Изменить стиль страницы

Ага, вот началось хоть какое-то действие! В деле оказалась вшитой наполовину разорванная записка, а за ней – акт изъятия этой записки у адвоката Балованова во время беседы с Бесовым в изоляторе временного содержания.

Судя по тексту, записка – от родных, начинавшаяся обычными приветствиями и сообщениями о том, что Котик заболел гриппом, а Валечка здорова, а вот дальше уже интереснее: «Сереженька, я и папа умоляем тебя, держись! Вспомни, что семнадцатого марта ты был в Москве с Наташей, прописался в гостинице „Восточная", ставил машину на платную стоянку, где тебя видел охранник, потом вы с Наташей фотографировались на Красной площади. Сынок, держись этой версии, никуда от нее не отступай, если будут бить – терпи, потом подадим иск в суд. Только не меняй показаний! Целуем, ждем, папа, мама, Валя и Котик»…

Я усмехнулась, вспомнив одного своего клиента, который при встрече с адвокатом в тюрьме проинструктировал его, кто и какие показания должен давать, а адвокат старательно записал все это на бумажку и был с нею задержан. Бумажка явилась хорошим доказательством преступного сговора, а клиент тут же отказался от этого адвоката и, плюясь, кричал: «Раз у тебя памяти нет, то иди лучше в прокуроры! Не хрен в адвокаты лезть, если запомнить не можешь, чего тебе говорят!»

У Бесова тоже после этого инцидента меняется адвокат. Странно, но Балованов при всей своей испорченности далеко не дурак, и уж у него-то память хорошая. Что ж он так прокололся?

Но изюминка не в этом. После предъявления обвинения Бесова допрашивают, и он начинает свои показания (в день изъятия записки) с того, что убийства не совершал, в Петербурге семнадцатого марта не был, весь этот день провел в Новгороде, в своей фирме – это могут подтвердить работники фирмы Тютькин и Пупкин, а в середине допроса он вдруг резко меняет курс и заявляет: «Я вспомнил! Семнадцатого марта я был в фирме до обеда, а в семнадцать часов я выехал на машине в Москву со своей знакомой Наташей Егоровой, прописался в гостинице „Восточная", ставил машину на платную стоянку, фотографировался на Красной площади…» В общем, повторяет текст записки.

Что же дальше?

Оперативник из убойного отдела срочно выезжает в Москву и в гостинице «Восточная» изымает регистрационные листочки на Бесова и его знакомую Егорову. Но оба листочка заполнены рукой Егоровой. Бесов объясняет это тем, что документы заполняла Наташа, пока он парковал машину. Оперативник допрашивает портье и горничную, предъявляет им фотографию Бесова, они не узнают постояльца, но это тоже объяснимо: прошло больше месяца, постояльцев масса… Бесова по фотографии узнает только охранник на стоянке. Допустим, охранника можно подкупить.

Родственники Бесова присылают следователю цветную фотографию: Бесов с Наташей у Мавзолея, вечером, уже стемнело, горят фонари. На обороте снимка в компьютерном коде просматривается число 18. 03 – это дата печати. Фотография «кодаковская»; уличные фотографы обычно сдают снимки в печать в тот же день, на следующий получают. Значит, снимок сделан семнадцатого или восемнадцатого…

А вот листы из журнала регистрации гостей, изъятые в гостинице «Восточная». Заезд в 21 час – двое из Архангельска, с указанием номера комнаты, куда они поселяются. Заезд в 21 час 10 минут – Бесов и Егорова из Петербурга, комната номер такой-то; следом запись о гостях, поселившихся в гостиницу в 21 час 30 минут, и дальше записи идут сплошным потоком. В протоколе выемки этих листов написано, что листы изъяты из прошитой и пронумерованной книги учета. Записи сделаны таким образом, что вписать что-то позднее невозможно.

Да, записка – сильный козырь в руках следствия. Но что мне в ней так не нравится?

А вот что: почему мама с папой так озабочены тем, чтобы сын ни в коем случае не менял показаний? Хорошенькое родительское напутствие: будут бить – терпи, только показания не меняй! Хотя сами призывают поменять их и рассказать, что был в Москве.

И вот еще что режет мне глаз: предположим, что Бесов – убийца, и убийство было заранее продумано так, что он предварительно обеспечил себе алиби: послал в Москву свою любовницу со своим паспортом, та прописалась в гостиницу за двоих, а совершив убийство, он присоединился к ней.

