нашли!» Бедняга до того испугался, что заплакал и побежал домой — маме жаловаться. Поди, и в штанишки со страху напустил. Иной раз стараешься как лучше сделать, а получается наоборот.

В прошлом году один мой знакомый, врач, обнаружил у себя скоротечный рак. Он знал, что умрет, но не хотел, чтобы родные и близкие тоже мучились из-за него, и никому не сказал. Так и умер. Все говорили: какой молодец — ведь мучился в одиночку, других берег и прочее в том же духе. Но в разговорах между собой родственники и друзья возмущались: восходит, без них обошелся, не верил в их поддержку. И еще обидно было, что даже не попрощался.

Он слишком хорошо спрятался. Для него найтись означало бы играть дальше вместе со всеми. Те же прятки, только взрослый вариант. Когда хочешь спрятаться. Когда хочешь, чтобы искали. Когда боишься — вдруг найдут? «Пусть никто не узнает». «Что обо мне подумают?» «Зачем понапрасну беспокоить?»