Штрауд и сам был поражен сложностью и обилием туннелей, прорытых руками легиона зомби.

Виш наконец связался с Натаном, сообщил, что со Штраудом все в порядке, просто кратковременное… недомогание, как он выразился. Штрауд включил свою рацию и проговорил в микрофон:

— Комиссар, мы собираемся проникнуть через внешнюю обшивку корабля. Мы тут столкнулись… с препятствиями.

— Вас понял, Штрауд. Поторопитесь. У нас наверху народ теряет терпение.

— Мы ждали трудностей, — объяснил Штрауд. — И были правы.

— Туннели?

— Увели нас от корабля. Они этой твари служат вместо рук.

— Тогда сам корабль, значит, ее брюхо?

— Что-то вроде этого.

— А стоит ли вам лезть прямо ей в пасть?

— Вы, комиссар, говорите так, будто у нас есть выбор. Все… это… очень сложно, и можно сказать, что билет на корабль мне был заказан три тысячи лет назад…

Натан неуверенно и нервно хихикнул в микрофон, не совсем понимая, о чем говорит Штрауд. На линии затрещали помехи. Натан напоследок подбодрил смельчаков, сообщив, что они наверху все болеют за них, а он, Натан, если Штрауд выйдет живым, лично угостит его нью-йоркской пиццей под нью-йоркское пивко.

— Ловлю на слове, комиссар. То… ко… айте… ам , время.

— ., то ..вы ..зали?

— Хо… бы… усло… ного… часа…

— Вас понял… о… ассвета… елаю… се., оих… си…ах.

— Спа… о, ко… сэр.

— Эт… вы… арите… еня? Ш…уд, вы либо смельччч…к ..бо .су…асшшшш…ий… вашшшшшпу… ки… тоже… амое… онец… ссс… зи.

Кендра тщательно проверила на каждом защитные костюмы, приборы и прочее снаряжение. Все работало исправно, однако запас кислорода в баллонах был израсходован уже наполовину. На его потреблении сказались физическое напряжение и эмоциональный стресс. Леонард выглядел весьма ослабевшим, и даже Виш расслабленно и безучастно привалился к стене, уставившись на корпус корабля подавленным взглядом.

Штрауда самого охватила невероятная усталость, и он ни в чем не мог винить своих спутников. Он засомневался, а не следовало ли ему пуститься в опасное предприятие в одиночку, но хрустальный череп предупредил, что его миссия требует трех мужчин, отличающихся мужеством и верой. С ним было двое мужчин и женщина, но вот относительно их веры у него возникли кое-какие сомнения, несмотря на проявленное ими неоспоримое мужество.

— Как только вскроем борт корабля, — как можно спокойнее произнес Штрауд, — каждый из вас волен вернуться в любую минуту.

Сказано это было с такой искренней простотой, что остальные лишь молча глядели на него, не находя слов. Теперь Кендра узнала в нем прежнего Штрауда, человека, в объятиях которого провела ночь.

— Это тебе твой череп говорит? — обиженно спросила она.

— Это мне говорит мое сердце.

— Можно только позавидовать. У меня-то сердце трепыхается как пытающийся взлететь куренок, — признался Леонард и как мог постарался выдавить из себя смешок, но зашелся в надсадном кашле.

— А чего мы здесь расселись? — поинтересовался Виш. — Я лично не собираюсь оставлять вас одного, Эйб.

— В том, что вы вернетесь, как только мы пробьем корпус, нет ничего стыдного. До сих пор демон вел свою игру. Теперь мы начинаем играть по нашим правилам.

Кендра пристально разглядывала Штрауда. Он вновь казался отстраненным, ушедшим в себя. Он вступил в какое-то психическое состязание с демоном корабля. Кендра вздрогнула, ей показалось, что эта мысль передалась ей прямо из мозга Штрауда… И Кендра засомневалась, не стали ли они с Вишем и Леонардом просто пешками Эшруада в его колдовской игре.

— Ну, так примемся за дело, доктор Штрауд, — произнесла она вслух.

Перед ними высился борт корабля, гладкий-гладкий, не видно даже стыков между досками обшивки, не на чем даже глаз остановить. Прямо как брюхо кита.

Глаза Кендры привыкли к темноте, а нос — к щекочущему запаху сырости и глины, и ей казалось, что она различает зловоние разлагающейся плоти морского гиганта, что улавливает едва различимое движение его ребер при вдохе и выдохе. А вдруг кит нас всех проглотит, мелькнула у нее странное и страшное опасение.

Штрауд, словно прочитав ее мысли, обернулся и приблизил свой шлем к шлему Кендры так, чтобы она могла ясно видеть за толстым стеклом маски выражение его лица.

— Да, Кендра, — глухо проговорил он. — Отродье превратилось в корабль, корабль превратился в отродье… И как только мы вскроем его брюхо, окажемся в чреве демона…

Его слова и то, как он их произнес, напугало Кендру больше всего, что она уже видела в подземном лабиринте.

— Вы все должны вернуться… Сразу же, как только откроем путь внутрь…

— А как же ты? Пойдешь навстречу своей смерти?

— Будь что будет… От судьбы не убежишь.

Внешний вид бывает весьма обманчив. Борт корабля оказался далеко не таким неприступным и непроницаемым, как выглядел. Дунь — и он задрожит, как карточный домик, тронь — и он рассыплется…

Здесь, в чреве древнего корабля, царствовало разложение. Археологи сразу же заинтересовались древесиной, из которой был изготовлен борт и которая на ощупь казалась окаменелой. Тем не менее внешняя поверхность обшивки была вся сплошь покрыта грибком и грибовидными наростами, которые при малейшем прикосновении так и сыпали спорами.

— Да как же это все еще на куски не развалилось? — даже удивился Штрауд.

— Почва здесь состоит почти из одной чистой глины. Она и замедлила естественное разрушение дерева, — объяснил Виш. — Сама же древесина, если не ошибаюсь, тик…

— Точно, тик, только подумать! — восхитился Леонард.

— Этруски были искусными корабелами, — напомнил Виш.

Они пробрались внутрь корабля, и в тот же момент этрускский череп, который в свое время каким-то образом попал в руки египетского фараона и был погребен вместе с ним, вспыхнул странным оранжево-желтым сиянием. Свет в черепе то разгорался с необыкновенной яркостью, то мерк, снова и снова, будто хрусталь задышал глубоко и часто… И наконец, череп засветился ровным неестественным светом — совсем как современный уличный фонарь.

— Честно говоря, у меня от вашего черепа мурашки бегут не хуже, чем от чертова корабля, — призналась Кендра.

— А ты разве не обратила внимание, что чем ближе мы к источнику зла, тем сильнее становится энергия Эшруада? — спросил Штрауд.

— Нет, меня больше волнует, что наше время истекает.

— Смотрите, смотрите сюда! — окликнул их Виш, указывая на груду терракотовых кувшинов, ковшей, кружек и чаш. — Они помогут нам датировать корабль!

— Очень похожи на керамику, обнаруженную на корабле из Кирены[39], — заметил Леонард, — где-то около семисотого года до нашей эры.

— Нет уж позвольте, — возразил Виш, — тогда уж скорее…

— У нас нет времени на научные диспуты, джентльмены, — решительно вмешался Штрауд.

— Тогда пожалуйте сюда, — предложил Леонард. Он подвел их к сваленным в кучу топорам, киркам, мотыгам, лопатам, кривым садовым ножам, садовым ножницам, молоткам, ножам, бородкам, напильникам, долотам, буравам и несчетному множеству деревянных гвоздей.

— Подобные инструменты неоспоримо доказывают, что этруски совершенно определенно были независимой державой, Штрауд, — торжествующе заявил Леонард и, достав 35-миллиметровую камеру, которую он ухитрился контрабандой пронести в туннель, принялся щелкать затвором. — Необходимо зафиксировать такую картину!

— Господи! — горестно вздохнул Виш. — Если бы только мы могли сделать все, как положено. Стереофотосъемка, освещение…

— Джентльмены! Это же вам не обычные археологические раскопки! — уже раздражаясь, вновь перебил его Штрауд. — Здесь пристанище прародителя зла. Я, конечно, понимаю ваш профессиональный интерес, но надо же быть реалистами!

— Сделайте как можно больше снимков, Леонард, — словно не слыша его, распорядился Виш и вдруг взорвался:

— С пустыми руками мы отсюда не уйдем, доктор Штрауд!

— Я должен идти к центру корабля, — стоял на своем Штрауд.