– Майя вчера ночью так и не приехала домой. – Когда он сказал это, мама перестала пересчитывать таблетки.
Все ясно. Она занимается любовью с бывшим соседом брата Пейдж. У меня было такое ощущение, что кто-то заехал мне ногой в живот. Я не знал, как выглядит этот ублюдок, но прекрасно понимал, почему его прозвали Хобот. Он свисал у него, словно гигантская личинка Мотра.
. Представляю, как он проделывает это с ней. Один раз. Потом еще. И еще. Я стал ударять в стену кулаком, но даже боль не остановила порнофильм, который показывали у меня в голове.
– Финн, что ты делаешь?
Я разбил себе костяшки пальцев, так что кровь стала сочиться через перевязку.
– Она решила мне отомстить. – Как обычно, мне казалось, что весь мир вертится вокруг меня. Мои слова остановили Брюса, который уже собирался уходить. Он медленно повернул голову – это было похоже на то, как вращается видеокамера в продуктовой лавке. Ему хотелось найти кого-то, кого можно было бы обвинить в том, что произошло.
– Ты думаешь, что моя сестра подожгла дом?
– Никто его не поджигал.
– Ты не прав. Дедушка попросил, чтобы расследование начали немедленно, и Гейтс с инспекторами из пожарной охраны просидели в доме до рассвета. Они утверждают, что кто-то совершил поджог. В этом нет никаких сомнений.
– Что ты имел в виду, Финн, когда сказал, что Майя хочет отомстить тебе? – Мама говорила так, что сразу стала похожа на бабушку в Управлении по делам несовершеннолетних.
– Я подумал, что раз они с Пейдж убежали в Нью-Йорк, то все дело в том, что она хочет свести Майю с приятелем ее брата. Наверное, она… Мне не хочется так думать, но, если она проведет ночь с каким-нибудь парнем, чтобы отплатить мне за Джилли, это будет справедливо. – Мне было стыдно оттого, что теперь они будут знать, о чем я думал.
– Хобот сейчас в Европе.
– Почему ты его так называешь?
Брюс выразительно посмотрел на маму. Когда она поняла, что это значит, то сделала вид, что шокирована. Может, она действительно была шокирована: по крайней мере, она покраснела и постаралась поменять тему.
– Как чувствует себя твоя мама, Брюс?
– У нее ожоги третьей степени чуть ли не по всему телу. Она, конечно, выживет, но… – Он закусил губу и посмотрел в сторону. – Ей будут пересаживать кожу и сделают несколько пластических операций… но все равно ей наверняка будет страшно смотреть на себя в зеркало.
– О Господи! – воскликнула мама, прикрыв рот рукой.
– К счастью, ее лицо не обожжено. Ведь она же красавица, вы знаете!
Это была правда.
– Но с чего они взяли, что кто-то поджег дом? Там же было полно скипидара и тому подобное… Я опрокинул одну банку, когда пробирался на лестницу.
– Пожар начался одновременно в двух местах. В холле и у лестницы, которая в библиотеке.
– Я даже не заходил в библиотеку.
Мама была рада это слышать.
– Никто не говорит, что это ты поджег дом, Финн.
– Надеюсь, что так. – Мама решила тоже принять участие в разговоре.
– Он ведь сам чуть не погиб в огне. – Она закурила сигарету и открыла банку с кока-колой.
– Это неправда, мама! – огрызнулся я, встряхивая плечом, чтобы сбросить ее руку.
Брюс зажег от маминой спички сигарету и медленно выдохнул дым.
– Тот, кто это сделал, видел, как ты входил в дом. Потом подождал, пока ты поднимешься наверх, и развел костер.
– Но я был на втором этаже всего пару минут! Затем, когда я увидел огонь, то побежал, и… – тут я чуть не проговорился.
– Для того, чтобы разжечь огонь, много времени не потребовалось: этому человеку всего-навсего надо было разлить краску по полу и поджечь спичку.
– Судя по тому, что ты говоришь, это сделал какой-то безумец, который хотел, чтобы все, кто находился на втором этаже, погибли.
– Гейтс считает, что все произошло именно так, миссис Эрл. В общем, дедушка и Гейтс сейчас дома. Они попросили меня сходить за тобой. – Мама схватилась за сумочку. – Дедушка хочет поговорить с нами наедине.
– Что вы собираетесь предпринять, чтобы найти Майю?
