– Как это?

– А вот так. Когда у меня сыночек родился и я с ним сидела, я с ног сбивалась: утром ни свет ни заря хватала ребенка в охапку, неслась с ним гулять, между прогулками стирала и гладила пеленки, кормила младенца, сооружала обед маме и мужу, они были на работе, и опять бежала выгуливать своего хрюндика. А вечером с работы приходили мои домочадцы, падали в кресла и стонали: «О-о-о, как мы устали! А ты все кайфуешь!» Потом дитя мое подросло, и я пошла на работу. Сразу напросилась дежурить в субботу днем, а с чадом оставались члены моей семьи. Прихожу с дежурства, они лежат в креслах и стонут: «О-о-о, как мы устали! Тебе-то хорошо небось на дежурстве было кайфовать…»

Стас, слушая меня, смеялся, но как-то нерешительно, и в глазах его стояла жалость…

Выйдя из метро, мы расстались: я поехала в прокуратуру прятать в сейф драгоценную пулечку, а Стас – домой. Все-таки для первых дней работы событий для него многовато. Вообще парень производит приятное впечатление; похоже, как говорит Горчаков, мозги у него устроены по-нашему.

Какая у нас разница в возрасте? Лет девять? Посмотрю, как он будет вести себя на дежурстве, и, может быть, разрешу называть меня по имени, без отчества.

6

– Стасик, солнышко, ты почему такой нарядный? – опешила я, подойдя субботним утром к дверям главка. Утро было чудесное, солнечное, в легкой дымке. Стажер встретил меня в костюме-тройке, с галстуком, в начищенных туфлях и с гвоздикой в руке.

Вместо ответа он протянул мне гвоздику.

– Мария Сергеевна, поздравляю вас с моим боевым крещением! Согласитесь, что первое дежурство – это праздник, который запомнится на всю жизнь! Вам запомнилось?

Переговариваясь, мы прошли сквозь воротики металлоконтроля, предъявили свои удостоверения – я небрежно, не глядя на постовых, а Стас с гордостью – и стали подниматься на второй этаж, в нашу дежурку.

– Когда я в самый первый раз выехала на труп, я тогда очки носила; так вот, я даже очки на всякий случай сняла, поскольку рассудила, что чем меньше я увижу, тем лучше.

– А что был за труп?

– Женщина-пьянчужка, избитая мужем, труп лежал посреди комнаты на каких-то тюфяках. Мужа к нашему приезду уже увезли в милицию, протрезвляться… Белые ночи, в квартире тихо, только мы с доктором и криминалистом да понятые. Мы стали протокол писать потихонечку, и вдруг из-за занавески в углу комнаты – шорох, появляется маленький худой мальчик, годика три ему, говорит: «Мама» – и ковыляет к телу на матрасе. Оказывается, его просто не заметили, да и не знали, что он там был, а он все время, пока в комнате была милиция, как мышонок сидел в уголочке, а когда все стихло, выполз. Я до сих пор помню, как безумно я испугалась, что он сейчас подбежит к матери, дотронется до нее и почувствует, что она холодная… Мы с криминалистом рванулись к нему, схватили, потом вызвали инспектора из детской комнаты, и она увезла мальчика. А доктор нам говорит: «А ведь больше этот мальчоночка сюда никогда не вернется!..» Мужской туалет, кстати, рядом с дежурным отделением, а наш – с другой стороны здания, дежурящим женщинам приходится шлепать на соседнюю улицу.

– Как это – на соседнюю улицу?!

– Ну, по коридору; он ведь огибает здание главка с трех сторон, получается, что с трех улиц: фасад выходит на одну улицу, сторона, где наша дежурка, – на другую, а женский туалет с третьей стороны.

По этому самому длинному в мире коридору мы дошли до дверей дежурного отделения, двух комнат – обиталища дежурного следователя, узкого и тесного, как гроб, забитого драной и ломаной мебелью, и теплой уютной комнаты дежурных медиков. Войдя в коридорчик, объединяющий комнаты, Стас вопросительно уставился на черные следы обуви, ведущие по свежепобеленной стене к потолку.

– Не пугайся, Стасик, – успокоила я его, – по потолку здесь никто не ходит, это наверняка любитель здорового образа жизни эксперт Трепетун стоял на голове, опираясь ногами о стену; сейчас проверим.

