В Норильск вернулись уже на барже, которую тянул пароход "Пясинец", шлюпку прицепили сзади на буксир. После моего доклада в Норильске я получил предложение расширить поиски полезных ископаемых, охватить обследованием шхеры Минина и побережье Харитона Лаптева на восток и провести в случае необходимости разведочные работы. Это был уже довольно большой объем исследований, невыполнимый на лодках. Для этих целей было решено построить в Игарке два парусно-моторных бота, обладающих мореходными качествами, но с осадкой, позволяющей проходить по Пясине и озеру Пясино до пристани Валек. Этому требованию могли удовлетворять суда водоизмещением около 30 тонн и осадкой не более 1,2 метра. К навигации суда были построены, одно мы назвали "Диорит", другое "Пигматит". На них поставили дизельные двигатели и топливные танки такой емкости, чтобы запас горючего позволял работать весь сезон, без дополнительной заправки.

Приняв суда в Игарке, мы своим ходом прошли в Дудинку, где пришлось задержаться на несколько дней из-за неисправностей, обнаруженных при переходе. Состав экспедиции, как всегда, был небольшой. На наш запрос о состоянии льдов с Диксона ответили, что их там уже нет, а около пясинского побережья видны только отдельные плавучие льдины. Судя по этому, год в ледовом отношении должен быть для нас благоприятным.

27 июля, распростившись с Дудинкой, мы отплыли вниз по Енисею и на третий день прошли без остановки Диксон. Работу решили начать с пясинского побережья. Здесь, в верховьях реки Убойной, на островах Зап. Каменный, Вост. Каменный и Моржово, по сведениям, были изверженные породы. Я на "Пегматите" решил осмотреть острова, а Туманова и Фомина на "Диорите" отправил в притоки реки Убойной. Они должны были подняться вверх по реке как можно дальше и круговыми маршрутами обследовать всю площадь. Проработали мы здесь дней 10. И на островах, и в притоках реки Убойной обнаружили магматические тела, так называемые малые интрузии пород, близких к гранитам. На контактах с ними во вмещающих осадочных породах были рудопроявления киновари, мышьяка и сурьмы, но масштабы оруденения невелики.

Отсюда пошли к устью Пясины, пополнили горючее и на все лето до осени отправились в шхеры Минина, начав их осмотр с западной части, где закончили съемки в прошлом году. Обычно мы работали раздельно: я — на одном острове, товарищи — на другом, а вечером по радиотелефону, радиус действия которого был 150 километров, обменивались итогами наблюдений. Крупные острова изучали совместно, расходясь утром в разные стороны, так, чтобы вечером сомкнуть маршрут.

Прибрежная часть островов в зоне деятельности прибоя волн и льда была хорошо отпрепарирована от рыхлых отложений и по существу представляла непрерывный геологический разрез, по которому можно было составить ясное представление о строении острова. Внутренние части вне береговой полосы, наоборот, были обнажены плохо и только более твердые породы выступали из-под наносов в виде мелких грядок. Поэтому пересечения делали только тогда, когда нужно было точнее проследить контакты интересных пород, жилу, секущее тело и т. д. Льдов в проливах между островами не было. Они сохранились лишь в глубине отдельных бухт, но были настолько разъедены, что разваливались от ударов наших ботов.

На ближайших к Пясинскому заливу островах Круглом, Песцовом и других были организованы летние рыболовецкие участки для промысла омуля. Благодаря отсутствию льдов лов этой ценной рыбы шел весьма успешно. Куда бы мы ни заходили, нас везде встречали радушно и угощали омулями во всех видах. Кроме омуля попадался и голец — "сибирский лосось". Он держался главным образом в устьях горных речек с чистой водой, текущих с гор Бырранга.

