— И целая дискуссия в газете, — продолжала Таня. — «Как бороться с футболом».

Павел Васильевич опять засмеялся.

— Что делать, это была стихия времени: борьба. Боролись с безграмотностью, боролись с туберкулезом, боролись с буржуазными влияниями. Решили, что футбол — буржуазная игра, боролись с футболом.

— Вот вы хорошо объяснили, — подумав, оказала Таня. — Вы даже лучше рассказываете, чем он.

Павел Васильевич был польщен.

— Благодарю вас!

— Причем нам ведь не обязательно, чтоб был организатор, — продолжала свою мысль Таня. — Может быть просто рядовой участник, человек того поколения.

Павел Васильевич уловил ее замысел и встревожился.

— Если бы мне поручили такое выступление, я бы скончался от разрыва сердца.

— А там будет совсем домашняя обстановка. Народу немного, только те, кому интересно.

Гена оторвался от занятий и сказал:

— Зачем это вам, дядя Паша? Ей надо провести мероприятие, а вам это к чему?

— Да что вы! — занервничала Таня. — Нам как раз нужно то, что вы рассказываете!..

— Милая моя, я даже не был пионером. Раньше пионерские отряды организовывались по предприятиям. А там, где работал мой отец, не было отряда вообще. Но в нашем дворе находился пионерский форпост. Я только слышал, как они пели песни, трубили в горн... Кстати, вот кто вам нужен! Их горнист был такой парень, что вот сейчас прямо можно... Прошло много времени, и можно совершенно объективно сказать, что это был человек каких-то выдающихся задатков. И биография такая, хоть печатай в календаре. Он погиб. На войне. Вот кто умел, он как-то удивительно умел сочетать в себе гражданское и личное. Ты понимаешь, что я говорю?

— Понимаю.

— В том смысле, что он мог думать не только о себе, по и обо всем вокруг. Вот чему вам всем нужно учиться, это просто необходимо! Кстати, он же меня научил играть на горне. Причем он играл потрясающе, я никогда потом ничего подобного не слышал. Простая, казалось бы, вещь. «Слушайте все, слушайте все, все исполняйте!» — тихонько спел он, взял трубу и проиграл этот сигнал.

— Он всегда чуть нарушал ритм, и, как ни странно, это было хорошо, — сказал Павел Васильевич, и он спел три раза и протрубил: «Отбой, отбой, отбой...»

— Ему было двенадцать лет, на год моложе меня. Казалось бы, доверили горн — труби вовсю! Но он удивительно чувствовал настроение каждого сигнала. Вот я трубил «отбой», а теперь сравни, я попробую: «Подъем флага». Торжественно. Все звуки ввысь...

Павел Васильевич протрубил сигнал на подъем флага. — А вот это сбор, это совсем другое:

Сыграл и воскликнул: «Тревога!» И протрубил тревогу.

Пионеры с грохотом занимали места в школьном зале.

— Раз! Два! — крикнул со сцены Петя.

— Три! Четыре! — ответил зал и затих.

— Три! Четыре! — крикнул Петя.

— Раз! Два! — взревел зал.

— Будь готов!

— Всегда готов, как Гагарин и Титов! — громоподобно ответил зал.

В ряду поднялись две пионерки.

— Раз! Два!

— Три! Четыре! — хором отозвался зал.

— Три! Четыре!

— Раз! Два!

— Кто идет?

— Мы идем.

— Кто поет?

— Мы поем!

Из зала в комнату за сценой вошли Павел Васильевич и Таня.

— Здравствуйте, — сказала им женщина, очевидно первая пионерка.

Поздоровались и еще два первых пионера, пожилые уже люди.

— А вы в каком отряде были? — спросила Павла Васильевича женщина.

— Видите ли... я не был пионером, — сказал он. — Но у нас...

— Ох, извините, я думала, что вы с нами.

— Нет-нет-нет... — уверил ее Павел Васильевич. — А ты говорила, что будет семейная обстановка, — укорил он Таню.

В комнату вошел Петя, за ним — девочка с разглаженными галстуками на руках.

— Отряд имени Карла Либкнехта! — вызвал Петя.

— Это я, — сказал один из первых пионеров.

— Вы? Очень приятно. Киселев?

— Илья Николаевич, — сказал мужчина.

