Испуганный взмах ресниц, удар сердца и время ускоряется.
Тяжелое тело падает на меня, из горла рвется вопль ужаса переходящий в придушенный тяжестью хрип. Руки мужчины начинают шарить по телу, а его холодный нос скользит по голой коже руки и плеча, вдыхая запах тела.
Ни шевельнуться, ни ударить, я ничего не смогу сделать!
Отчаянье горячей волной нахлынуло, оставляя после себя чувство отвращения.
Отключиться, надо отключиться от всего этого! Но как после всего произошедшего жить?
Быть изнасилованной полудурком, животным, которое не то, что говорить, даже думать не умеет, довольствуясь лишь одними инстинктами.
Жгучая ненависть вскипела в крови, крик полный боли и ненависти вырвался из горла, заполняя собой все пространство каморки. Мужчина недовольно зарычал, затыкая руками уши. Я подскочила на месте, рванувшись в сторону открытой двери, но в мою ногу вцепилась грязная ручища. Упала на обитый железом порог, сильно ударившись ребрами, застонала от резкой боли. Дернувшись вперед, зашипела.
— Пусти! — мужик недовольно заурчал, потянул на себя. Где-то в доме раздался звук шагов. Я метнула полный надежды взгляд на пустой коридор, но новый рывок за ногу вернул меня к реальности, — эй, кто-нибудь, помогите!
Шум усилился, а вместе с ним и хватка, он тащил меня назад. Оглянувшись на мужчину, я извернулась и пнула второй ногой по лицу. Он обиженно взвизгнул, сжавшись на полу грязным комком.
Медленно поднявшись с пола, я, пошатываясь, побрела по коридору. Перед глазами все плыло, а голова походила на раскаленный шар.
Только бы не упасть в обморок…
Меня резко повело в сторону, как чьи-то руки бережно подхватили, предотвратив падение. Я из последних сил разлепила тяжелые веки. Серые глаза смотрели на меня растерянно и удивленно.
— Саша? — спросил мужчина.
— Вот и увиделись, гонщик… — устало прошептала я, проваливаясь в черное забытье.
Прозрачные летние сумерки смешивались с редкими огнями придорожных кафе, бросая внутрь салона быстро пропадающие блики. Мне казалось, что машина стояла на месте, если бы не мелькающие за окном темные силуэты деревьев.
Я уже минут пятнадцать как пришла в себя, и теперь тихо, словно мышка лежала на заднем сидении машины, за рулем которой сидел Виктор — нечаянный знакомец, ставший моим спасением. Только вот в голове крутились мысли отнюдь не благодарности. Злость и растерянность властвовали над моими чувствами, копясь и множась от минуты к минуте. Но благо то, что я никак не решалась заговорить с ним, а точнее, вылить переполняющее меня негодование. А еще мне стало безумно жалко себя, такую несчастную и невезучую, видимо, судьбой предрешено жить полной неудачницей.
Гнать, гнать подальше эти стенания по загубленной жизни, я ведь сильная, правда? Но сколько же можно проверять меня на прочность? Так и до смерти недолго, а она уж не побрезгует поломанной душой, приберет в свои костлявые ручонки, да так что не будет пути обратно. Так может не стоит оттягивать неизбежный момент? Плюнуть на все предосторожности?
Врешь! Самой себе и не стыдишься слов своих! Окстись, ты давно не одна, в тебе уже бьется новое маленькое, хрупкое сердечко, нуждающееся в заботе и любви!
Верно…каюсь, забыла.
Внутренние разногласия перешли в стадию глубокой задумчивости, но стоп! Есть же куча неразрешенных вопросов, требующих немедленных ответов.
Я осторожно приподнялась с сидения и тихо заговорила:
— Что ты там делал? — он на меня даже не обернулся, но лицо, видимое мной в зеркале заднего вида стало чуточку сосредоточенней.
— Это мой охотничий домик, точнее сторожка лесника, — на лице не дрогнул ни один мускул.
— Вот значит как? А тот полудурок, наверное, пес, охраняющий ее? — мне сейчас знаете ли не до любезностей.
— Что-то вроде, — туманно ответил он.
— Ммм…а кем тебе приходится невысокая зеленоглазая блондинка с замашками юного террориста? — зрачки в его глазах дрогнули и расширились, отчего глаза стали почти черными, — вижу вы довольно тесно знакомы…
— Она моя сестра, — его руки сильнее сжали руль.