По мере продвижения на восток метаморфизм глинистых пород непрерывно возрастал. Хлорит серицитовых сланцев переходил в биотит. Замена одного минерала другим шла постепенно. Сначала среди пластинок хлорита появлялись черные точки, различимые под лупой чешуйки биотита, размеры их увеличивались, и, в конце концов, хлорит был полностью замещен биотитом. Этот процесс можно было наблюдать местами на протяжении километра, так что на карте трудно было провести границу разных пород. Высокое давление при горообразовании, которому подверглись древние глинистые породы Таймыра, способствовало их превращению в очень плотные и в то же время тонкопластинчатые, сланцеватые породы, целиком слагающие острова Песцовый, Плавниковые и другие. Эта сланцеватость, располагаясь, согласно законам механики, перпендикулярно давлению, имела вертикальное или близкое к нему положение. При беглом осмотре таких пород они казались однообразной серовато-зеленоватой тонкоплитчатой толщей, круто падающей в одном направлении на протяжении нескольких километров.

При более внимательном осмотре в этой однообразной толще удавалось подметить параллельно идущие полосы более темного цвета, секущие сланцеватость и залегающие под разными углами то наклонно, то почти горизонтально. Это и была подлинная слоистость тех осадочных пород, которые подвергались метаморфизму. Темные полосы представляли собой прослои более темноокрашенных глин, которые некогда отлагались в древнем водном бассейне. В таких метаморфизованных породах сланцеватость обнаруживалась сразу, при первом же ударе геологического молотка, а слоистость была неразличима, и подметить ее можно было только по чередованию различно окрашенных пропластков. Между тем выявление истинной слоистости, ее залегание представляли одну из важных задач геолога, работающего в таких интенсивно складчатых областях, как горы Бырранга. Только на основе этих наблюдений можно было правильно понять историю геологического развития района, выявить перспективы его минеральных ресурсов и правильно наметить их поиски.

Увлеченные своей работой, мы не заметили, как летело время. Наступил сентябрь, иногда шел снежок, но значительных морозов пока еще не было, так что мы не тревожились. Однако это спокойствие продолжалось недолго. Через неделю при северном ветре ударил крепкий мороз. Утром, выйдя из каюты на палубу, я увидел, что бухта, где мы ночевали, замерзла. Правда, лед был еще не толстый, пробивался шестом, но это было для нас серьезным предупреждением. Корпуса наших ботов деревянные, их может повредить даже сантиметровый лед на протяжении первой же сотни километров хода. Я пожалел, что не попросил в Игарке сделать обшивку носовой части ботов по ватерлинии хотя бы миллиметровым железом. Теперь надо было срочно уходить. Мы находились от Пясинского залива на расстоянии около сотни километров. Придется идти мористее, по кромке шхер, где волнение не даст образоваться сразу сплошному покрову, а будет только "блинчатый" лед.

За сутки мы добрались до Пясинского залива и выбрались на реку. Пароход "Пясинец" с баржей, нагруженной бочками с рыбой, ушел, ушли и катера, которые обычно зимуют на пристани Валек. Пополнив запас горючего, тронулись в Норильск и мы. Ночи уже темные, идти по реке было опасно, можно наскочить на мель. Приходилось отправляться в путь пораньше, с рассветом. На одной из таких стоянок, несколько выше устья реки Пуры, там, где Пясина образует большое широтное колено, я стал свидетелем переправы стада диких оленей через реку во время их осенней миграции с побережья на юг, к границе лесов.

Вышел я на палубу рано, когда все еще спали. Утро было пасмурное и тихое, на реке туман, сквозь который неясно вырисовывались очертания рядом стоящего "Диорита" и контуры берега. Мы стояли против большого лога, который широким устьем плавно подходил к воде, а вершиной далеко вдавался в тундру. По нему-то и стало спускаться к воде большое стадо оленей, голов 100. Летом на побережье олени разбиваются на мелкие группы по три — пять голов, а при кочевке сбиваются в большие стада, чтобы легче было уберечься от волков.

Первыми в воду вошли крупные рогачи-самцы, за ними олени помоложе, потом важенки с телятами. Все стадо переправлялось компактной массой легко и свободно, только лес рогов да широкие спины поднимались над водой. Проплыли мимо нас, не замечая, спокойно вышли на берег, отряхнулись и логом поднялись наверх в тундру. Зимовать они будут где-либо в предгорьях Среднесибирского плоскогорья. Плавают олени превосходно, не только голова, но и вся спина держится над водой. Этому помогает шерсть, волосы которой содержат пустоты, наполненные воздухом. Убитый олень на воде не тонет, а на его шкуре можно плыть. Я стоял неподвижно, не шевелясь, очарованный.