Петя повязал ему на шею галстук, пошутил:

— Вот вы теперь снова пионер... Частная фабрика Лар!

— А частной фабрики Лар нет, — сказала Таня, — вместо нее пришел товарищ Колпаков.

— Товарищ Колпаков? Очень приятно. — Петя взял следующий галстук. — Ваше имя-отчество?

— Павел Васильевич.

— Очень приятно, Павел Васильевич. Вы из какого отряда?

— Собственно, я... вообще не был пионером, — засмеялся Павел Васильевич. — Там, где работал мой отец, не было пионерского отряда. Но у нас во дворе был форпост.

Петя снял с него галстук, который начал уже повязывать.

— А, так вы просто гость? Тогда извините. Вы проходите, садитесь.

— «Красный треугольник!» Иванова Надежда...

Женщина поправила:

— Вера Викторовна.

— Вера Викторовна. Очень приятно.

Петя повязал ей галстук. Иванова поцеловала его.

— Спасибо, — от неожиданности сказал Петя. — Отряд «Возрождение»!

— А это мой папа, — сказала девочка с галстуками.

— Большое спасибо, что вы пришли, — сказал Петя.

Павел Васильевич независимо ухмыльнулся Тане, помахал ей и пошел в зал. Он сел сбоку, чтобы никому не мешать.

— Ничего, ничего, я гость, — извинился он перед сидевшими рядом девочками.

— Давайте построимся, — говорил Петя старым пионерам, собравшимся у выхода на сцену. — Поплотней, поплотней, пожалуйста.

— Петя! — окликнула его Таня. — Это Павел Васильевич Колпаков. Он хороший человек, он обязательно должен выступить. Он очень занят и специально приехал.

— В качестве кого он будет выступать? — спросил Петя.

— Но я же вам объясняю...

— В качестве хорошего человека? У нас в стране много хороших людей, что же, они все должны выступать с трибуны?

Довольный своей шуткой, он стал подниматься на сцену, но Таня остановила его.

— Нет, Петя, вы чего-то не понимаете.

— Слушай, Нечаева, ты мне сейчас не мешай.

Он дал знак девушке, и та крикнула со сцены в зал:

— Да здравствует наука!

— Да здравствует прогресс! — отозвался зал. — И мирная политика ЦК КПСС!

Таня вошла в зал и села рядом с Павлом Васильевичем.

— Выходит, я вас зря сюда привела?

— Что ты! — воскликнул Павел Васильевич. — Я даже доволен. Так вот живешь, занятый своими заботами, и не замечаешь, что где-то шумят деревья, что бывает столько молодости сразу вместе.

— Вы бы еще так выступили!..

— Не знаю, может быть, может быть... Слушай, а что это за молодой человек?

— Наш вожатый, — сказала Таня и заплакала.

— Смешной парень. Ты что? — испугался Павел Васильевич.

В это время Петя дал сигнал горнисту и тот затрубил, но очень фальшиво и хрипло.

Тогда произошло неожиданное: Павел Васильевич взглянул на Таню и, махнув рукой, сказал:

— Я им, пожалуй, сейчас что-то скажу...

Таня и сообразить ничего не успела, как он встал и пошел по проходу к сцене.

Он хотел ловко вспрыгнуть на помост, но это не получилось — споткнулся, и в зале засмеялись.

В коридоре, приоткрыв дверь, стоял Гена. Он пришел сюда потому, что тревожился и стыдился за отца. Как только ребята засмеялись, он повернулся и пошел прочь.

— Тихо! — успел он услышать голос Тани. Она крикнула так громко, что все стихли.

Только Бардукову было еще смешно, он прыснул еще раз. Таня обернулась к нему, замахнулась портфелем. Он притих и, покосившись по сторонам, внимательно уставился на сцену.

— Я никогда не был пионером, — сказал Павел Васильевич со сцены, — но у нас во дворе был форпост. Но так как я никогда не был первым пионером...

Тут ребята опять засмеялись.

— ...то я вам расскажу не про себя, а про горниста, который жил у нас во дворе. Он погиб... погиб, и вот прошло много лет, может быть, больше прошло, чем осталось, и... может быть, я ошибаюсь, но наша жизнь, она ведь... не продолжается непрерывно, нет!..