- Я не хочу выбирать! - я отнял руки от головы и посмотрел в потолок. - Выбор - это так мучительно! Почему я должен выбирать? Как я могу выбрать, если не знаю, что лучше?

- Иди сюда, - послышался шепот.

Я оглянулся и увидел Ладу. Я лежал на сеновале, а она склонялась надо мной. Выбирай, не выбирай, отрешенно подумал я, а дорога всегда приводит меня сюда.

- Иду, - отозвался я и притянул Ладу к себе.

- Ты пойдешь со мной? - прижимаясь ко мне, прошептала она.

- Куда?

- В Красноянск.

- Зачем тебе в Красноянск? Взять власть?

Я посмотрел на нее и увидел зеленые глаза, освещенные неугасимым внутренним огнем.

- Ладно, ладно, - поспешно сказал я, прижимая ее сильнее.

- Не смейся надо мной, - попросила она.

- Я не смеюсь. Так зачем тебе в Красноянск?

- У меня там брат. Он жив, я знаю.

- Откуда знаешь?

- Чувствую.

Я покивал с задумчивым видом. Может, и правда пойти с ней? Какого рожна мне делать здесь, в этой забытой Богом деревеньке? Витамин живет с Прасковьей, он почти стал хозяином большой усадьбы, скота и птицы. Я здесь совершенно лишний и скоро мне просто укажут на дверь. Можно, конечно, перебраться к Настасье... Всем хороша женщина. Лицом приятна, фигурой тоже, но... не лежит к ней душа. Что-то точит меня изнутри, зудит, стоит только подумать о ней. Не хочу к Настасье! И ни к какой другой бабе не хочу. Вот и весь сказ. Лада тоже не сильно привлекает меня из-за своих убеждений, но, как справедливо сказал Борис, женщину любят не за убеждения.

- Ты правда хочешь, чтобы я пошел с тобой? - спросил я, вдыхая запах волос Лады.

- Да. - Она ответила сразу, не замешкалась ни на мгновенье.

- Я пойду с тобой, - сказал я твердо.

- Ура! - закричала она, вскочила, начала теребить меня. Потом успокоилась и сказала: - Знаешь, как страшно идти одной!

- Вдвоем будет веселее, - сказал я и усмехнулся, вспомнив Витамина.

- Ты будешь моим парнем! - радостно сказала Лада. - Знаешь, у меня никогда не было своего парня. Нет, правда! Ну, я, конечно, не девочка, и все такое, - она покраснела и спрятала глаза, - но постоянного парня, который меня берег бы и защищал, у меня не было.

Мы спустились с сеновала, умылись, позавтракали, и я отозвал Витамина в сторону.

- Знаешь, я ухожу.

- С этой девчонкой? - Витамин пристально посмотрел на Ладу.

- Да, с ней. Понимаешь, быть у тебя в работниках не хочется. Пойми, я ничего против тебя не имею, но...

- Да я понимаю, старик, что ты оправдываешься. Иди. Но знай, что пока я жив, у тебя есть в этом мире друг.

- Жратвы на дорогу дадите?

- Без вопросов, старик, без вопросов. Сколько унесете. Куда пойдете-то? В Красноянск? Тут недалеко, думаю, за пару дней доберетесь. Да, еще хотел спросить... Ты не сердись... Ну, а как же твоя жена?..

- Не бей в самое больное место, - тускло сказал я. - Ее ведь давно нет...

- Извини, старик, извини. Когда выходите?

- А прямо сейчас. Скажи Прасковье, пусть соберет котомку.

Мы выступили через полчаса. Я обнялся с Витамином, Лада деловито подхватила меня под руку и мы вышли за ворота.

- Дорога зовет! - прокричала моя подружка.

Она опять повязала на голову бандаму, но теперь у нее был совершенно другой вид. Возможно, так выглядели комсомольцы тридцатых годов, которые ехали строить новую жизнь. Я рядом с ней смотрелся как потухший вулкан, в котором неожиданно начала просыпаться жизнь. Я старше ее на пятнадцать лет, я пережил потерю семьи...

- Послушай, - сказал я, - а ты кого-нибудь потеряла в катастрофе?

- Далась всем эта катастрофа! - неожиданно зло выкрикнула она. - Каждый в ней кого-то потерял. Кто брата, кто сестру, кто родителей, кто и тех и других. Одна Лада Белугина никого не потеряла! Вот за что ей такое счастье? А за то, что у нее никого и не было! Брат только, да и тот никакой не брат, если посмотреть правде в глаза. Мы с ним жили вместе в детдоме. Он совершенно чужой человек, но он мне родней родного брата!

