Не может быть, чтобы любознательный Козьма не искал у предшественников ответов на свои вопросы. Невозможно представить, чтобы их блестящие идеи, будь они известны ему, не проглядывали бы в космогонии Козьмы. Но не проглядывают!.. Значит, абсолютно ничего он не нашел. Кстати, и тот факт, что его конструкция мира, его "шкатулка" была признана тогдашним "ученым" миром, свидетельствует: информационный вакуум был в его времена повсеместным. (Можно бы предположить козни церковников, которым почему-то предпочтительней было видеть Землю "шкатулкой", нежели шаром. Однако такое предположение несвоевременно: впереди еще по крайней мере половина тысячелетия, пока церковь, набрав силы, не встанет над каждым движением мысли. Так что здесь явно не церковная хитрость, а только всеобщее дремучее невежество.) Итак, первый вопрос по истории Европы: как же оказалось возможным повсеместное и полное забвение абсолютно всех знаний, накопленных за античные века? Винить в этом молодое (и в силу молодости своей — прогрессивное!) христианство заведомо было бы ошибкой. Какой же объективный закон исторического развития проявил здесь себя?..

Вторая загадка еще непостижимее: как смогла античная наука в эпоху Возрождения воскреснуть из небытия? Вроде бы легко поверить в интерес к ней, содержащей глубокие и мудрые ответы на сложнейшие вопросы. Легко понять увлечение латынью — языком великих ученых тысячелетней давности. Легко простить многолетнюю моду на латинские имена… Но абсолютно невозможно поверить в то, что после тысячелетнего невежества нашелся бы хоть один человек, умеющий свободно читать (и, главное, понимать) латинские тексты (написанные не на средневековой "варварской" латыни, а на классическом языке Цицерона) и способный научить других. Впрочем, если бы даже и нашелся, абсолютно невозможно поверить в то, что воспитанные в дикарстве люди прониклись бы вдруг столь великим уважением к античной науке, что стали активно осваивать классическую латынь и запоем читать ветхие трактаты. Дело в том, что (если вспомнить уровень знаний Козьмы Индикоплевста) написанное в этих трактатах было бы для них попросту непонятным, а потому и неинтересным. Здесь неизбежно нужны традиция и школа. Главное же: откуда взялись все эти древние античные труды? Может ли быть, чтобы их десять веков сберегали в своих монастырях неграмотные монахи, не ведающие, что там написано, знающие только, что написанное там — порождено язычеством, если только не надиктовано на погибель человеку самим дьяволом? Ни в коем случае! Если уж, как свидетельствуют современные исследования, фанатичные деятели церкви вроде александрийского епископа Кирилла лично руководили разгромом прежних "языческих" храмов и собственноручно сокрушали прекрасные статуи античных богов, то простым монахам, как говорится, "сам Бог велел" освобождать не только заведомо скудные монастырские библиотеки, но и каждый уголок христианской Европы от языческого мусора. Далее. Сравните тот тысячелетний период, за который якобы уцелело то, что непонятно кому и зачем нужно, — и последующий период в не столь уж долгие 450 лет (от эпохи Возрождения до наших дней): где они, эти драгоценные античные трактаты?

Как умудрились новопросвещенные ученые возрожденной Европы полностью растерять эти глубоко чтимые ими первоисточники, которые теперь-то, поняв их великое значение, должны были бы беречь пуще глаз своих? Только и есть у нас в руках, что выполненные в эпоху Возрождения копии и компиляции.

Здесь нам могут возразить, предположив, что хранилищами знаний были Восточная Римская империя и арабские страны. Действительно, какая-то часть книг "вернулась" в Европу эпохи Возрождения именно оттуда. Но, во-первых: Восточная Римская империя была такой же христианской страной, и античное "язычество" было ей столь же чуждо, интерес к "язычеству" так же, как и в Риме, официально объявлялся государственным преступлением, "языческие" библиотеки точно так же выискивались и уничтожались; так что и здесь остается в силе вопрос о том, как могли уцелеть древние книги. Во-вторых, на протяжении долгих веков ни в Константинополе, ни в арабском мире не видно никаких следов от культурного влияния якобы сберегаемых книг — до появления "Второго учителя" Фараби, в Х веке знакомившего арабов с учением Аристотеля; и опять вопрос: откуда, после многовекового забвения, появились, и каким образом, если не было соответствующей школы, стали вдруг понятны арабам античные мудрости?