Я открыла комнату дежурного следователя и предоставила Стасу возможность полюбоваться мутным окном с разбитыми стеклами и свернутыми солдатскими одеялами на койках, а потом заглянула в соседнее помещение, откуда доносились запах кофе и тихая музыка.

– Всем привет! Похоже, Трепетун только что сменился?

– Здравствуй, Машенька! Сколько раз говорили этому уроду, чтобы ботинки снимал, когда на голове стоит, но он выше этого!

Кофе, как всегда, заваривал Дима Сергиенко, а невозмутимая Наташа Панова, забравшись с ногами на диван, с помощью спиц создавала очередной шедевр рукоделия; и Боря, и другие члены ее семьи ходили «обвязанные» с головы до ног, да и сама Наташа появлялась в умопомрачительных вязаных костюмах и платьях, успевая за пару дежурств состряпать себе обновку, если выездов бывало немного. Да и с выездами она управлялась оперативно: раз-раз, и осмотр трупа закончен, а Наташа довязывает очередной воротник или рукавчик. Эксперт Панова из тех, кто работает быстро и толково и плюс обладает еще одним ценным качеством: если она выезжает на «глухарь», значит, он обязательно скоро раскроется, – это верная примета. Вот с Юрой Кравченко уголовный розыск выезжать не любит: хоть Юрка и хороший эксперт, грамотный, а глаз у него черный; если «глухарь» в его смену – пиши пропало, зависнет на веки вечные…

– Стас, заходи, я тебя познакомлю с экспертами.

На пороге комнаты появился смущенно улыбающийся Стас, и оба эксперта ахнули, разглядев его праздничный прикид.

– Голубчик, ты так дежурить собрался? – сочувственно спросила Панова. – Ну значит, по закону подлости, нас ждет подвал или помойка.

– Наташа, не каркай, – попросила я. – Человек пришел на первое дежурство как на праздник, не порти ему настроение. Пойдем, Стас, я тебе расскажу, как дежурить без меня, ночью.

Я увела Стаса в следовательскую комнату, объяснила, что городской телефон на столе спарен с экспертной комнатой; когда ночью раздается звонок, эксперты тоже снимают трубку и можно всегда рассчитывать на их поддержку, они люди опытные и всегда подскажут, надо выезжать или можно разрешить милиции осмотреть труп. Сказала я и про то, что можно, конечно, ночь скоротать на замусоленной подушке, укрываясь грязным одеялом, но лучше приносить с собой наволочку и простынку, чтобы, если выдастся часок поспать, провести его в человеческих условиях.

– Мария Сергеевна, а почему здесь такая казарма, а у них так уютно?

– Следователи, Стасик, приходят сюда только на ночь и на выходные, а эксперты находятся в главке круглосуточно. Лежбище тут у них. Мы, конечно, пользуемся благами цивилизации у них под крылышком, но в принципе это зависит от того, с кем дежуришь. Нормальные люди всегда сами тебя позовут и телик посмотреть, и чайку попить… Ну, пойдем, раз нам кофе налили, надо потусоваться. Мы вернулись обратно в очаг цивилизации, где Дима заботливо приготовил нам по бутерброду с сыром и по большой кружке горячего кофе. Люблю я дежурить – вот в том числе и из-за таких редких неспешных минут, когда рядом давно знакомые, приятные тебе люди, когда знаешь, что в любой момент может затрезвонить прямая связь с дежурной частью, но испытываешь комфорт из-за того, что телефон молчит. И еще из-за того, что, когда телефон наконец зазвонит и после непродолжительных переговоров с оперативным дежурным окажется, что выезд неизбежен, – напустишь на себя недовольный вид да еще обменяешься с медиком короткими фразами, что вот, мол, опять тащиться к черту на рога, а в душе-то уже свербит нетерпение: скорее доехать, посмотреть своими глазами – что там…

– Ну-с, расскажите, молодой человек, что вас заставило в наше неспокойное время окунуться в вонючее болото прокурорского следствия?

Это уже Дима осторожно начал влезать в душу стажеру. Стас заулыбался, покраснел и тихо сказал:

– Вообще-то я хотел работать следователем в милиции, но меня по состоянию здоровья не взяли…

Тут уже Наташа проявила к стажеру интерес и встряла в беседу: