- Понимаю, - расстроенно сказал Бенджамин. - В тебе чувствуется философская жилка. Недаром ты кандидат философских наук. Материалист?

- Ты, как всегда, преувеличиваешь. Я не стал кандидатом философских наук. Не успел. Да мне, собственно, не очень и хотелось им стать.

- Знаешь что? - Бенджамин посмотрел на меня сурово. - Я, пожалуй, угощу тебя еще одним стаканчиком. Сиди тут и жди.

Он пошел к "Чипу", а я сидел и смотрел на его ботинки, точнее - на мелькающие подошвы. Эти ботинки - предмет зависти всех БОМЖей. Они высокие, шнурованные, на толстой резиновой подошве, и - кожаные. Бенджамин ими особенно гордится и, как говорят, никогда их не снимает, чтобы не украли. Впрочем, мне мои ботинки тоже не хочется потерять - в чем мне тогда ходить?

- и я их тоже не снимаю. Зря он пошел за еще одним стаканчиком. За несколько лет моей жизни Без Определенного Места Жительства у меня выработалась стойкая дневная норма потребления алкоголя - два стаканчика в день. Если выпить больше - мне уже не будет так хорошо, как всегда. Ладно. На этот случай у меня тоже есть предмет гордости - фляжка из нержавеющей стали. Все-таки держит меня прошлое, крепко держит. Ни за какие деньги я не соглашусь продать эту фляжку. Это подарок. Единственный подарок, которым я дорожу. Потому, что мне подарила эту фляжку... Ладно. Подарила и подарила. Кому, кроме меня, это интересно?

Пришел Бенджамин, принес водку. Я аккуратно, чтобы не пролить ни капли, вылил водку во фляжку, тщательно завинтил крышечку. Завтра можно не выходить на утренний промысел. Разве что придется раздобыть что-нибудь поесть. Бенджамин посмотрел на меня с неудовольствием - ему ведь придется пить одному. Впрочем, мы, БОМЖи, не особенно щепетильны на этот счет. Бенджамин выпил свою порцию, крякнул, вытер толстые губы рукавом, понюхал корочку хлеба.

- Сильна! Ох, сильна, дьявольская жидкость! - он поморгал влажными глазами, проследил, как я прячу фляжку в карман. - Значит, на ангела тебе наплевать?

- Что значит "наплевать"? Я этого не говорил. И потом, я же не верю в ангелов. Как мне может быть наплевать на то, чего нет?

Бенджамин покивал с сокрушенным видом, посмотрел на пустой пластиковый стаканчик, который все еще держал в руке и бережно положил его в карман.

- А в Бога ты веруешь? - спросил он сурово, глядя на меня черным глазом.

- В Бога? Верую. В ангелов - нет. Уж извини, Бенджамин.

- Да нет, ничего, - немного смягчился Бенджамин. - Не одинок ты в безверии своем. - Язык у него слегка заплетался, очевидно и для него второй стаканчик оказался избыточным. - Смотри, встретишь его, не продешеви.

- Кого его?

- Кого, кого. Ангела!

- Ах, ангела. Конечно не продешевлю. Я постараюсь. Честное слово!

Вот вам, пожалуйста, пример разговора на отвлеченные темы. Ангел. Надо же такое придумать!

Мы расстаемся не прощаясь, просто встаем и уходим в разные стороны. Я иду к своему подвалу, лелея в душе сладкую мысль о том, что у меня за пазухой лежит еще один ломоть хлеба, который я утаил от Бенджамина, и который я съем ночью, в минуты мучительной бессонницы (результат дневного сна после первого стаканчика), если моя добрая душа не заставит меня поделиться с кем-нибудь из вечно голодных мальчишек. Но завтра, завтра мне будет решительно нечего есть, и придется искать пропитание наряду с пустыми бутылками. Но это будет только завтра, не правда ли?

В подвале сидело полукругом все наше молодое население - мальчишки и девчонки. Они или глупо хихикали или сидели с закрытыми глазами. Нанюхались клея и ловят глюки - так у них это называется.

- О, Философ! - широко улыбнулся Ванька-Хватай, показывая редкие и гнилые зубы. Философ - это мое прозвище. - Проходи скорей. Нюхать будешь?

Он всегда спрашивает, буду ли я нюхать, хотя я никогда не соглашаюсь. Он даже не поворачивал головы. Как он понял, что это я? По шагам? Или по запаху?