Как видите, эти две загадки взаимно исключают одна другую; их совместное существование в нашей истории — третья загадка. По сути, должно быть одно из трех: или античная наука не умирала и полнокровной живой струей влилась в Ренессанс (но тогда — в каких таинственных заповедниках могла она уцелеть, какие новые шедевры гениальной человеческой мысли породила она за эти тысячу лет — время, в несколько раз превышающее период античного расцвета, — и, наконец, почему об этих шедеврах, которые не могли не возникнуть при живой культуре, мы абсолютно ничего не знаем?), или же она в принципе не могла возродиться именно в таком виде, как мы это наблюдаем в эпоху Возрождения: в виде фундамента всей научной мысли того времени. Другое дело, если бы средневековая Европа постепенно создала иную, самобытную науку, — и тогда уж, опираясь на нее, познакомилась с идеями предшественников, как с чем-то занимательным, умным, но на три четверти чужим… Примерно так, как осваивали античную мысль арабы.

Возьмите для сравнения: в разгар периода, который можно назвать "Ренессансом России", после шестивекового (всего лишь!) забвения всплыло восхитившее всех "Слово о полку Игореве". Но разве хоть кому-нибудь пришло на ум переходить в науке на древний язык "Слова", в литературе — на его стилистику? Нет. Ибо уже возникла другая культура, питавшаяся от иных корней. С другой стороны: не будь этой новой культуры, находка "Слова" заведомо осталась бы абсолютно неоцененной и незамеченной.

Выше было сказано: "одно из трех", но названо только два предполагаемых решения (и оба слишком маловероятны). Каково же третье? Вот оно: может быть, этого тысячелетнего интервала, этого тысячелетнего разрыва в культуре Европы — вообще не было?!. Впрочем, такой вариант решения представляется еще менее вероятным.

ГЛАВА 10. Откуда есть пошла наука хронология

Итак, мы увидели некоторые — из числа очень многих! — загадки истории, которые понуждают нас к одному из двух: или выдумывать фантастические гипотезы, ибо иначе не объяснить ненормальное поведение Луны и чудесную вспышку античной просвещенности после тысячелетнего деграданса (не говоря уж о тех диковинах, про которые речь впереди), или же, пусть очень осторожно и с извинениями, чтобы ненароком кого-нибудь не обидеть, усомниться в правильности некоторых старинных дат. При этом, конечно, мы понимаем прекрасно: "некоторых" — слишком мягко сказано. Стоит только пошевелить две-три ключевые даты, и вся европейская хронология рассыплется, как карточный домик.

Не хотелось бы ущемлять профессиональную гордость историков, но — есть ли выбор? — пусть они предложат какой-то третий разумный вариант!..

Чтобы понять, насколько в принципе могут быть (или нет) справедливы сомнения в правильности общепринятой структуры исторических дат, полезно вглядеться внимательнее не только в эту структуру, но и в то, как она создавалась, — в историю создания истории как науки.

Историю делают люди.

Этот расхожий афоризм обретает совершенно новый смысл в результате нашего исследования ("нашего" — в широком смысле, если вспомнить всех критиков традиционной хронологии, от И.Ньютона до Н.А.Морозова; речь о них будет ниже): точно в такой же степени, как и повседневную жизнь, люди наполнили ошибками и нелепостями и свою историческую память.

Но ведь современная историческая хронология — наука?.. спросит осторожный читатель. Да, конечно. В формальном смысле она наука, ибо построена на "постулатах" (роль которых играют некоторые старинные летописи и труды историков), приведенных к логическому соответствию, и длиннейших цепочках выводов из них. Желательно также, чтобы любая наука, кроме внутренней непротиворечивости, была в согласии и с любыми внешними фактами, относящимися к ее компетенции. И вот вам факт. Фукидидова триада затмений могла произойти лишь в X или XI веке нашей эры. Относится ли этот факт к исторической хронологии? Да, безусловно. Согласуется ли он с ее "выводом" (о том, что эти затмения были в V веке до н. э.)? Нет. И здесь историк начинает раскручивать, чтобы убедить нас и самого себя, ту самую цепочку причин и следствий: "Фукидид во всех деталях своей Истории достоин доверия… согласуется с другими историческими данными… и т. д.", — что же мы видим? Что вместо ответа он только лишний раз доказывает нам, хотя требовалось совсем не это, что наука его вполне наукообразна.