Да, разогнать рискованно. Но ведь рано или поздно вопрос все равно снова перейдет на улицу. Кадетское министерство не устраняет этого момента, а только отсрочивает его. Но если армия не надежна уже сегодня, то тем деморализованнее она будет через месяц или два; очевидно, что те же самые основания, которые заставляют революционеров говорить: чем позже, тем лучше, побуждают правительство форсировать конфликт. Правда, в результате новой, самой победоносной, кампании против народа правительство окажется пред тем же разбитым корытом. Но ведь сделка с кадетами никогда не уйдет. Зато, в результате нового разгрома революции, кадеты будут гораздо уступчивее. А пока разбитые массы поднимутся снова, можно будет… впрочем, может ли правительство заглядывать так далеко вперед.

Таким образом, «принципиальных» выходов два: во-первых, образование кадетского министерства — мы указали, какие препятствия стоят по пути к этому, и во-вторых, разгон Думы — мы отметили причины, которые должны толкать правительство на этот путь. Но тактика правительства только за большой период времени может быть представлена, как логическое следствие общих причин; в отдельные же короткие промежутки времени правительственная политика несет на себе следы личных предрассудков и вкусов, мимолетных влияний и закулисных интриг. Часто она является нелепым компромиссом двух противоположных придворных течений. Вот почему министерство бюрократической левой, несмотря на то, что оно означает прежнюю неопределенность положения, несмотря на то, что оно неспособно ни примирить с Думой, ни импонировать бирже, может оказаться для правительства единственным приемлемым решением. Его основной грех — нелепая половинчатость — способен сыграть в Петергофе роль его решающего преимущества.

Когда это письмо появится в вашей газете, вопрос может быть будет уже решен. Но, как бы он ни был решен, вывод, который вытекает из изложенных выше соображений и который мы хотим развить в следующем письме, остается несомненным. Этот вывод гласит: La revolution est en marche, rien ne l'arretera (революция в полном ходу — ничто ее не остановит).

(Архив).

2. Вокруг второй Думы

На пути во вторую Думу

Между социалистической критикой либерализма и либеральной критикой революционного социализма есть одно поистине замечательное различие: либералы обвиняют нас в том, что мы — социалисты; мы обвиняем либералов в том, что они — плохие либералы.

Разумеется, мы не связываем себе рук для критики либерализма в его целом. Социалистическая пропаганда исходит из разоблачений всякой политической идеологии, которая открыто или молчаливо признает неприкосновенность капиталистических отношений производства, а либерализм, даже самый последовательный, является такой идеологией.

Но наши повседневные политические столкновения с либерализмом пока еще слишком редко поднимаются до вершины этого водораздела. Наше «сотрудничество», наша конкуренция, наши полемические схватки с либерализмом развиваются на более низкой плоскости борьбы за демократию. Это определяется моментом исторического развития. Во Франции, где наиболее последовательный либерализм, именно демократический радикализм Клемансо, стоит у руля республики, там вся повседневная борьба нашей партии с партиями буржуазии вращается вокруг вопроса: капитализм или коллективизм? В России, где центральной задачей является завоевание демократического строя, наши отношения к либерализму, как положительные, так и отрицательные, почти всецело ограничены рамками этой очередной задачи. Только теоретическая полемика да социалистическая пропаганда, являющиеся необходимыми составными элементами классовой борьбы пролетариата, но сейчас занимающие очень скромное место в нашем партийном обиходе, поднимают повседневную политическую агитацию до высоты основного противоречия между миром капиталистической эксплуатации и миром социалистического равенства.

Социал-демократия не создает для себя исторической почвы и не выбирает по произволу политических задач. Она работает на той земле, которая ее носит, и берется за те проблемы, которые выдвинуты общественным развитием. Она не может перескакивать — или, лучше сказать, она не может перебрасывать пролетариат — через естественные фазы политической эволюции; она не может проходить историю по сокращенному учебнику или по конспекту, ею самой составленному. Всякая попытка искусственно форсировать политические проявления классовой борьбы, поскольку такая попытка не окажется просто бесплодной, будет иметь реакционное значение: после некоторых обманчивых политических эффектов она неизбежно даст политическому развитию задний ход.

Этими соображениями определяется в частности и наше отношение к либерализму. Перед страной стоит задача демократического обновления, — бесспорно исторически-ограниченная задача. Но наша обязанность по отношению к ней не только в том, чтобы теоретически демонстрировать ее ограниченность, но, прежде всего, в том, чтобы практически превзойти ее. Если перед нами имеется либерализм — не как голая доктрина, а как живое общественное движение, — мы обязаны сделать все, чтоб использовать его в интересах того исторического дела, которое стоит на очереди. Предавать либерализм анафеме, как либерализм, подвергать его в агитации огульному отрицанию, прежде чем он воплотился в учреждениях, значило бы бесспорно оказывать услугу реакции.

Все это совершенно бесспорно, азбучно. Но этих элементарных истин, этой азбуки совершенно недостаточно для определения социал-демократической тактики.

Что значит «использовать» либерализм? что значит «подталкивать» его? Что значит поддерживать либерализм, поскольку он направлен против реакции, и бороться против него, поскольку он стремится удержать народ на половине пути?

Пока либерализм не выполнил своей исторической миссии, мы не можем обличать его только как либерализм, или хотя бы главным образом как либерализм. Это уже сказано. Но можем ли мы — и в каких пределах — критиковать его пред массой, как половинчатый, нерешительный, непоследовательный, словом, плохой либерализм? Не может ли такая критика служить делу реакции? И если может, то в каких случаях?

Что касается самого либерализма, то ему всякая критика, направленная против него слева, кажется услугой абсолютизму. Поэтому с самочувствием либералов мы не можем считаться, как с критерием. Иначе нам пришлось бы с самого начала отказаться от самих себя и стать под колпак либерализма — того конкретного либерализма, который существует в данную минуту. Этого он в сущности от нас и требует. Тем не менее социал-демократия, как известно, находит достаточные основания для своего существования.

Социал-демократия поддерживает либерализм и «подталкивает» его отнюдь не с его доброго согласия. В этой работе случаи прямой и непосредственной поддержки либералов (голосование за них на выборах, печатание их воззваний, буде у них у самих не хватает на это отваги и пр.) занимают подчиненное и совершенно ничтожное место в общей экономии наших отношений. В существе своем поддержка, которую мы оказываем либерализму, представляет собою оборотную сторону нашей борьбы с ним. Критикуя либерализм, обличая его перед лицом населения, на которое он хочет влиять, мы заставляем его идти вперед. Из тех обязательств, какие дает либерализм народу, мы делаем логическую цепь выводов; эту цепь мы петлей закидываем на шею либерализму и тащим его за собой. Если он начинает упираться, петля слегка затягивается на его шее и причиняет ему неудобство. Волей-неволей, нередко с подавленным проклятием, он идет вперед. На каждом шагу он пытается остановиться, он уговаривает нас сделать передышку, он упрекает нас в прямолинейности, в бестактности, в насилии, он отрекается от нас. Но так как направление и темп нашего движения определяются политическим развитием народных масс, а не самочувствием либерализма, то мы неуклонно увеличиваем наше давление по мере того, как массы идут вперед, и таким образом вынуждаем либерализм совершить весь тот маршрут, который допускается его социальной комплекцией. И когда он, наконец, достигает своего «предела» и останавливается, петля неумолимо затягивается на его шее, — и на исторической дороге остается труп. Так «поддержка» германской социал-демократии превратила в труп германский либерализм.