Изменить стиль страницы

Повозку снова дёрнуло. Ещё один синяк… Вовремя расслабился, ничего не скажешь! Хорошо Ю: свил гнездо из тюков и видит прекрасные сны. Свернулся, нежно обнимая мешок с одеждой. Я улыбнулся, глядя на него. В короткой ханьской куртке и широких штанах, то и другое — из обычной холстины, он ничем не напоминал утончённого красавца, приветствовавшего меня в Кёо. Если не присматриваться. Нарядное платье — среди поклажи? Мой спутник захватил лишь мешок да небольшой чёрно-лаковый сундучок. Интересно, что у него там? Диковинки из хранилища? Любопытно…

Я придвинулся к ханьцу. Какое сосредоточенное выражение лица, будто на занятии по начертаниям. И невинное, как у ребёнка, обдумывающего очередную каверзу. Гнусный обманщик! Обещал, что захватит с собой Мэй-Мэй! Я надеялся, что она завершит хлопоты по оставляемому на произвол судьбы хозяйству и присоединится к нам, но девушка так и не появилась. Неужели сама не захотела ехать? Тогда никакая она не служанка, а очень даже госпожа! Впрочем, надо же кому-то за домом присматривать?..

И тем не менее!

— Кошмары не тревожат? — шепнул я и погрозил спящему пальцем. — Разбил несчастное сердечко!

Слова мои прозвучали неискренне. Осознав, что не увижу красавицу, я тотчас же успокоился, будто она была желанным предметом и не более того. И страдал скорее от неутолённого любопытства, нежели печалился разлукой.

Юмеми вздохнул во сне, но не пробудился. Боги, какая тоска! Я и сам провалялся последние сутки, поскольку саке, купленное Мэй-Мэй, оказалось крепким. Разве можно было его не попробовать? Кто же берёт в дорогу непроверенные припасы? Проверяли до самого утра и слегка переусердствовали. Так что вчера повозка везла два дружно сопящих тела. Выехали за городские стены, оставили подношение Покровителю Дорог (отъезд в День Руды сулил проявление неявного, в частности — тайны, выходящие на свет), и уснули чистым младенческим сном — если, конечно, бывают младенцы с похмелья…

— Сколько можно спать? — умоляюще протянул я, но попутчик оказался безжалостен к моим стенаниям. От разговора увиливает! Я твёрдо решил, что допрос следует провести со всем пристрастием, благо, впереди шесть беспросветных дней в повозке. Наружу не больно-то выглянешь, если не хочешь получить в глаз какой-нибудь веткой. Заросла дорога. Близ самого Кёо она ещё приемлема, да и двор оттуда только-только переехал в Овару — длинным, но проторенным императорским путем. Грязь взбили, зато и поросли молодой не осталось. Я же решил срезать путь. Польстился на остатки старого тракта, которым пренебрегли триста лет назад, проложив обходную петлю чуть восточнее, между отрогов крутобоких холмов, что с северо-востока прикрывают Южную Столицу от равнинных ветров. Всей-то разницы два дня, надо было ехать так же, как прежде! Хотел, дуралей, наверстать время, потраченное в Кёо на сны и погоню за птичками… Приказ правителя, как-никак. Вот и сиди, торопыга, синяки подсчитывай да гадай, когда твой ценный груз соизволит пробудиться к жизни и общению.

А вопросов у меня столько, что до Овары хватит. Во-первых, Мэй-Мэй. Не успокоюсь, пока не выведаю всё об этой куколке, то безукоризненно вежливой, то властной, то кроткой. Как она выразилась? «Ах, какой прелестный огненный мотылек!» Или что-то в этом роде. И рассмеялась… надо мной, между прочим!

И откуда у неё такое имя?

Далее — лес. И его неведомый обитатель. А также, что скрывает там Ю, отказавшийся сопроводить меня на прогулку даже после пяти чашечек саке? И не пожелавший объяснить пользование чёрным ходом.

Интересно, таинственный зверь и является тем, что хозяин дома столь ревностно оберегает от посторонних глаз?

А ханец примечателен сам по себе. Прежде всего, зачем он понадобился Сыну Пламени? Почему его не мог доставить обычный гонец? Кстати, по какой причине дядя оформил мандат через Судебную Управу? Я подчиняюсь ей, как любой из подданных, но у них есть и собственные служащие, так почему именно я? Тьма кромешная.

