Мышь, которая мурлыкала

Исследования, проводимые на белых мышах, вознаграждают усилия ученых самым удивительным образом. Недавно они обнаружили, что белые мыши, совершенно как люди, падки до наслаждений. Ученые ухитрились вживить в мозг мыши электродик, который она (или он) активизирует самостоятельно, нажимая носом кнопочку. При каждом таком нажатии электрод вводит в кровеносную систему грызуна большие количества энкефалинов. Эти энкефалины, они же эндорфины, доставляют мышам наслаждение – огромные, омывающие их потоки чистой, трепетной радости. Эндорфины впрыскиваются и в нашу кровь, когда мы едим, когда достигаем, старательно выполняя инструкции, публикуемые в таких журналах, как «Космополитен», оргазма, когда нас щекочет или холит близкий друг. Это они служат приятным дополнением к боли, они понуждают нас правильно питаться и спариваться с подходящими для этого дела партнерами, защищать беспомощных детей и изыскивать поводы для мелочных придирок полезными для здоровья, утвержденными самой Природой способами.

Алкоголики ощущают приток эндорфинов при первом за день глотке джина; думаю, такой же прилив достойного возбуждения испытывает и лорд Хансон, приобретая первые 15 % акций какой-нибудь беззащитной корпорации, и совсем уж не приходится сомневаться в том, что редактор сенсационной газетки ощущает мощный выброс эндорфинов в кровеносную систему, как только перед ним раскладывают по столу фотографии, доказывающие, что супруга одного из игроков крикетной сборной страны подрабатывает проституцией. Некоторых из нас окатывают такие же приливные волны наслаждения, когда на сцену фестиваля «Монстры рока» в Кастл-Донингтоне выходит группа «Мотли Крю», или когда они созерцают скульптуру Бранкузи, или следят за совершающими свободный полет бровями Аластера Сима, или слушают (это мой персональный наркотик) музыку Вагнера.

Единственный, до какого удалось додуматься человечеству, истинный эквивалент этих эйфорических пептидов извлекается из мака. Опиаты обладают точно такой же способностью порождать наслаждение и подавлять боль, они «связывают», если перейти на язык врачей, те же самые рецепторы мозга. Ученые уже не один год пытаются отыскать способы химического синтеза наших с вами эндорфинов и получить наркотик, который не будет иметь явственно нежелательных побочных эффектов – или «противопоказаний», как эвфемистически выражаются медики, – создаваемых морфием и героином. Однако белая мышь учит нас тому, что это направление исследований может оказаться бесполезным.

Дело в том, что, получая возможность выбора между высвобождающим эндорфины нажатием кнопки и миской еды, белая мышь неизменно выбирает кнопку. Она сидит, включая и выключая электроды, мечтая, подергиваясь и пуская от чистого наслаждения слюни, пока буквальным образом не околевает от голода.

Пуритане могут усмотреть в этом доказательство того, что способность человека отыскивать новые пути, на которых он достигает наслаждения, такие как вино, искусство, наркотики, спорт и позиция № 41 «Камасутры», есть извращение дарованного нам Природой рефлекса наслаждения, настолько удаленное от первичной его функции как механизма продолжения рода, что удаление это надлежит считать творением дьявола. Настанет день, предупреждают они, насупливая брови под своими коническими, комическими пуританскими шляпами, когда мы понаделаем кнопок не для белых мышей, но для самих себя, и тогда уже мы сами будем пускать от наслаждения слюни – вместо того чтобы трудиться, прясть, хвалить Господа и кормиться картошкой. А тем временем белые мыши, к которым мы, корчась и урча, повернемся спиной, разбегутся и захватят власть над миром, что, как всегда уверял нас писатель Дуглас Адамс, они проделают в любом случае.

Возможно, в этом и состоит причина демонстрируемой хозяевами нашей жизни ярой нелюбви к Би-би-си. В конце концов, у любого телевизора кнопок столько, что многие усматривают в его способности доставлять нам пассивное, морфиническое наслаждение подлинную опасность. И когда странноватые политики и прочие мишки с очень слабенькими умишками негодуют на Би-би-си за то, что она называет старую советскую гвардию «правыми» и «консерваторами», это, разумеется, никак не связано со спорами, которые они и так уже проиграли, – ведь не настолько же они тупы. Вспомним, что сам президент Буш назвал переворот, произошедший на прошлой неделе в Кремле, делом рук правых; американские, французские, немецкие, итальянские и, что особенно важно, русские газеты также используют слова «консервативные» и «правые» для описания реакционных элементов советского общества. Нет, показная тупость этих людей есть, по сути своей, часть заговора, направленного на уничтожение самого телевидения. Отсюда и новая сеть «Независимого телевидения», именно для того и придуманная, чтобы уменьшить наслаждение, которое доставляют нам действительно независимые каналы. Система продажи льгот, самая неэффективная и разрушительная «в корпоративной истории», как отозвалась о ней финансовая компания «Джеймс Кейпел», нападки на Би-би-си и появление спутникового телевидения – все они придуманы для того, чтобы лишить нас удовольствия и заставить побольше работать. Все это дела пуританские, недобрые, неэтичные и подлые, да только мы и сами с усами. И конечно, по этой же причине искусство и спорт получают от бюджета сущие крохи. Иного объяснения я придумать не могу.

Любая белая мышь, которой пришла в это жаркое лето в голову блажь разгуливать в рубашке, наверняка посмеивается сейчас в рукав.

Игра в монополию

Помню, несколько лет назад, когда мир еще сохранял невинность и все казалось возможным, кто-то задал на званом обеде такой вопрос: «Случалось ли вам когда-либо присутствовать на приеме, на котором все разговоры не сводились бы рано или поздно к рынку недвижимости?»

Читателям помоложе скажу в поучение, что речь здесь идет о временах давно прошедших, временах, когда агенты по недвижимости еще рыскали по нашей стране, ища, кого поглотить,[195] позвякивали ключами, урчали двигателями своих «Пежо 205» и вообще обращали нашу столицу в место для жителей ее не безопасное. То, что этот владычествовавший, уверенный в себе вид человеческих существ оказался стертым с лица земли за время, равное, геологически говоря, одной миллисекунде, есть явление необъяснимое. Может быть, они слишком уж преуспели? Или, как считают некоторые, их теплая, плодоносная естественная среда обитания отступила куда-то от наползавших на нее льдов экономической депрессии и именно это отступление агентов и погубило? А может быть, бесконечная вторичная переработка ими фраз наподобие «хорошо презентированный», «все в большей мере желательный» и «продаваемый по реалистичной цене» создавала так много обманчиво привлекательного метана, что он в конечном счете разрушил кислород доверчивости и все они передохли? Не исключено, впрочем, что они, подобно Бенбери, просто-напросто «лопнули, взорвались».[196] Как бы там ни было, различные memento mori,[197] следы их существования, принявшие форму заброшенных домов на главных улицах наших городов и обратившиеся в окаменелости табличек «Сдается», все еще с нами. Et in Acacia Avenue ego,[198] словно говорят они.

Но вернемся к званому обеду. Услышав приведенный выше вопрос, еще один гость спросил: «Случалось ли вам когда-либо присутствовать на приеме, на котором никто не задал вопроса: “Случалось ли вам когда-либо присутствовать на приеме, на котором все разговоры не сводились бы рано или поздно к рынку недвижимости?”» Что и показывает нам, насколько эндимичной была эта проблема. Тот факт, что недвижимость стала столь распространенной темой разговоров, сам по себе стал темой не менее распространенной. В кругах более утонченных распространенной темой разговоров стал уже сам этот факт. И так далее.