В 65 г. Цезарь избирается эдилом. Сохраняя верность намеченной им линии, он ознаменовал свой эдилитет организацией роскошных зрелищ (однажды он вывел на арену 320 пар гладиаторов в серебряных доспехах), а также тем, что восстановил в Капитолии статую и трофеи Мария, убранные оттуда в свое время по распоряжению Суллы. В 64 г. он привлек к суду двух видных сулланцев, обвинив их в убийстве римских граждан. В 63 г. Цезарь избирается верховным жрецом, а на 62 г. — городским претором.
Именно в это время он и организует совместно с трибуном Метеллом Непотом активную кампанию в пользу Помпея, ожидая его возвращения из Азии. В ходе этой кампании, как уже говорилось, дело доходило до весьма ожесточенных столкновений. По окончании срока претуры Цезарь получил назначение в Испанию. Здесь он вел удачные военные действия, подчинил непокорные еще Риму племена лузитанов и каллаиков, в области внутреннего управления урегулировал отношения между кредиторами и должниками (не забыв при этом и собственных интересов) и добился через сенат отмены податей, наложенных на местное население его предшественниками. «Совершив эти дела, получившие всеобщее одобрение, — пишет Плутарх, — Цезарь выехал из провинции, где он и сам разбогател и дал возможность обогатиться во время походов своим солдатам, которые провозгласили его императором».
Цезарь вернулся из Испании весьма спешно, не дождавшись даже своего преемника по управлению провинцией. Причина этой спешки заключалась в том, что он решил выставить свою кандидатуру на предстоящих консульских выборах. Однако было одно обстоятельство, которое осложняло вопрос о баллотировке его кандидатуры: Цезарь, поскольку он был провозглашен императором, мог претендовать на триумф, но в этом случае он не имел права вступать в город, считался отсутствующим, а будучи отсутствующим, в свою очередь не имел права выставлять свою кандидатуру на выборах. Стремясь найти выход из этого положения, Цезарь обратился в сенат с просьбой разрешить ему заочно домогаться консульского звания, и так как на сей раз имелись основания рассчитывать на благоприятное отношение многих сенаторов, то неутомимый ревнитель республиканских традиций Катон выступил с явно обструкционистской речью, которая продолжалась целый день. Но сроки истекали, и терять время было нельзя. Поэтому Цезарь принял решение отказаться от триумфа, получив, таким образом, возможность войти в город и выдвинуть свою кандидатуру.
Наиболее непримиримая по отношению к кандидатуре Цезаря группа сенаторов во главе с Катоном выдвинула в качестве противовеса кандидатуру Марка Кальпурния Бибула, который уже был коллегой Цезаря по эдилитету и претуре. Их отношения были далеко не дружественными. Кроме того, желая обезвредить Цезаря на будущее и вместе с тем считая, что он, несомненно, будет избран, сенат еще до выборов принял решение, согласно которому будущим консулам по истечении срока их полномочий назначалось не управление той или иной внеиталийской областью или страной, как это обычно делалось, но лишь «наблюдение за лесами и пастбищами». В результате выборов прошли обе кандидатуры — и Цезарь и Бибул, причем сами кандидаты и их сторонники довольно беззастенчиво занимались покупкой голосов; на сей раз не оказался безупречным даже Катон.
Незадолго до выборов или вскоре после них возникло обстоятельство, имевшее решающее значение для дальнейшего хода событий: заключение между тремя политическими деятелями Рима — Помпеем, Цезарем и Крассом — тайного соглашения (инициатива этого соглашения обычно безоговорочно приписывается Цезарю), известного в новейшей литературе под именем первого триумвирата.