Я молча прошел к своему топчану, уселся, стал рассматривать детские лица, освещенные неверным светом свечи. Киска и Лапка - наши девчонки. Они коротко пострижены и почти ничем не отличаются от мальчишек. На правом глазу Лапки вздулся ячмень. Миля, Стяга, Лавр и Патрон сильно нанюхались и сидят с закрытыми глазами, покачиваясь из стороны в сторону. Я улегся на топчан и закрыл глаза. Я дома. Что бы и кто бы там ни говорил - я дома. Я здесь живу. Я прихожу сюда каждый день. Я бы даже не выходил отсюда, если бы не надо было промышлять пропитание и выпивку.

Оказывается, кроме меня и детей в подвале был еще и Тюк. Он тихо и мирно лежал в своем углу, как всегда пьяный - от него распространялся едкий запах перегара. Тюк напивается каждый день до бесчувствия. Как он ухитряется в таком состоянии добраться до дома - не постигаю. Милиция его никогда не забирает - милиция вообще старается с нами не связываться, а с Тюком и подавно. Наши мальчишки утверждают, что Тюку всего-навсего шестнадцать лет, но я склонен этому не верить - на вид ему все сорок. Он щуплый, сморщенный, цвет лица у него серый. Как он ухитряется добывать деньги на такое количество выпивки - для всех загадка. Впрочем, может быть ему нужно совсем немного - напившись однажды, он не может остановиться и пьянеет до бесчувствия уже от ста граммов водки. По утрам он встает, жутко болея, и исчезает в неизвестном направлении, оставляя всех в твердой уверенности, что вечером явится на заплетающихся ногах, рухнет на свою лежанку, протяжно простонет и резко отключится, словно кто-то щелкнет его жизненным выключателем. Ночью он не храпит и даже не шевелится, но никто не проверяет - жив ли он, потому что такая картина повторяется многократно с неизбежностью захода солнца.

Я лежал в полудреме, наслаждаясь выпитым в обществе Бенджамина. Заснуть мне, пожалуй, не удастся - наша молодь затеяла какую-то возню и издает громкие звуки, к тому же я выспался днем. Что такое Бенджамин говорил про ангела? Одно желание? Ну как же, только одно, ни больше, ни меньше. А почему не три? Как золотая рыбка - три желания. Какое бы загадать желание? Нет, пожалуй, одного желания вполне достаточно - мне и его-то придумать трудно, что уж говорить о трех. Ангел. Ха. Ха. Ха. Очень скоро в подвал придут сразу два "ангела" - Палка и Зинка, наши общие друзья. Алкоголички, эх! Не такие примечательные, как Тюк, но тоже колоритные. Обе лохматые, длинноволосые, нечесанные, Палка длинная и худая, за что и получила свое прозвище, а Зинка - маленькая и пухлая. Эти напиваются не до бесчувствия, долго не укладываются спать, пристают ко всем с пьяными разговорами "за жизнь", пытаются воспитывать наших детей, на что неизменно получают порцию матерщины, заводят разговоры о своей болезни (обе они давно больны гонореей) и, как венец вечера, затевают драку между собой. Причем, если что-то в этом распорядке изменится, мы все будем страшно разочарованы.

Есть у нас еще один "ангел" - Нарик. Это наркоман. Он ночует редко, иногда пропадает целыми днями. Он в полном рабстве у уличных торговцев наркотиками - за дозу его можно заставить делать все, что взбредет в голову. Вот так. А ты, Бенджамин, говоришь - ангел. Не может к нам в подвал прийти ангел. Здесь слишком грязно, темно и воняет. Запачкает ангел свои белоснежные крылышки, как потом ему отмываться? Сюда даже черт не заглядывает, а если бы и заглянул, поморщился бы брезгливо, скорчил рожу на своем свином рыле и исчез по добру, по здорову. Не верю я ни в ангела, ни в черта, Бенджамин.

Я почти заснул. Я даже не слышал, как шумно ввалились в подвал Палка и Зинка. Точнее, слышал сквозь дрему, но это не произвело на меня обычного шокового действия. Когда я открыл глаза, то увидел такую картину: наши мальчишки сидят кружком и режутся в карты, девчонки крутятся вокруг, подглядывая и давая дурацкие советы, а Палка и Зинка мыкаются рядом, пытаясь убедить молодежь в пагубности карточных игр вообще и "очка" в частности. Пацаны играют не на деньги - денег у них нет, все деньги, которые им удается заработать попрошайничеством, воровством или разовой работой, они тратят тут же, не сходя с места - на еду, сигареты и клей. Они играют на шелбаны, причем бьют так, что головы должны бы трещать, но у пацанов крепкие головы и никто не жалуется.