Места у них с Лариской оказались довольно далеко от сцены — еще бы, чтобы сидеть в первом ряду, Женьке пришлось бы целый год складывать зарплаты копеечка к копеечке, питаясь воздухом. Да она не слишком переживала по этому поводу — ведь уже имела возможность убедиться на собственном опыте, что это из зала хорошо виден человек на сцене, в обратном же направлении видно, наверное, одну только черноту зала, ведь в глаза нещадно светят прожектора. Иначе ведь Димочка давным-давно заметил бы ее. Так чего переживать? Сиди она хоть в первом ряду, хоть в тридцать первом — результат будет один. Нет, тут нужно другое…

Как обычно, Женя пришла на концерт не с пустыми руками. В очередной раз купила шикарный сборный букет: тут тебе и розы, и лилии, и даже неправдоподобно голубые голландские хризантемы. И букет этот как нельзя более подходил для задуманной Женькой операции: купи она хиленький скромный букетик из пяти гвоздичек, ее идея как пить дать провалилась бы.

По опыту прошлых концертов Женя не стала спешить. Уж теперь-то она точно знала — ее букет должен быть сверху, иначе все опять окажется впустую. А потому, как бы ее ни подталкивала под руку Лариска, требуя немедленно избавится от цветов, нещадно мучивших ее резким запахом, Женя терпеливо выжидала. И, лишь дождавшись, пока на руках у зрителей уже практически не осталось цветов, по крайней мере, в поле ее зрения не попадал ни единый владелец букета, только тогда решилась.

Не дожидаясь окончания очередной песни, Женя выбралась из середины ряда, не обращая ни малейшего внимания на то, что мешает кому-то, тихонько подошла к сцене и стала сбоку, чтобы привлекать как можно меньше чужих любопытных взглядов. А когда Городинский, наконец, закончил очередной шлягер переливчатым сладкоголосым 'Ла-ла-ла', как настоящий фокусник вытащила из рукава заготовленную загодя записку, воткнула ее в цветы — благо букет был густой и сложенный тетрадный листок держался в нем крепко, даже не колыхался при движении. Когда раздался оглушительный рев восхищенной толпы, заглушающий бурные аплодисменты, Женя решительно двинулась к центру сцены, как раз к месту, над которым возвышался Городинский, и торжественно вручила ему букет. Тот с дежурной улыбкой на лице принял дар и тут же определил его на возвышающуюся у его ног гору цветов. На Женю, как всегда, даже и не глянул. Впрочем, она не огорчилась — именно так, по ее понятию и опыту, и должно было быть. Зато потом, после концерта, когда он прочитает записку…

Глава 9

Ждать пришлось долго, очень долго. Да это бы как раз и ничего — Женя умела ждать, привыкла ждать. Но вот только… дождаться бы результата.

Но не дождалась. В очередной раз потерпела фиаско. Еще несколько месяцев прождала, потеряла, но снова безрезультатно. И такая тоска вдруг навалилась. Поняла Женя, что ничегошеньки у нее не получится. Не потому не получится, что любовь ее недостаточно сильна, а просто слишком уж на разных социальных ступеньках они стояли. И это бы тоже ничего, ведь это не могло стать серьезной преградой любящему сердцу. Женя по-прежнему была уверена — стоит им только встретиться лицом к лицу, и Дима все поймет, ей даже говорить ничего не придется. Но как же заставить его встретиться с нею?!!

Женя все ждала и ждала, но потихоньку начала впадать в отчаянье. Она знала, что ее счастье — вот оно, на стене: протяни руку, погладь. Она-то очень хорошо знала свое счастье в лицо, и по голосу узнала бы среди ночи, среди гвалта тысяч голосов. Но ведь мало знать ей одной, ведь и Дима должен знать то же, что и она!

Тупик. Абсолютный и совершеннейший, безвыходный и безысходный. Тупик. Безнадега…

Женя снова и снова вглядывалась в портрет любимого. И укоряла, и просила, и умоляла. Иногда срывалась на крик:

— Ну когда же ты позвонишь?! Я не могу все делать сама, ты пойми! Я не могу пробиться к тебе, Дима! Ты должен мне помочь!

В другой раз просто тихо плакала. Даже казалось, что слезы должны подействовать на него гораздо сильнее, чем крик и уговоры. Но и слезы не помогали.