— А сестру как зовут? — почти промурлыкала я.
— Виктория.
— Занятно…Виктор и Виктория, — улыбка помимо воли расплылась на моем лице.
— Да, у моего отца было своеобразное чувство юмора.
— Ну да не важно, — я тряхнула головой отгоняя, прочь неуместные мысли, — она меня собственно и посадила под замок, мило правда?
— Она не могла, — 'упрямец'.
— Ты слишком хорошего о ней мнения, — я не должна перед ним оправдываться, да и почему собственно? Если ей так уж нужен Никольский забирала бы без этих совершенно идиотских планов мести. Я не просила, чтобы на мне женились, заботились и прочее, так в чем моя вина…хотя это меня вряд ли оправдывает. В ее глазах я всего лишь разлучница, соперница, помеха, так почему не устранить это досадное недоразумение. А что до методов…разве это важно?
— Что же вы не поделили? — о, а вот мы подошли к самому интересному.
— Мелочь, по сути… — попыталась уйти от ответа.
— И все-таки?
— Никольского, — а больше ему знать не нужно.
— Андрея значит…
— Знакомы? — 'я удивлена, хотя много ли я знаю о собственном муже?
— Бизнес.
— Ах, бизнес? Интересно… — мой взгляд упал на дорогу спереди, которую освещали фары, — а куда мы едем?
— Ко мне, — 'хитрец, а глаза то, как заискрились'.
— Мне домой надо.
— Мы почти приехали.
— Ты не понял, я хочу к себе домой, — упрямо заявила я.
— Завтра.
— Что завтра?
— Я завтра отвезу тебя…если захочешь, — как-то слишком расплывчато прозвучали для меня, его слова, опять же это если.
— А что у тебя там лавка чудес? — кажется, мои слова прозвучали глупо, отчего Виктор рассмеялся, а я надулась.
— Что смешного? — недовольно поинтересовалась я, разглядывая свои запястья.
— Какой же ты еще ребенок! — 'смешно ему'.
— Мне так удобнее, еще успею повзрослеть.
— Как твои руки? — уже серьезно спросил Виктор.
— Побаливают, да раны обработать не помешало, — отстраненно сказала я. На самом деле запястья оказались в ужасном состоянии: под кожей расплывались черные синяки, а в некоторых местах она была содрана, и ранки кровоточили. Болел и бок, которым я приложилась об железный порог, но это все мелочи по сравнению с тем, что могло произойти.
— Потерпишь еще немного? Мы уже скоро приедем, — в его голосе звучала некоторая напряженность, интересно он думает, что я начну истерить по такому незначительному поводу?
— Да в чем вопрос? Конечно, потерплю, только вот меня несколько напрягает так с тобой общаться, — призналась я, глядя на его отражение.
— В смысле?
— Ну, мне сложно разговаривать с человеком, который сидит на водительском сидении, и наблюдать за ним только через отражение в зеркале, — улыбаясь, ответила я.
— Так в чем проблема перелезай сюда.
— Шутишь? На мне платье-то держится на одном честном слове, — я с сожалением осмотрела свой весьма потрепанный наряд, подтянув так и норовивший сползти с груди кусок.
— Тогда подожди, сейчас остановлюсь, — машина перестроилась в крайний ряд и плавно затормозила на обочине дороги, вокруг которой высилась густая лесопосадка.
Я распахнула дверцу и неуверенно вылезла из машины, от слабости меня слегка покачивало. Касаясь одной рукой нагретого бока машины, я дошла до передней пассажирской двери, как прямо над ухом послышатся голос Виктора.
— Тебе помочь? — я обернулась, состроив независимую рожицу.
— Нет, но если у тебя есть что-нибудь попить, я была бы очень благодарна, — сказала я, опускаясь на сиденье.
— Конечно, — он исчез в темноте летнего вечера, а через минуту сел рядом со мной, протянув мне бутылку с водой.
— Спасибо, — я взяла протянутую мне бутылку и жадно прильнула к горлышку. До этого момента я даже не подозревала насколько хочу пить. Утолив жажду, я почувствовала на себе внимательный взгляд.
— Что? — несколько раздраженно ответила я.