— Привидение, — ответила она. — На этом корабле живет призрак старого капитана-китобоя, мы с ним очень дружим. Когда я поднимаюсь на борт, мы весело болтаем и вместе поем. У него страшная черная борода, и вы ужасно испугаетесь, когда повстречаетесь с ним. Ему очень не нравится, когда чужие на борту, вот. Если не хотите, чтобы он вас сцапал — берите ноги в руки и скорее восвояси!

Я посмотрела на нее серьезно, потому что хорошо запомнила человека со страшной черной бородой.

— А этот твой призрак, случайно, не лысый?

Она снова удивилась, даже забыла нахмуриться.

— Лысый. А вы откуда знаете?

Я повернулась и быстро зашагала по слегка наклонной палубе к салотопке. Здесь стояла каменная печь, в которую был вмазан чугунный котел. Под ним можно было разводить огонь. Именно здесь вытапливали жир из огромных кусков китовых туш. Мой отец как-то ходил юнгой на китобойном судне. Он говорил, что охота на кита была занятием увлекательным, но он ненавидел, когда наступало время кромсать на куски китовую тушу и переваливать ее на борт. Его тошнило от запаха и вида скользкой от крови палубы. Ходить по морям под парусом означало для него нечто большее, чем участие в подобной бойне.

Возле топки я и обнаружила, кого искала. Чернобородый моряк, которого я в последний раз видела в дверях комнаты капитана Обадии, сидел на палубе, скрестив ноги. Наверное, он спрятался здесь, когда я появилась на палубе у леера. Сейчас он уже не пытался скрыться и поднялся с легкостью морского волка, для которого палуба — дом родной.

Я заметила, что кожа у него на лице словно выдублена ветром — верный признак того, что человек этот недавно из плавания. Он пристально вгляделся, прищурив глаза, в которых вдруг промелькнуло удивление: он узнал меня, хотя видел вчера ночью всего несколько секунд. Мужчина быстро оправился от изумления и теперь смотрел на меня с наигранной самоуверенностью, в которой, однако, сквозила некоторая настороженность,

— Не очень-то у меня получилось притвориться призраком для маленькой леди, — произнес он. — Вы меня разоблачили, мисс.

— Вчера, когда вас увидел капитан Обадия, у него стало такое лицо, словно вы и впрямь привидение, — заметила я сурово.

— Никакое я не привидение, — засмеялся он, не смутившись. — Кому надо, тот меня всегда найдет. Только спросите Тома Хендерсона.

Мне не понравился ни сам человек, ни его манеры. За своей нахальной непринужденностью он явно пытался что-то скрыть.

— Вы знаете, что капитан умер? — спросила я. — Вот чего вы добились своим внезапным появлением. Ваш приход настолько потряс его, что он уже не смог оправиться.

Лицо странного человека стало непроницаемым, словно маска. Трудно было сказать, удивила моряка новость или нет. Он лишь пожал плечами и не ответил. Было очевидно, что кончина капитана Обадии Бэскома не слишком его удручает. Очевидно было и то, что этому человеку уже в тягость мое общество. Он притронулся к виску, отдавая честь — скорее насмешливо, чем почтительно, — и, обойдя меня, вышел на палубу.

— Я, пожалуй, пойду, — бросил он через плечо.

Помахав Лорел, чернобородый спрыгнул на трап, и через несколько минут я увидела, как он уже идет по дороге в город.

Когда Том Хендерсон скрылся из виду, я повернулась к Лорел.

— Что он делал на корабле?

Удивительно, но девочка на сей раз ответила не ломаясь:

— Он сказал, что когда-то служил на "Гордости", еще мальчишкой. И что ему захотелось возобновить с ней старое знакомство. А говорил все это с какой-то кислой миной. Может быть, ему просто нужно было где-то спрятаться. Место, откуда он мог бы следить, что творится в доме капитана. Он как раз наблюдал за домом в подзорную трубу, когда я поднялась на борт.

— Тогда тебе лучше сказать об этом своему отцу, — посоветовала я.

— А зачем? Я никогда ничего отцу не рассказываю, — мрачно проронила Лорел. — Это корабль капитана… — Девочка осеклась, словно до нее внезапно дошло, что отныне больше не следует говорить о капитане в настоящем времени. — Его построил еще дед капитана Обадии, — продолжала Лорел. — Теперь-то он в море уже не выходит, но капитан Обадия содержал "Гордость" в порядке и ни за что не хотел продавать. Он всегда говорил, что ему нужна палуба под ногами и каюта, чтобы глаза его не глядели на этих сухопутных крыс. А в письменном столе в капитанской каюте хранил всякие секретные бумаги. Он сам мне так сказал. И обещал, что когда-нибудь покажет, как открываются потайные ящики.