Вопрос о датировке этого соглашения чрезвычайно неясен. Безусловно, прав Эд. Мейер, когда он указывает, что именно тайный характер соглашения не дает возможности точного решения вопроса. Он был неясен уже и самим древним. Свидетельство единственного современника событий, Цицерона, в силу своей лапидарности ничего не разъясняет. Все остальные сведения идут, во–первых, от позднейших авторов, а во–вторых, являются довольно противоречивыми. Правда, почти все древние авторы, за исключением Веллея Патеркула, высказываются за 60 г., но Плутарх, Апиан, Ливий и Дион Кассий считают, что тайное соглашение состоялось еще до выборов Цезаря в консулы, тогда как Светоний относит его к осени 60 г., т.е. вскоре после выборов.
Подобные разногласия в источниках имеют своим следствием тот факт, что и в новейшей историографии существуют различные точки зрения на дату образования первого триумвирата. Многие исследователи называют лето 60 г., Эд. Мейер, хотя и не считает возможным, как уже говорилось, точно определить дату, склонен все же отодвинуть ее ближе к концу года. Однако есть и такие исследователи, которые относят образование триумвирата к 59 г.
Едва ли этот вопрос и может быть решен. Точная датировка «основания» первого триумвирата, на наш взгляд, не только невозможна, но и не нужна, поскольку союз этот складывался постепенно, к тому же втайне, и мы можем определить более или менее точно лишь тот момент, когда он себя впервые «обнаружил».
Гораздо существеннее вопрос о причинах, обусловивших складывание подобного союза, и о его историческом значении. Объединение трех политических деятелей Рима было, конечно, не случайным явлением, а диктовалось определенными политическими интересами, причинами, событиями, т.е. определенной политической обстановкой. Укажем здесь лишь наиболее характерные черты этой обстановки, которые позволяют понять, как и почему совпали в данный момент интересы членов триумвирата.
Помпея привела в триумвират крайне «твердолобая» политика сената. Мы имели возможность проследить в общих чертах развитие этой политики после подавления «заговора» Катилины. Никакой гибкости, никакого учета реальной обстановки, никакой позитивной инициативы. Это была даже не политика наступления, но лишь политика глухой, упорной обороны, проводимая с помощью запретов, интриг, обструкций. Единственное мероприятие из числа проведенных за это время сенатом, которое имело какое–то более широкое общественное значение и смысл — увеличение хлебных раздач, — и то было предпринято, как уже указывалось выше, в целях узкопартийных интриг. И наряду со всем этим — резко выраженная, часто даже без нужды подчеркиваемая консервативность, которая открыто и демонстративно провозглашалась как приверженность к пресловутым mores maiorum — понятие, давно превратившееся для рядового римлянина в пустой звук.
Так было в период трибуната Метелла Непота, в период претуры Цезаря, так же было и после возвращения Помпея с Востока, когда началась его длительная тяжба с сенатом. Однако этому не приходится удивляться, если только вспомнить, каковы были фигуры людей, считавшихся в то время руководителями сената. Это — старый сулланец Катул; бездарный и твердолобый коллега Цезаря по эдилитету, претуре, а затем и консулату Бибул; Лукулл, который проявлял интерес к общественным делам как будто лишь тогда, когда он мог причинить какую–либо неприятность своему старому сопернику Помпею и, наконец, Катон, про которого Цицерон, будучи в общем почти его единомышленником, тем не менее с иронией говорил: «Он забывает, что находится не в государстве Платона, а среди подонков Ромула». Это были люди, с которыми невозможно было найти общий язык (попытка Помпея породниться с Катоном — и то не удалась!), более того, это была политика, которая не имела никаких перспектив.
Что касается Красса, то на его решение примкнуть к триумвирату, несомненно, должна была оказать определенное влияние позиция всадников. Мы вскользь упоминали выше о наметившемся расколе между всадниками и сенатом. Суть разногласий состояла в том, что всадникам пришелся не по вкусу внесенный по инициативе Катона вскоре после Клодиева процесса проект постановления сената о следствии над судьями, которых подозревали во взяточничестве. Но еще большее недовольство вызвала реакция сената на просьбу откупщиков отменить существующее соглашение относительно провинции «Азия», так как в свое время увлеченные алчностью они взяли откуп по слишком высокой цене.