— И что нам с тобой, Димочка, делать? — спросила Женя обреченно, привычно погладив щеку нарисованного Городинского тыльной стороной ладони. — Ты даже не догадываешься о моем существовании, а потому не ищешь меня. Как, ну как мне тебе объяснить, что мы созданы друг для друга?! Ты ошибся, Димочка, ах, как ты ошибся! Неужели ты не понимаешь, что твоя Петракова никогда не сможет любить тебя так, как я? И я никогда в жизни не поверю, что ты ее любишь. Это ведь обыкновенный рекламный трюк, да? Затянувшийся трюк… Ты ведь не можешь ее любить, правда? Ты никого не можешь любить, кроме меня. Но ты меня еще не знаешь. Когда мы встретимся, ты сразу поймешь, что я — это я. И тогда… Тогда у нас с тобой все будет замечательно, правда? Вот только как, как мне объяснить тебе, что я есть, что я жду тебя?! Как, Димуля?!! Я ведь уже два года намекаю тебе о себе. Или три? Я уже сама не помню, милый. Я сбилась со счету, я так устала… Я ведь уже всё перепробовала. И на глаза тебе попадалась — но ты ничего не видишь, ты так и не увидел меня, Димочка! Я писала тебе записки, подсовывала их в букеты. Но они, наверное, теряются по дороге к тебе. Может быть, цветы забирают твои помощники? А может, мои записки попали к Алине? Или же поклонницы просто забросали тебя записками, и потому ты в общем потоке не заметил моих, не обратил на них внимания? Наверное, ты решил, что я — одна из миллионов твоих поклонниц. Но как же мне объяснить тебе, что я не обыкновенная поклонница, Димочка? Мы ведь родились с тобой в один день, мы предназначены друг для друга! Когда же ты поймешь, что должен найти меня, Димочка?! Как мне помочь тебе? Как подсказать?!

Излив душу, Женя надолго замолкла, пристально вглядываясь в изображение Городинского.

— Я ведь не ошиблась в тебе, правда, Димочка? — неуверенно спросила она. — Ты ведь не такой, как все? Ты — особенный. Эти глаза… Никогда не поверю, что они умеют лгать! Только ты, ты один не предашь, правда? Мы должны быть вместе, Димочка. Обязательно должны. Обещаю тебе — я сделаю для этого всё. Я кое-что придумала. Только очень тебя прошу — не подумай обо мне плохо, ладно? Я не шлюха, Димочка, я просто в отчаянии. Пусть это и не совсем красиво, но это единственный шанс дать тебе понять, что я есть, что ради тебя я готова на все. Обещай мне, Димуля, ты ведь не подумаешь, что я шлюха, правда? Ты ведь обязательно поймешь, что я не такая, да?

Женя решительно отошла от портрета, остановилась посреди комнаты и задумалась на короткое мгновение, вспоминая, где же следует искать то, что ей нужно. Принесла из кухни табуретку, подставила к мебельной стенке. Вытащила из верхнего отделения толстый фотоальбом. Спускаясь вниз, чуть не выронила его от тяжести. Несколько фотографий все же упали на пол, хаотично рассыпавшись на ковре.

Устроившись на диване, Женя перебирала старые снимки, отбраковывая один за другим. Наконец нашла то, что искала — да, вот эта фотография подойдет как нельзя лучше. Правда, ей уже года три, но вряд ли с тех пор Женя слишком сильно изменилась. Это фото сделала мама, когда приезжала в прошлый раз. На юг они тогда не поехали — дорога из Петропавловска в Москву и обратно и без того стоила весьма недешево, да и Ираиде Алексеевне было куда интереснее повидаться с московскими подругами, нежели вместе с дочерью две недели жариться под южным солнцем. После сурового камчатского климата ей и московское лето показалось достаточно жарким.

— Да, Димуля, — уверенно сказала Женя. — Вот эта фотография должна тебе понравиться. А я постараюсь сделать так, чтобы она понравилась тебе еще больше.

Включила компьютер. Отсканировала фото, потом довольно долго издевалась над собственным изображением в 'Фотошопе'. Колдовала и так и этак, добиваясь максимального эффекта. Результат показался ей идеальным. На фото она выглядела достаточно эротично: и мордашка симпатичная, и фигурка вся, как на ладони, не прикрытая даже легкой вуалью недосказанности. Однако же и не пошлая, не вульгарная. Потому что самые интимные места, там, где раньше был купальник, оказались закрыты словно бы полупрозрачными табличками: на верхней, прикрывающей грудь, довольно крупными цифрами значился номер ее мобильного, а на нижней, в форме треугольничка, скромно притаилось имя: 'Женя'. Теперь оставалось только распечатать 'шедевр' дизайнерского искусства на цветном принтере, но это она сделает на работе, благо, там и специальная бумага имеется. Вот когда ей пригодится ее работа! Кто бы мог подумать, при каких обстоятельствах?! Главное — выбрать подходящий момент, чтобы никого не было рядом. Иначе… Ох, попробуй кому-то объяснить, для каких целей ей понадобилось столь неприличное фото!