– Официально она будет считаться пропавшей только через двое суток. Но дедушка уже связался со всеми, с кем только можно. Поверь мне, полиция уже ищет ее повсюду. Надеюсь, у нее была основательная причина, чтобы уехать, потому что если это не так, то, мать ее, я сам готов надрать ей задницу за то, что она так безответственно себя ведет.
Я был удивлен тем, что Брюс позволил себе использовать такие выражения в разговоре с моей матерью. Обычно перед взрослыми он изображал паиньку.
– Простите меня за грубость, миссис Эрл, но ведь она должна была знать, какой сегодня важный день для нашей семьи.
– Я понимаю, Брюс. Мы все очень огорчены из-за того, что произошло.
– А что такого особенного случится сегодня? – встрял я.
– Папа возвращается домой.
Мама обняла его.
– Мы так за вас рады!
А вот я не особенно.
Потом Брюс залез в старомодный зеленый спортивный автомобиль, который я раньше не видел. Крылья и подножка были великолепны. Сзади висели два запасных колеса.
– Где ты его откопал?
– Это «Морган» моего отца. Он стоял в гараже с тех пор, как произошел несчастный случай.
Теперь мне уже не казалось, что семье Лэнгли ужасно повезло. Не то чтобы я думал, что вся удача и везение, выпавшие на их долю, были использованы мистером Осборном для того, чтобы заработать денег. Но теперь мне было понятно, что за пьянящую радость, которая наполняла их жизнь, им нужно было расплачиваться, и поэтому мне было их немного жаль. В то же время, они стали мне больше нравится. Наверное, дело в том, что я почувствовал, что у нас есть что-то общее.
Вместо ключа в этой машине была кнопка. Двигатель заработал только тогда, когда Брюс нажал на нее во второй раз.
– Когда папа вышел из комы, я приказал, чтобы ее отремонтировали. – Двигатель дал обратную вспышку. Брюс, чуть не плача, обратился ко мне:
– Мне просто хотелось, чтобы, когда отец вернется домой, все было так, как раньше.
– Машино выглядит просто отлично, – успокоил его я. – Теперь я жалел их всех даже больше, чем себя. Это было новое ощущение.
Когда мы отъехали от нашего дома, Брюс остановился у края дороги.
– Хочешь сам повести машину? – Он надеялся, что мы оба развеселимся. Я покачал головой и проглотил две таблетки. В голове у меня была целая куча вопросов, но я трусил задать их ему.
Мы повернули на другую дорогу. Все это было так странно. Небо было ярко-голубым, словно на открытке, сады цвели, но от пожара было столько копоти, что все цветы стали жемчужно-серыми.
От целого дома осталось только два черных дымохода и стена кухни. Утренняя роса еще не сошла. В воздухе отвратительно пахло гарью. Это было похоже на утро после вечеринки, во время которой на пляже зажигают праздничный костер. Мы находились на месте преступления – и не просто видели его, но дышали им, чувствовали его привкус во рту. Избежать этого было невозможно. Медно-красная крыша дома обрушилась вниз. Когда мы приехали туда, туда уже пригнали бульдозер и экскаватор, которые пытались поднять ее. Они приподняли крышу на четыре фута, но один конец соскользнул с ковша экскаватора, и она сорвалась и с глухим ударом шлепнулась прямо на тлеющие угли, из-за чего поднялось тошнотворное облако пепла. Все рабочие отвернулись и надели на лицо специальные маски от пыли.
Брюс показал пальцем на один из углов этой крыши:
– Раньше там была моя спальня.
Когда мы вылезли из машины, Брюс сообщил, что двое мужчин в оранжевых комбинезонах – это следователи, которые раньше работали в ФБР. Один из них говорил что-то прямо в маленький диктофон, переворачивая ногой кучу сгоревших щепок, которые раньше были письменным столом, принадлежавшим самому Томасу Джефферсону. Другой методично вбивал колышки, к которым крепились веревки, чтобы создать точный план расположения комнат.
Осборн приказал, чтобы их привезли, прямо посредине ночи. Они прилетели на его вертолете. Старик обмотал лицо белым шелковым шарфом, чтобы не дышать угольной пылью. На голове у него была серая шляпа, а на глазах – нелепые солнцезащитные очки. Сейчас он был похож на Человека-Невидимку. Следователь, державший диктофон, сказал рабочему, что он уже может сгребать остатки мебели, стоявшей в библиотеке, в мусорный бак. Оказывается, это был Двейн – но я узнал его только тогда, когда он снял маску и поднял над головой расплавленную серебряную чашу, которая, видимо, раньше была спортивным кубком.