Так что же, он забыл об этом? Почему понадобилась записка с инструкциями, чтобы он сказал об алиби? Если алиби заготовлено не на случай ареста, то для чего же еще?! Раз он приехал в Москву в девять вечера, то в восемь совершить убийство в Петербурге он никак не мог.

А записка создает полное впечатление алиби сфабрикованного, мол, сынок, пока ты там сидишь, мы подсуетились и состряпали тебе алиби, так что запоминай: ты был в Москве, в гостинице и т. д.

Одно бесспорно: в одиночестве Наташа была в Москве или с Бесовым, прописывалась она в гостиницу именно семнадцатого марта. Если Бесова с ней не было, зачем нужно столбить его пребывание в Москве в этот вечер? Чтобы обеспечить ему алиби на время убийства Хохлова? Но тогда зачем это сделано втайне от него, раз он при задержании по подозрению в убийстве не воспользовался этим обстоятельством, чтобы подтвердить свою невиновность?

Еще мне показалось, мягко говоря, странным, что Балованов – штатный «чернореченский» адвокат – вдруг взялся за защиту человека братьев Гавелов. Конечно, «есть многое на свете, друг Горацио…». Но и определенные понятия пока тоже есть.

Я заглянула в ордер адвоката, защищавшего Бесова после бесславного отстранения известного «чернореченского» юриста. Старый знакомый, Пал Палыч Андреев, из «бывших», то есть из немногочисленных уже адвокатов, которые осуществляют защиту теми способами, которые предоставляет им уголовно-процессуальный кодекс. Теперь-то критерий подбора адвоката другой: а ты вопросы решаешь? Нет? Тогда какой же ты адвокат? Кого ты знаешь из следователей и судей? Кому ты можешь взятку сунуть?

Один мой коллега из отдела по расследованию особо важных дел Саша Каневский, из числа сбежавших от Недвораевой в коллегию адвокатов, как-то в следственном изоляторе зацепился со мной языком на тему о новой популяции юристов, «решающих вопросы».

Начали мы с обсуждения участившихся случаев убийств адвокатов.

Год назад на методсовете по делу об убийстве одного приблатненного адвоката, из тех, кого конвой в следственном изоляторе путает с их клиентами, я выступила против версии о связи убийства с профессиональной деятельностью адвоката, доказывая, что в силу пиетета к профессии адвокатов не убивают. Мне давно как-то рассказывал старенький адвокат, что много лет назад его ограбили на темной улице; грабители забрали бумажник и уже удалялись, когда он побежал за ними со словами: «Документы хоть отдайте!» – «Какие тебе документы?» – спросили злодеи. «Удостоверение адвокатское…» – «Так ты что – адвокат?! Что ж ты раньше не сказал?!» И ему не только вернули адвокатское удостоверение и деньги, но в качестве возмещения морального ущерба остановили такси и велели водителю довезти его до дома «за счет фирмы», а в багажник загрузили ящик шампанского и коробку фруктов. Вот такое было уважение к профессии!

Прошел всего год, и я кардинально пересмотрела свои взгляды на этот вопрос. Если адвокат берет у клиента деньги и подробно ему рассказывает, кому и как он будет давать взятки, или, еще пуще, обсуждает с клиентом, как свидетелей заставить отказаться от показаний, – то это уже не адвокат, а соучастник. На адвоката, может, рука и не поднимется, а на подельника – отчего ж…

Каневский со мной согласился в том, что многое сейчас он уже не возьмется оценивать однозначно. И рассказал, как, уйдя из следственной части (а был он весьма незаурядным следователем, умным и грамотным), пришел в коллегию стажироваться, и его наставником стал господин Балованов.

– Сижу я рядом с наставником в консультации, на приеме, и приходят люди, которые говорят, что надо освободить из-под стражи клиента, обвиняемого в убийстве при отягчающих обстоятельствах.

Я взвесил возможности, пришел к выводу, как опытный следователь, что они равны нулю, и так и сказал гражданам, мол, это невозможно; по сто второй статье ни один суд меру пресечения не изменит, и никто за такое поручение не возьмется. А сидящий рядом Балованов тут же говорит: отчего же, я готов взяться. Пять тысяч долларов – и клиент на свободе. Я, признаться, подумал про коллегу: во впаривает! Хочет деньги снять, а потом будет ссылаться на объективные обстоятельства. Одному такому уже голову проломили: денег набрал, а потом стал от клиентов прятаться…