Близился полдень. Огромная площадь перед Зимним дворцом по-прежнему пуста. Правительству некем ее заполнить. Войска Комитета не занимают ее, так как поглощены выполнением слишком сложного плана. По широкому охвату продолжают собираться воинские части, рабочие отряды, броневики. Район дворца начинает походить на зачумленное место, которое оцепляют по периферии, подальше от непосредственного очага заразы.

Выходящий на площадь двор Зимнего загроможден штабелями дров, как и двор Смольного. Слева и справа чернеют трехдюймовые полевые орудия. Винтовки составлены в нескольких местах в козлы. Немногочисленная охрана дворца лепится непосредственно к самому зданию. Во дворе и в нижнем этаже размещены две школы прапорщиков из Ораниенбаума и Петергофа, далеко не полностью, и взвод Константиновского артиллерийского училища с 6 орудиями.

Во второй половине дня прибывает батальон юнкеров Инженерной школы, успевший потерять полуроту по дороге. Представившаяся на месте картина никак не могла поднять боевую готовность юнкеров, которой, по свидетельству Станкевича, не хватало уже и ранее. Во дворце обнаружился недостаток продовольствия: не позаботились вовремя даже об этом. Грузовик с хлебом оказался перехвачен патрулями Комитета. Часть юнкеров несла караулы, остальные томились бездеятельностью, неизвестностью, голодом. Руководства не чувствовалось вовсе. На площади перед дворцом и на набережной стали появляться кучки мирных на вид прохожих, которые на ходу вырывали у постовых юнкеров винтовки, угрожая револьверами.

Среди юнкеров обнаружились «агитаторы». Проникли ли они извне? Нет, это пока еще, очевидно, внутренние смутьяны. Им удалось вызвать брожение среди ораниенбаумцев и петергофцев. Комитеты школ устроили в Белом зале совещание и потребовали представителя правительства для объяснений. Прибыли все министры, во главе с Коноваловым. Препирательства длились целый час. Коновалова перебивали, и он замолчал. Министр земледелия Маслов выступал в качестве старого революционера. Кишкин объяснял юнкерам, что правительство решило держаться до последней возможности. Один из юнкеров пытался было, по свидетельству Станкевича, выразить готовность умереть за правительство, но "явный холод остальных товарищей сдержал порыв". Речи других министров вызывали уже прямое раздражение; юнкера прерывали их, кричали и даже будто бы свистали. Белая кость объясняла поведение большинства юнкеров их низким социальным происхождением: "все это — от сохи, полуграмотное, невежественное зверье… быдло".

Митинг в осажденном дворце закончился все же примирительно: юнкера согласились остаться после того, как им было обещано активное руководство и правильное освещение событий. Начальник Инженерной школы, назначенный комендантом обороны, водил карандашом по плану дворца, записывая названия частей. Наличные силы разбиты по боевым участкам. Большую часть юнкеров разместили в первом этаже с обстрелом Дворцовой площади через окна. Но открывать огонь первыми запретили. Батальон Инженерной школы выведен во двор для прикрытия артиллерии. Выделены взводы на баррикадные работы. Создана команда связи, по 4 человека от каждой части. Артиллерийскому взводу поручено оборонять ворота на случай прорыва. Во дворе и перед воротами возведены из дров оборонительные укрепления. Установилось подобие порядка. Караулы почувствовали себя увереннее.

Гражданская война на первых своих порах, до сформирования правильных армий и до их закала, есть война обнаженных нервов. Как только обнаружился небольшой прирост активности на стороне юнкеров, которые огнем из-за баррикад очистили площадь, в лагере наступающих чрезвычайно переоценили силы и средства обороны. Несмотря на недовольство красногвардейцев и солдат, руководители решили отложить штурм до сосредоточения резервов; ждали, главным образом, прибытия моряков из Кронштадта.

