Он уверял себя, что это бред, вызванный возрастными изменениями психики, страхом старческого одиночества или внушённым обществом стереотипом, что респектабельный человек должен непременно обзавестись семейством, чтобы дать жизнь потомству, а затем умирёть в окружении детей и внуков. Но идея брака по-прежнему не находила в нем непосредственного, отклика. Семейная жизнь прочно ассоциировалась в сознании Ника не с узами любви и верности, а с кандалами безвозвратности. Он внушал себе, что проживет и без Розы, равно как и без любой другой женщины. И уж лучше бывать с нелюбимыми по мере надобности, чем покориться единственной…

Ник не принимал обреченности во всех ее видах. Брачный обет лишит его жизнь возможности маневрировать. Он не слишком верил в окружающих его людей, чтобы доверить им крупицу своей свободы, тем более свою волю и свое будущее.

Он любовно вспоминал о Розе, о тех часах незабываемой нежности, которые она подарила ему. Даже если бы Роза не призналась в своей любви, он знал бы о ней, так как прочувствовал во всей полноте. И тот испуг, который довелось ему испытать на Борнео, был следствием беспримерной силы ее тяготения к нему. Но счастье сознавать себя любимым оказалось мимолетным. Ник не чувствовал себя в состоянии отплатить Розе тем же. В его случае бегство стало предпочтительнее.

Все последующее любовное томление виделось ему вдвойне нелепым. Ведь Ник был убежден, что стремление женщины к браку продиктовано исключительно желанием сотворить из мужа домашнее животное, ручное и управляемое.

Ему нужно только пережить этот критический момент, который, вполне возможно, и не связан с появлением Розы Тейлор в его жизни. Ник знал, что на пути деятельного человека время от времени возникают подобные периоды гнетущих сомнений, от преодоления которых зависит вся последующая судьба. Он много достиг за свои тридцать с лишним лет, и стремления уже не так волновали его кровь, желания становились все более размытыми, а предвкушения — рутинными, успехи передали возбуждать… Немудрено впасть в меланхолию. Но долг Ника — выбраться из этого состояния.

До сих пор ему приходилось оппонировать эациональным факторам. Теперь его соперником было иррациональное, внутреннее и мучительно- гадкое чувство. И, воспринимая это противоборство как вызов, Ник Папэлиу не позволял себе сомневаться в своей победе.

Сколько уже раз он справлялся с соблазном позвать Розу! Его останавливала гордость, он не мог допустить, чтобы эта заурядная, в сущности, женщина вновь отвергла его. Его рука протестовала, отказываясь нажимать последнюю цифру ее телефонного номера. Такое происходило по несколько раз на дню в течение двух месяцев, особенно ближе к вечеру, когда предстояла одинокая ночь.

Ник пытался вернуть себе вкус к прежнему незатейливому досугу — ночные клубы, женщины, вино, дежурный секс… Но чувство отверженности отравляло все удовольствия. Он больше не мог сносить то, что женщины отдается ему за грядущие блага. Он слишком хорошо прочувствовал разницу между простой любовью и страстью к роскоши. И возвращаться к прежним меркантильным отношениям было просто тошно…

Ник Папэлиу застыл посреди рабочего кабинета в изумлении, когда секретарь доложила, что в приемной его ожидает Роза Тейлор. Бывшая его подчиненная, как уточнила помощница, и нынешняя его мука, как бы он сам ее определил.

Он долго не мог поверить, что это правда. Казалось, он сам вот-вот не выдержит и кинется к ней, к ее ногам, в ожидании ее милости. И вдруг она сама приходит к нему и ожидает в приемной?

Ник задержал секретаря, не представляя, как следует поступить.

Непосредственность никогда не была его превалирующей чертой. Жизнь научила Ника играть и притворяться. Искреннее поведение не для него. Так он слишком уязвим. И поэтому, подумав, он велел секретарю сказать, что занят сейчас. И мисс Тейлор придется подождать, либо записаться на конкретный день и час, чтобы увидеться с ним, с Ником Папэлиу, успешным сыном нищего иммигранта.