Он им понадобился как торговец древностями или как торговец удачей? Судя по содержанию приказа, второе. Откуда в Управе знают, кто он? Или это известно императору? Печать-то его. Он прибегал к услугам юмеми, находясь в Зимней Резиденции? Тогда почему он не захватил ханьца с собой, покидая её? Загадки, кругом загадки! И голова — кругом!

Теперь о внешности. Во-первых, не знаю человека, тем более, мужчину, столь совершенной красоты. Её даже можно счесть выходящей за рамки допустимого, но Ю как будто не обращает на неё внимания. Чем он красит волосы, а, главное — зачем? Кто дозволил ему носить пряди такой длины, ещё и разноцветные? Это ведь даже не мой пятый ранг, это девятый, а то и десятый! А что подразумевает радужная окраска, вообще затрудняюсь предположить. Для тех, кто самовольно причисляет себя к неподобающему рангу, предусмотрено наказание — состригание всех волос на теле. Значит, ему разрешено? Иноземцу?! Или нет?.. Никогда не встречал ханьцев, хотя бы отдалённо напоминающих Ю.

Как бы выяснить? Попытаться напрямую, мы ведь друзья? Впрочем, что я несу, какая дружба, мы знакомы три с половиной дня, из них полтора вычеркиваем… нет, сколько можно дрыхнуть?

И всё же, мы чуть ли не мгновенно перешли на дружескую манеру общения. Тоже непривычно. Я из тех людей, кто легко находит общий язык с другими, но отбросить церемонии за два дня — чересчур даже для меня! С другой стороны, произошло это во сне, и выбирать не приходилось. Не мог же я скорчить презрительную мину или пренебречь тёплой непринуждённостью в его обращении ко мне? Это было бы грубо. И неблагоразумно! Для кого-то сон — что дом родной…

— Просни-ись, — пропел я, наклоняясь к уху юмеми. — Солнышко уже встало… и скоро зайдёт. Если откроешь глаза, так и быть, приберегу для тебя пару солёных слив к рисовым колобкам!

Но ханец остался глух к моим мольбам и посулам. Я уж собирался было сдаться и, смертельно обидевшись, окликнуть Дзиро, дабы подкрепиться в его компании, но… Какая-то тень, скользнувшая по лицу попутчика, заставила меня замереть на месте, с пальцем, по привычке поднесённым ко рту. Губы юмеми искривились, будто он попробовал на вкус одну из вышеупомянутых слив. Он несколько раз мотнул головой, отгоняя наваждение, и открыл глаза. Вздрогнул, наткнувшись на мой заворожённый взгляд.

— И зачем звал? Отвлёк от важного дела.

— С успешным пробуждением! — брякнул я.

— Благодарю, — без тени шутки ответствовал тот. — Это вы очень верно подметили, любезный посланник! С успешным.

«Ну вот, опять», — мысленно простонал я. Что за привычка переходить на вежливо-издевательское обращение, заставляющая собеседника почувствовать себя напыщенным глупцом?! Хотя могу и подыграть…

— Вас не беспокоили дурные сны, господин юмеми?

— Нет, — не моргнув глазом, ответил он. — Скорее, это я побеспокоил их. Очень некстати, за что коленопреклонённо прошу прощения. — Он сладко потянулся, даже не пытаясь преклонить обещанную часть тела, и лицо его оставалось задумчивым.

Я выжидающе посмотрел на него.

— Нас ждут неприятности.

— Какие? — я понял, что шалости подошли к концу.

— Разные. И в первую очередь — погода. Похоже, надвигается сильная буря.

Я охнул и поднял полог. Так и есть: небо, с утра не услаждающее взор весенней синевой, набрякло, пропиталось раствором грозовой туши. Таких гнетущих туч я не видел с детства. В тот день молния, зародившаяся меж чернильных боков небес, расколола и подожгла старую криптомерию, которую мой дед называл Хозяйкой. Дерево это, сколько я себя помню, всегда украшали ленты алого шелка, и свои первые начертания мы с братом вешали на них. До той злополучной грозы. Он очень расстроился тогда, мой дед. Плакал и собирал щепки. Старость нахлынула на него, словно тёмная вода, и спустя недолгое время он слёг и умер.

Мне сделалось неуютно. Почерневшие небеса предвещали беду. И ни ветерка. Может, проскочим? Хотел бы я разбираться в погоде!

— Дзиро! — крикнул я, перегнувшись в сторону возницы. — Когда там ближайший кров?