Не только его детские воспоминания, а невыразимые боль, нищета и отчаяние целых поколений рабов, которые жили и умирали в страданиях. Его собственная боль казалась песчинкой в этом море безысходности. И это море нашептывало ему: почему ты покинул Татуин? Почему ты никогда не задаешь вопросов, которые нужно задать? И не требуешь ответов, без которых нельзя обойтись?

Почему ты не заставил их вернуться за ней? Почему ты не понял, что она жертвует собой, чтобы дать тебе шанс выжить, что она сознательно обрекает себя на смерть? Почему ты не вернулся, не изменил ход событий, не спас ее, когда еще не было слишком поздно?

Ее — свою мать. Сегодня она поглотила все, даже мысли о его жене.

Эта миссия — спасение хатта — стала последней каплей.

Отныне ты будешь спасать всех, кого можешь. Ты будешь спасать тех, кто этого заслуживает.

Дуку приближался. Энакин поднялся с глубин Татуина, который всегда был с ним, мимо Асоки, мимо мелкой ряби, которую создавало эхо войны на других планетах.

Он потуже затянул лямки рюкзака.

Дуку, конечно, знал, что рев мотоцикла далеко слышен в пустыне. Энакин удивился, почему он не устроил засаду. С другой стороны, те, кто чувствуют Силу, не могут друг от друга скрыться.

Рев мотоцикла оборвался в нескольких метрах. Послышался шелест песка под ногами… И вот Дуку оказался перед ним. Его мантия развевалась на ветру. Энакин почувствовал легкое изменение в Силе, но не стал отвлекаться: теперь он должен был сосредоточиться на Дуку. Энакин встал, поправил рюкзак и зажег лазерный меч.

— Отдай мне хаттеныша, Скайуокер, — тихо проговорил Дуку. — Или я убью тебя.

Значит, он повелся на их хитрость.

— Я думал, ты в любом случае меня убьешь.

— Хорошо.

Энакин подумал, что их обмен любезностями удивительно напоминает вежливые разговоры перед дуэлью аристократов с планеты Ирмену.

Дуку вытянул руку и послал в Энакина шипящую молнию. Энакин увернулся и отбил ее мечом.

— Ты стал получше драться, — заметил Дуку и кинулся на Энакина. Тот невольно отступил, а Дуку перекувырнулся и приземлился на песок позади него. — Неприятно снова оказаться на Татуине? Это же твоя родина. Тут призраки твоего детства. Давненько ты здесь не был.

Энакин машинально вскинул руку — песок закружился вихрем. Вихрь понесся к Дуку, охватил его и чуть не сбил с ног. Граф согнулся, плотнее закутавшись в мантию, но, как только вихрь прошел, снова выпрямился, готовый к бою.

— Прости, я задел твои чувства, — холодно бросил Дуку. — Все мы рано или поздно встречаемся с призраками своего прошлого, Энакин. У меня — свои, у тебя — свои. И знаешь, что я тебе скажу, они никогда тебя не покинут. Они могут быть обузой, как хаттеныш, которого ты таскаешь, а могут стать помощниками, могут многому тебя научить.

Что знал Дуку о Шми Скайуокер? Казалось, будто он знает все. Или это была простая уловка, которой пользуются гадалки — общие слова, заставляющие человека выдать факты.

Как бы там ни было, Энакин не мог отстраниться от воспоминаний. Всем своим существом чувствуя боль — и свою, и своей матери, Энакин бросился на Дуку, слепо и яростно, не думая о рюкзаке за спиной, не думая ни о чем, кроме одного: как загнать графа на более мягкий участок, где он оступится и упадет.

Но Дуку даже среди джедаев славился своим мастерством воина. И зря Энакин об этом забыл, увернувшись от очередного удара, Дуку прыгнул ему за спину и рассек рюкзак надвое, чуть-чуть не задев самого Энакина, который с трудом удержался на ногах.

— Боже мой, — сказал Дуку. — Кажется, я разрубил Ротту пополам.

— Как же, — ответил Энакин и осторожно снял рюкзак, готовый в любую секунду отразить нападение Дуку. Камни посыпались на песок.

— Надо же, а это не хатт, — заметил Дуку, вскинув бровь.

Тут Энакин понял, что Дуку не так-то просто обмануть, и он тянет время. Как раз тогда, когда Энакину уже казалось, что он стал взрослым, опытным, что он достаточно повидал, он вдруг почувствовал, что ему всего двадцать, что пусть он и джедай, он по-прежнему обиженный мальчик, который легко поддается на провокацию, легко впадает в ярость и отчаянно ищет одобрения.

И Дуку решил сыграть на этом.

— Ты опоздал, — сказал Энакин. Он оказался перед выбором: бороться с Дуку до конца или сбежать и попытаться догнать Асоку: Еще не решив, он уже приглядывался к мотоциклу. — Она уже во дворце Джаббы.

— Заметь, я тебя не спрашивал, где она, — ответил Дуку, вынимая из кармана проектор. — Я знаю, что ты не можешь с ней связаться, но я покажу тебе, как она встретила кое-кого по дороге.

Энакин подумал сначала, что это очередная уловка Дуку, но картинка казалась подлинной. Снято было откуда-то сверху. Спотыкаясь, она убегала от двух магнагардов с Роттой за спиной.

Неужели правда? Энакин теперь ничему не доверял.

— Сын Джаббы умер — еще одна жертва войны, а твоего падавана доставили к Джаббе живой. — Дуку помахал мечом. — Правителю нужно выместить на ком-то злость, а до тебя ему не добраться.

Энакин бросился к мотоциклу и тотчас же помчался ко дворцу. Дуку бросился за ним, но не догнал. Он остался далеко позади, растаяв в облаке песчаной пыли.

По пути во дворец Энакин думал о том, что, может быть, это очередная ловушка, которую подстроил Дуку. «Я в самом деле выиграл или он специально дал мне уйти? Зачем он показал мне голограмму? Хочет деморализовать, чтобы я потерял бдительность? Почему?..»

Но Энакин прервал сам себя. Все это уже неважно. Решение принято: надо идти до конца. Единственное, что он точно понял: Дуку всеми силами пытался его задержать. А значит, нужно в самом деле спешить во дворец.

Может быть, Асока действительно столкнулась с магнагардами. А может быть, она уже давно во дворце и передала Джаббе его сына.

Что ж, он это выяснит, когда сам доберется до места.

В МОНАСТЫРЕ — ПЛАНЕТА ТЕТ

— Ну и свалка, — заметил Коди, пиная обломки дроидов, которые в изобилии покрывали двор монастыря. — Тебе бы постричься, — сказал он Рексу, который держал шлем под мышкой.

С тех пор как тот последний раз брился, на голове отросла короткая щетина.

— Верно. А то скоро буду наступать на свои космы.

— Если мы и дальше будем так воевать, у нас не останется людей.

— Да уж.

— Не первый легион мы потеряли и не последний.

«Надеюсь, этим он не пытался сказать, что тут нет моей вины, — подумал Рекс. — Я и сам это знаю».