Секретарь привычно выслушала его и отправилась исполнять, не вникая в истинное лихорадочное состояние босса, который в последнее время вел себя более чем странно. Но секретарь привыкла с невозмутимым видом передавать ложь и поизобретательнее этой.

Ник Папэлиу обессиленно рухнул в кресло, понимая, что поступил как мальчишка, как дурак, как трус, в конце концов! Да, он именно трус, а юбкая Роза отважилась на то, на что он так и не мог отважиться за эти два невыносимо долгих месяца.

Он уставился в стену, сознавая, что за ней в эту самую минуту находится его мучительница. И где арантия, что она останется ждать до тех пор, пока он решится на мужской поступок? Где гарантия, что она сохранит к нему свою любовь после такого его ответа?

Ник был в смятении, пытаясь понять, зачем она фишла? Что хочет от него теперь, когда сама же и прогнала? Что уготовила ему коварная женская нобовь? На что он обречет себя, когда поддастся? И чего стоит вся его жизнь со всеми достижениями, если он трусит перед маленькой, хрупкой и любящей Розой Тейлор?

Эта женщина любит его, и она пришла. Разве не это главное, не это ли залог их будущего счастья, не доказательство ее женского самопожертвования? Или она малой уступкой надеется купить его всего, с потрохами?

Проблема представлялась неразрешимой. Не видя Розу, невозможно было подвести черту. Но и это не подстегнуло Ника к поступку. Он промаялся еще минут сорок, прежде чем попросил секретаря проводить мисс Тейлор к нему, если та все еще в приемной. В чем к этому моменту Ник уже не был уверен.

Но Роза дождалась! И она появилась в дверях его огромного кабинета и улыбнулась ему так, словно они расстались только вчера. И это возымело на Ника действие. Завидев лишь ее милое личико и кроткую улыбку, он отбросил свои враждебные порывы и предложил ей войти. Поднялся навстречу Розе и подставил легкое кресло, в которое она опустилась с невиданной ранее грацией.

Ник удивился в очередной раз.

— Ты похудела? — невольно спросил он свою посетительницу.

Роза Тейлор улыбнулась так, словно слышала этот вопрос постоянно и он изрядно ей поднадоел.

Может, и похудела, может, наоборот, поправилась. Но все последние дни она словно парила. Роза чувствовала в себе цветение и щедро источала его ароматы. Везде — на улице, в офисе — она ловила на себе восторженные взгляды. Роза сочла бы это придумкой лириков, если бы не испытала всего на себе. Любовь, когда ей позволишь окрепнуть, способна на настоящие чудеса.

— Итак, — проговорил Ник Папэлиу, когда Роза присела. — Может быть, ты голодна? Ты обедала?

— Ник, я пришла не для того, чтобы обсудить с тобой свою диету, — певуче проговорила женщина.

Да, она сообщила ему, для чего бы не пришла, тогда как Нику не терпелось выяснить, для чего же все-таки она тут появилась, такая неузнаваемо милая…

Он сел напротив и сосредоточенно уставился на неё.

Роза нервничала. Но не так, как он. В ее волнении не было надрыва. Оно даже придавало ей очарование.

Нику и невдомек было, что еще две недели назад Роза находилась на грани нервного срыва. Тогда ей казалась, что вся эта не выплеснутая любовь утопит ее, если она не найдет способа свидеться с Ником и доверить ему все свои тревоги и радости, мечты и надежды…

Но, оказавшись теперь в его кабинете после сорокаминутного ожидания, она не спешила поведать ему о причине своего визита. Она внимательно осмотрела Ника, который показался ей изможденным. Она позволила и Нику осмотреть себя. И в ней он нашел много примечательного. Строгий и изящный деловой костюм, прекрасная осанка. Роза Тейлор сидела без видимого напряжения в грациозной позе. Ник мог видеть чуть приоткрытые коленки и аккуратный вырез на шелковой блузке. И никакого намека на беременность, о которой Ник даже и не задумывался, а Роза…

Вот именно поэтому она и порхала, как ярко- крылая бабочка, преодолев свою панику и решив, что ребенок обязательно появится на свет.

Это странное молчание стало изводить Ника сильнее, чем набат вопросов, гремевших в его голове.