Возникшая таким образом оттяжка в несколько часов принесла осажденным небольшие подкрепления. После того как Керенский пообещал казачьей делегации пехоту, заседал Совет казачьих войск, заседали полковые комитеты, заседали общие собрания полков. Решено: две сотни и пулеметная команда Уральского полка, доставленного в июле с фронта для разгрома большевиков, немедленно выступят к зданию Зимнего, остальные — не раньше действительного выполнения обещаний, т. е. после прибытия пехотных подкреплений. Но и с двумя сотнями не обошлось без трений. Казачья молодежь сопротивлялась; «старики» даже запирали молодых в конюшне, чтобы те не препятствовали им снарядиться в поход. Только в сумерки, когда их уже перестали ждать, появились во дворце бородатые уральцы. Их встретили, как спасителей. Но сами они глядели угрюмо. Воевать по дворцам они не привыкли. Да и не очень ясно, где правда.

Через некоторое время прибыло неожиданно 40 георгиевских кавалеров, под командой одноногого штабсротмистра на протезе. Патриотические инвалиды в качестве последнего резерва демократии… Но все-таки стало веселее. Вскоре прибавилась еще ударная рота женского батальона. Больше всего ободряло то, что подкрепления прорывались без боев. Цепи осаждающих не могли или не решались преградить им доступ ко дворцу. Явное дело: противник слаб. "Слава богу, дело начинает клеиться", — говорили офицеры, утешая себя и юнкеров. Вновь прибывшие получили свои боевые участки, сменили уставших. Однако уральцы неодобрительно косились на «баб» с винтовками. А где же настоящая пехота?

Осаждающие явно упускали время. Запаздывали кронштадтцы, правда не по своей вине: их слишком поздно вызвали. После напряженных ночных сборов они на рассвете стали грузиться на корабли. Минный заградитель «Амур» и посыльное судно «Ястреб» направляются непосредственно к Петрограду. Старый броненосец "Заря свободы" по высадке десанта в Ораниенбауме, где предполагалось разоружение юнкеров, должен встать у входа в Морской канал, чтобы в случае надобности взять под обстрел Балтийскую железную дорогу. 5000 матросов и солдат отчалили от острова Котлина, чтобы причалить к социальной революции. В офицерской кают-компании угрюмое молчание: этих людей везут сражаться за ненавистное им дело. Комиссар отряда, большевик Флеровский, объявляет им: "На ваше сочувствие мы не рассчитываем, но мы требуем, чтобы вы были на своих местах… От лишних испытаний мы вас избавим". В ответ раздается короткое морское «есть». Все разошлись по местам, капитан поднялся на мостик.

При входе в Неву ликующее ура: моряки встречают своих. С развернувшейся среди реки «Авроры» гремит оркестр. Антонов говорит прибывшим краткое приветствие: "Вот Зимний дворец… его надо взять". В кронштадтском отряде сами собой отобрались наиболее решительные и смелые. Эти матросы в черных бушлатах, с винтовками и патронными сумками, пойдут до конца. Быстро заканчивается высадка у Конногвардейского бульвара. На корабле остается только боевая вахта.

Теперь сил более чем достаточно. На Невском — крепкие заставы, на мосту Екатерининского канала и на мосту Мойки — бронированные автомобили и зенитные орудия, глядящие на Зимний. По ту сторону Мойки рабочие установили за прикрытиями пулеметы. Броневик дежурит на Морской. Нева и переправы через нее в руках наступающих. Чудновскому и подпоручику Дашкевичу приказано выслать от гвардейских полков заставы на Марсово поле. Благонравов из крепости должен через мост прийти в соприкосновение с заставой Павловского полка. Прибывшие кронштадтцы войдут в связь с крепостью и с первым флотским экипажем. После артиллерийского обстрела начнется штурм.

Из действующего Балтийского флота прибывают тем временем пять боевых судов: крейсер, два больших миноносца, два малых. "Как ни были мы уверены в победе наличными силами, — пишет Флеровский, — но подарок действующего флота вызвал у всех чувство огромного подъема". Адмирал Вердеревский мог, пожалуй, из окон Малахитового зала наблюдать внушительную мятежную флотилию, которая господствовала не только над дворцом и окружающим районом, но и над важнейшими подступами к Петрограду.

Около 4 часов дня Коновалов созывал по телефону близких правительству политических деятелей во дворец: