— Вы спали вместе? — хладнокровно продолжила мои муки Сахэн.

Я закрыла лицо руками, и не ответила.

— К-кажется… — тихо-тихо, еле слышно проговорила я, сгорая от стыда… Я… я помню, что он был т-теплый и… А к-какая разница… От этого б-бывают дети, да? — я покраснела. — А почему?

А потом, поняв, что я что-то не то говорю, прикусила язык.

— Он что, сделал тебе больно? — сурово спросила Сахэн.

Я удивленно взглянула на нее, и она облегченно вздохнула. Но все же спросила на всякий случай:

— Он тебе ничего такого не делал?

Я подняла на нее удивленные глаза.

— Ну, как жеребец кобыле? — подталкивала она.

— Жеребят? — недоуменно спросила я, виновато глядя на нее, оттого что не понимала.

— Постой, — сказала вдруг Сахэн, — что ты говорила про потерю памяти? Ты по-прежнему ничего не помнишь?

Я замешкалась, а когда почему-то не захотела кивать, медленно отвела голову в сторону, думая, что может так сойдет.

— Не ври! — предупредила меня Сахэн, сразу угадав мое намерение. — Ты до сих пор ничего не помнишь? Кто ты?

Я пожала плечами.

— Какая разница! — я обиженно повернула к ней лицо.

— Тэйвонту не знали кто ты? — потрясенно спросила Сахэн.

— Ну… — мне явно не хотелось говорить, но взгляд этой вымогательницы заставлял меня.

— Ну? — строго сказала Сахэн.

— Радом может и подозревал, но не хотел об этом говорить… — тихо через силу честно сказала я. — Или не хотел узнавать… Откуда бы иначе он знал про мои любимые конфеты, — еле слышно произнесла я, только сейчас это поняв. — Он, мне кажется, не хотел говорить о своих подозрениях другим тэйвонту. Они плохие!

Сахэн только вздохнула.

— Поди сейчас разбери, если тэйвонту не смогли тебя опознать, — только и сказала она.

— Радом принес меня… — хмуро сказала я, крайне недовольная тем, что я оказалась не тем, не сем.

— Радом?

Она подошла к гардеробу.

— Так это его плащ? — ворчливо спросила она. — С которым ты не расстаешься, хоть его от потрепанности и порванности надо выкинуть!

— Не надо, не надо! — испуганно воскликнула я.

— Ты совсем как Аниа, — такая же смесь детского и взрослого в некоторых вещах, — вздохнула Сахэн. — Она останавливалась у нас в гостинице раз. Такой же легкомысленный ребенок с телом взрослой… В какой это стране девушки до брака не знают, как рождаются дети? — проворчала она…

Она еще раз внимательно взглянула на меня… Точнее в мое лицо… В мои глаза… И вдруг глухо ахнула…

— О, Господи! — она побледнела как мел.

— Что с тобой? — я кинулась к ней.

— Ничего… — Она схватилась за сердце, облизав губы. — Ребенок с телом взрослого…

Я недоуменно глядела на нее.

Я подхватила ее и положила на кровать, но она села, отстранив меня.

— Я не маленькая, — тихо проворчала она.

— Но тебе плохо!

— Ничего… — прошептала она. — Ничего… Просто ты похожа на погибшую невесту Радома… — выдавила из себя она.

И тут, будто всего этого мне было мало, ее взгляд упал на кольцо. Я его до сих пор не сняла, только повернула печаткой внутрь, надев на больную руку.

— Это Радом дал тебе кольцо? — строго спросила она. Я поспешно повернулась телом, пряча больную руку в тень.

— Не-а… — сказала я. Не врать же мне? Тем более кольца уже не видно и Сахэн скоро забудет про него. Но, как назло, кольцо как раз попало под игривый луч солнечного света, ибо я вывернула руку и окружилось такой безумной игрой красок, что я сама ахнула, скосив глаза вниз.

— О Боже! — сказала я, увидев, как помертвевшая до пепельного цвета Сахэн, закрыв лицо руками, медленно опускается на колени…

Глава 42

— А говорила, что ничего не помнишь! — заплакав, говорила, рыдая, Сахэн, когда уже я утешала ее, через силу подняв с коленей и усадив на кровать. Теперь уже мне приходилось утешать и вытирать ей слезы, настолько она была обижена, растеряна, напугана. Она думала, что с ней сыграли злую шутку, и ревела просто отчаянно. Я ласково вытирала ее заплаканное, сейчас совсем не красивое лицо, обиженно шмыгающее и такое детское.

— Да перестань ты реветь! — строго скомандовала я.

Она испуганно подняла на меня обиженные глаза. Я осторожно обняла ее и утерла ей слезы.

— Ты… ты меня обманула… Я… я… думала мы подруги… А сама пот-тешалась, да? — заикаясь от горя, спросила она. Совсем она девочка. Кого мне только не приходится утешать!

— Как ты смела подумать, что я могла солгать! — не выдержала и разозлилась я, сурово глядя на нее. Она шмыгнула носом, испугано глядя на меня, все еще храня в них близость и дружбу, и зависимость в чувствительности от моих поступков, как побитая собака.

— На платок, — угрюмо сказала я. Она осторожно взяла его, не отводя глаз.

— Я не лгала, — хмуро сказала я в пространство, отвернувшись. — А перстень я нашла.

Я смахнула слезу, постаравшись сделать это незаметно.

— Ты тоже отвернешься от меня? — презрительно спросила я, пряча расстроенное лицо, чтоб она не увидела, как мне больно. — Как те тэйвонту, что пытались меня убить?

— О Боже, — Сахэн мигом вскочила, наконец сопоставив недвижную руку и синие пятна на спине, которые она раз видела сквозь рубашку. — Ты ранена?!?

Вся ее настороженность мигом испарилась. Только забота и дружеская любовь, смешанная с страхом за меня, были в ее больших глазах. Я обернулась, и поняла, что я прощена.

Я покрутила головой.

— Уже не ранена! Все уже почти прошло…

Сахэн не поверила и потребовала осмотреть руку. Я отказалась.

— Чепуха! И потом аэнский знахарь все равно лучше тебя…

— Выдрать бы тебя! — угрюмо пророчествовала Сахэн.

— Не получится!

— Еще как!

— Не-а…

— И почему я с тобой так мгновенно подружилась? — ворчливо сказала она, требуя показать руку. — Ты и не представляешь, как мне стало больно, когда я подумала, что ты не испытывала того же!

Да, это моя вечная беда — угрюмо подумала я, — я мгновенно дружусь и привязываюсь сердцем, а потом, когда меня предают или забывают мне страшно больно… И я отчаянно боялась, что мне снова сделают больно сердцу. Никогда не боялась физической боли, но душа была всегда почему-то как открытая рана и я страшно переживала, закрывшись от всех, свои потери.

— Да перестань ты дуться! — потребовала Сахэн, мгновенно освоившись, как все молодые люди. В юности шелуха званий не имеет никакого значения. Как только она поняла, что дружба цела и что я в ней нуждаюсь не меньше, чем она, страх и всякая мысль о разнице рангов испарилась. Она надулась. Теперь она была недовольна, что я еще обижаюсь на нее из-за такой чепухи. А мне было не так легко привыкнуть не бояться, что меня опять ударят и тоненькая ниточка сердечных и легких отношений вновь разорвется. Но пару минут, и мы снова смеялись и были близкие подруги, где она была старшая по "опыту", ощущающие симпатию друг к другу.

— Я часто слышала, что люди страшно привязываются к тебе мгновенно, но никогда не думала, что это будет так больно! — шмыгнув носом, все же пожаловалась Сахэн мне.

— Будто я это делаю специально, — огрызнулась я. — И мне самой не больно!!!

— Когда говорили, что ты сама вся наружу, словно у тебя вся личность сердце, и с тобой легко, как со своим собственным сердцем, я не верила, — легкомысленно щебетала она, закалывая мне прическу, полностью отойдя. — У нас часто говорили о том, что тебя все, кто тебя знает, любят, и ты, ненасытный маленький похититель сердец, Друг Всего Мира, сама всех любишь… но в это почти невозможно было поверить! Ты же знаешь, что о тебе говорят! И когда при этом рассказывают, как ты словно вторгаешься в чужое сердце, занимая там главное место, и сама же всех и любишь — это при твоей репутации, ужжасно!

Сахэн протянула это "ужжасно", что окончательно вывело меня из равновесия.

— Ну, так скажи мне, кто я такая, ибо я, к несчастью, это совсем забыла! — рассерженно проговорила я.