Лорел сняла руки со штурвала и отвернулась, глядя на спокойные воды гавани. Я с болью в сердце поняла, что она пытается скрыть от меня свое горе, такое глубокое, что я о нем и не подозревала.

— Лорел, мне очень жаль капитана, — сказала я. — Даже передать тебе не могу, как мне его жалко.

— Мы с ним очень дружили. — Девочка отрывисто бросала слова через плечо. — Моя бабка говорит, что это его доконал ваш приезд. Вы заставили его страдать так, что у него сердце разорвалось, и он от этого умер. Ну почему вы не уехали и не оставили нас в покое?!

Я молча досадовала, глядя ей в затылок. Чем опровергнуть такую коварную и злонамеренную ложь? Если капитана и взволновал мой приезд, то моей вины тут не было. А в новых обстоятельствах продолжать настраивать девочку против меня вдвойне глупо и несправедливо.

— Мне бы хотелось как-нибудь поговорить с тобой об этом и объяснить, почему я здесь, — сказала я.

Лорел сгорбилась, подняв плечи. Она отвергала меня, и я понимала, что сейчас не время ее переубеждать. Оставив ее в покое, я вернулась по палубе на широкий закругленный нос, так непохожий на острый и четкий профиль клипера. Там я оперлась о леер, протянув одну руку на бушприт и пытаясь представить себе, что вокруг меня не суша, а океанский простор. Наверное, я сама замечталась не хуже Лорел, потому что не заметила стоявшего среди раскиданных бревен и досок верфи человека, который, запрокинув голову, глядел на меня. Наконец он окликнул меня через неширокую полосу воды.

— Эй, на борту! Миссис Маклин!

Я вздрогнула и, посмотрев вниз, увидела на берегу Яна Прайотта. Яркое солнце припекало, а он стоял с непокрытой головой и смотрел на меня со странным волнением.

— Постойте так еще! Не шевелитесь! — крикнул он. — Вы только что подали мне прекрасную мысль! Как вам понравится позировать для носовой фигуры?

Я понятия не имела, почему он об этом спрашивает, но была рада с ним поговорить.

— С превеликим удовольствием, — отозвалась я с готовностью, не подумав, как обычно, о сложностях, которые вызовет мое опрометчивое обещание. — Поднимитесь на борт и изложите вашу идею.

Он покачал головой.

— Не сейчас. Вы подняли в доме переполох, когда ушли, никому не сказавшись. Сегодня похороны; миссис Маклин хочет убедиться, что у вас есть подобающее траурное платье, и не может нигде вас найти. Брока послали на поиски, а я решил вас предупредить.

Маленькое приключение дало мне некоторую передышку, но теперь мои беды обрушились на меня с удвоенной силой, и это, должно быть, отразилось у меня на лице.

— Ну вот! Я вас расстроил! — сказал Ян с сожалением. — Вы сразу утратили восторженность, которая меня так вдохновила. Не позволяйте погасить огонь вашей души, Миранда! Сражайтесь за право быть счастливой!

Я удивилась его страстности, но во мне было мало бойцовского духа.

— А вы откуда знали, где меня искать? — спросила я подавленно.

— Так вышло, что я видел, как вы спускались с обрыва, и следил за вами взглядом, пока вы не поднялись на борт «Гордости». Тогда я пошел следом, чтобы предупредить.

Очевидно, он не видел, как со мной разговаривал Том Хендерсон. Я бы и сама рассказала ему про встречу с Томом, но Ян посмотрел через плечо на обрыв.

— Вот и ваш муж идет. Наверное, увидел вас сверху, как и я. Поговорим попозже, миссис Маклин.

В том, как Прайотт произнес это имя, прозвучала насмешка, хотя еще мгновение назад он вел себя по-дружески.

Брок Маклин уже бежал вниз по тропке. Хромота на крутизне была почти незаметна. Ян Прайотт насмешливо помахал мне рукой и зашагал к городку. Мне не хотелось, чтобы Брок заметил, что за ним наблюдают, поэтому я отвернулась, жалея, что не знаю, где бы спрятаться так, чтобы меня и вовсе не нашли.