'Welcome to Hendon Hall, my king (добро пожаловать в Хендон-холл, мой король)!' exclaimed Miles (воскликнул Майлс). 'Ah, 'tis a great day (ах, это великий день; ‘tis = it is — это есть)! My father and my brother and the Lady Edith (мой отец и мой брат и леди Эдит) will be so mad with joy (будут так безумны от радости) that they will have eyes and tongue for none but me (что у них будут глаза и язык ни для кого кроме меня = они будут общаться только со мной) in the first transports of the meeting (в первые минуты встречи; transport — порыв чувств), and so thou'lt seem but coldly welcomed (и поэтому ты покажешься = покажется, что лишь холодно встречен) — but mind it not (но не обращай на это внимания; to mind — обращать внимание; возражать, иметь что-либо против); 'twill soon seem otherwise (это скоро покажется иначе); for when I say thou art my ward (ибо когда я скажу, что ты мой подопечный), and tell them how costly is my love for thee (и расскажу им как дорога/дорого обходится моя любовь к тебе; costly — дорого обходящийся, дорогой), thou'lt see them take thee to their breasts (ты увидишь, как они прижмут тебя к груди: «увидишь их взять тебя…») for Miles Hendon's sake (ради Майлса Хендона), and make their house and hearts thy home forever after (и сделают свой дом и сердца твоим домом на веки вечные: «навсегда после»)!'

region [`ri: Gən], pierce [pıəs], mansion [`mænSən]

'And old Sanctum Sanctorum was truly sorry your Highness came not back,' said Hendon; 'I saw it in his face.'

'Marry, I will never doubt that!' said the king — and then told his own story; after which Hendon was sorry he had not destroyed the archangel.

During the last day of the trip, Hendon's spirits were soaring. His tongue ran constantly. He talked about his old father, and his brother Arthur, and told of many things which illustrated their high and generous characters; he went into loving frenzies over his Edith, and was so glad-hearted that he was even able to say some gentle and brotherly things about Hugh. He dwelt a deal on the coming meeting at Hendon Hall; what a surprise it would be to everybody, and what an outburst of thanksgiving and delight there would be.

It was a fair region, dotted with cottages and orchards, and the road led through broad pasture-lands whose receding expanses, marked with gentle elevations and depressions, suggested the swelling and subsiding undulations of the sea. In the afternoon the returning prodigal made constant deflections from his course to see if by ascending some hillock he might not pierce the distance and catch a glimpse of his home. At last he was successful, and cried out excitedly:

'There is the village, my prince, and there is the Hall close by! You may see the towers from here; and that wood there — that is my father's park. Ah, now thou'lt know what state and grandeur be! A house with seventy rooms — think of that! — and seven and twenty servants! A brave lodging for such as we, is it not so? Come, let us speed — my impatience will not brook further delay.'

All possible hurry was made; still, it was after three o'clock before the village was reached. The travelers scampered through it, Hendon's tongue going all the time. 'Here is the church — covered with the same ivy — none gone, none added.' 'Yonder is the inn, the old Red Lion — and yonder is the market-place.' 'Here is the Maypole, and here the pump — nothing is altered; nothing but the people, at any rate; ten years make a change in people; some of these I seem to know, but none know me.' So his chat ran on. The end of the village was soon reached; then the travelers struck into a crooked, narrow road, walled in with tall hedges, and hurried briskly along it for a half-mile, then passed into a vast flower-garden through an imposing gateway whose huge stone pillars bore sculptured armorial devices. A noble mansion was before them.

'Welcome to Hendon Hall, my king!' exclaimed Miles. 'Ah, 'tis a great day! My father and my brother and the Lady Edith will be so mad with joy that they will have eyes and tongue for none but me in the first transports of the meeting, and so thou'lt seem but coldly welcomed — but mind it not; 'twill soon seem otherwise; for when I say thou art my ward, and tell them how costly is my love for thee, thou'lt see them take thee to their breasts for Miles Hendon's sake, and make their house and hearts thy home forever after!'

The next moment (в следующее мгновение) Hendon sprang to the ground before the great door (Хендон спрыгнул на землю перед огромной дверью; to spring — прыгать), helped the king down (помог королю вниз = спуститься), then took him by the hand (затем взял его за руку) and rushed within (и ринулся внутрь). A few steps brought him to a spacious apartment (несколько ступеней привели его в просторную комнату; to bring — приносить, довести); he entered (он вошел), seated the king with more hurry than ceremony (усадил короля более со спешкой, нежели с церемонией), then ran toward a young man (затем побежал к молодому человеку; to run — бежать) who sat at a writing-table (который сидел у письменного стола; to sit — сидеть) in front of a generous fire of logs (перед щедрым огнем бревнышек).

'Embrace me, Hugh (обними меня, Хьюго),' he cried (он вскричал), 'and say thou'rt glad (и скажи, что ты рад) I am come again (что я пришел снова = вернулся)! and call our father (и позови нашего отца), for home is not home (ибо дом не дом) till I shall touch his hand (пока я не прикоснусь к его руке), and see his face (и не увижу его лицо), and hear his voice once more (и не услышу его голос один раз еще = снова)!'

But Hugh only drew back (но Хью только отстранился; to draw back — отодвинуться), after betraying a momentary surprise (после того как выдал секундное удивление; to betray — предавать, выдавать), and bent a grave stare (и направил мрачный взгляд; to bend — направлять, гнуть) upon the intruder (на незваного гостя; to intrude — вторгаться, входить без приглашения/разрешения) — a stare which indicated (взгляд, который указывал) somewhat of offended dignity at first (что-то вроде оскорбленного достоинства сперва), then changed (затем переменился), in response to some inward thought or purpose (в ответ на какую-то внутреннюю мысль или намерение), to an expression of marveling curiosity (на выражение удивленного любопытства), mixed with a real or assumed compassion (смешанного с настоящим и наигранным участием; to assume — принимать, брать на себя; прикидываться, симулировать, притворяться). Presently he said (немного времени спустя он сказал), in a mild voice (мягким голосом):

'Thy wits seem touched (твой ум кажется тронутым), poor stranger (бедный незнакомец); doubtless thou hast suffered privations (несомненно, ты испытал лишения) and rude buffetings (и грубые удары судьбы) at the world's hands (от рук мира); thy looks and dress betoken it (твой вид и одежда свидетельствуют об этом). Whom dost thou take me to be (за кого ты меня принимаешь: «кем ты принимаешь меня быть»)?'

'Take thee (принимаю тебя)? Prithee, for whom else than whom thou art (пожалуйста, за кого же еще как не за /того/, кто ты есть)? I take thee to be Hugh Hendon (я принимаю тебя за Хью Хендона),' said Miles, sharply (сказал Майлс резко).

The other continued (другой = его собеседник продолжил), in the same soft tone (тем же мягким тоном):

'And whom dost thou imagine thyself to be (а кем ты воображаешь себя)?'

'Imagination hath naught to do with it (воображение тут ни при чем: «не имеет ничего делать с этим»)! Dost thou pretend (притворяешься ли ты) thou knowest me not (что ты не знаешь меня) for thy brother Miles Hendon (как твоего брата Майлса Хендона)?'

An expression of pleased surprise (выражение приятного удивления) flitted across Hugh's face (пробежало по лицу Хью), and he exclaimed (и он воскликнул):