Она замолчала, взглянула на меня, но я смотрел вдаль, туда, где извивалась дорога. Мы вышли за околицу, и теперь перед нами было поле, засеянное пшеницей. Дорога шла по полю и ныряла в лес.

- Ночевать придется в лесу, - сказал я. Я посмотрел на небо, которое начало хмуриться. - Хорошо, что у тебя есть плащ, - в случае чего небольшую палатку мы сможем сделать. Нам в ней не будет тесно.

Лада остановилась, топнула ногой и сверкнула глазами.

- Ты не об этом думаешь! У тебя кто-то погиб в катастрофе?

- Это не имеет никакого значения, - твердо произнес я, и она смутилась, опустила глаза. - Не задавай больше этот вопрос. Договорились?

Она взглянула на меня с интересом и неожиданно выпалила:

- Я хочу, чтобы ты был моим мужем!

Я остановился, принялся ошарашено разглядывать ее.

- Что смотришь? Все мужчины, которых я встречала, были какие-то размазни. Они только казались мужчинами. Даже если у них были необъятные плечи и раздутая мускулатура, они пасовали передо мной. А один вздумал меня побить. О, он теперь очень жалеет об этом! - Лада сжала кулаки и погрозила кому-то. Потом совершенно покорным голосом спросила: - Ты ведь не станешь меня бить?

- Вот еще! - улыбнулся я, но улыбка замерла на губах, потому что у Лады был совершенно убитый вид.

Она шмыгнула носом и вдруг разревелась. Потрясенный, я обхватил ее, прижал к себе. Она забормотала что-то неразборчивое, что-то насчет парня, которого она любила, но который был неспособен защитить ее, отчего она и ушла из Сибирска...

- Я слабая, как и любая баба, - прошептала она, всхлипывая. - Я только делаю вид, что сильная. Я ведь и коммунизмом заразилась для того, чтобы казаться сильной. Мне показалось, что коммунисты несгибаемые, что-то вроде Ваньки-встаньки, их бьют, бьют, а они все не падают...

Она снова заревела, сотрясаясь всем телом. Я взял ее на руки и понес.

- Что ты? - удивленно сказала она, размазывая слезы по лицу.

- Буду нести тебя, пока ты не перестанешь плакать.

- Я уже перестала, перестала! Опусти меня. Устанешь почем зря, а нам еще идти да идти.

Я поставил ее на ноги и поцеловал.

Некоторое время мы шли молча. Потом я спросил:

- Лада, скажи, неужто можно исповедовать коммунизм только для того, чтобы казаться сильной?

Она хмыкнула, искоса взглянула на меня.

- Ты так сказал - "исповедовать", словно коммунизм - это какая-то религия.

- А разве не так? Когда-то коммунисты говорили, что первым из них был Иисус Христос. Равенство, братство, и тому подобное.

- Я не верю в равенство и братство, - сказала Лада, глядя вдаль. - Я вообще ни во что не верю. Но тебя же я вытащила от этой толстой кулачки!

- Ну, какая же она кулачка? Жила себе одна, мужа потеряла в катастрофе, детей не было, работала как папа Карло...

- Папа Карло не работал, - Лада усмехнулась, иронично посмотрела на меня. - Папа Карло был нищий шарманщик. Босяк.

- Пусть так. Она приютила нас...

- Заставила пахать...

Я остановился, порылся у себя в мешке и вытащил табличку "Работаю за еду и ночлег" Лада посмотрела, ничего не сказала. Я спрятал картонку, мы пошли дальше.

- А ты как добывала себе пропитание? - спросил я через минуту.

- Никак, - она пожала плечами. - Грибы да ягоды. Работать за еду я не собираюсь.

- То-то ты в голодный обморок хлопнулась.

- Ну что же, хлопнулась, - согласилась она. - Бывает. Но вкалывать на дядю... или, тем более, на тетю, я не буду. А до катастрофы я была еще маленькая. Вот так-то.

- Как же ты жить собиралась?

Она остановилась, взглянула исподлобья, и нехотя выдавила:

- Революцию устрою.

- Так, - протянул я. - Значит, болтовня насчет взятия власти - это серьезно?

- А ты думал!

Я сошел с дороги в высокую пшеницу, сел.

- Ты что? - Лада смотрела большими глазами.

- Ты иди, иди, - сказал я, кивком указывая на восток. - А я здесь останусь. Не по пути нам с тобой. Я власть брать не собираюсь, и содействовать этому - тоже.