— Хорошо, — выдохнула я, и, с трудом резко выпрямившись на рванувшем Даре, перекинув меч в левую руку, срубила уже перегнувшись вперед того тэйвонту, который в меня стрелял… Он аккурат отпрыгнул от Дара. Но не от моего удара, — я потешилась каламбуру…

Свободная рука в это время дважды бросила нож, пока выпрямлялась… Белочка и другие кони, атаковали остальных, и мне осталось добить их жертв, которые яростно отбивались…

Кровь заливала мне лицо…

Внизу осталось еще только двенадцать…

Но несчастного бойца, который сражался так яростно, все-таки достали, — четверо теснили и уже побеждали его, оружие было выбито, а один кинулся сзади.

Он обернулся…

Я ахнула и похолодела…

Он был мне не незнаком…

— Радом, сзади! — отчаянно завизжала я, не понимая, что делать от страха.

Он резко обернулся и, отбив того ногой, и буквально вылетел прыжком на скалу.

И тут поняла, что такое амнезия. Это когда в опасности оказался любимый человек, а ты проявила все признаки идиота. Я слетела с коня и заметалась, бессмысленно и суетливо, не зная, как ему помочь — они все были вооружены клинками. Тыкаюсь туда, сюда, визжу от страха за него, руками махаю…

Глава 57

Позднее Радом очернял свою версию случившегося так:

"Загнали меня, пятеро черных тэйвонту, без оружия на вершинке и зажали там…

Меч мой выбили. Сплошную стену из клинков выставили вращающихся. Сижу там, как кукушка. Внизу волки воют — добрый десяток дожутов. Ранили меня трижды, нога подсечена. Ну, думаю, не уйти нам, прощай мама родная. А она внизу скачет, руками размахивает, кричит — спасайся, будто я сам не знаю, что здесь нехорошо, сама прямо под клинки тыкается как слепой котенок или кот которому наступили на хвост, а за спиной сразу два меча болтаются…

Тут я как завою благим матом во всю глотку:

— Женщина моя, меч!

Услыхала она крик души моей, и, смотрю, не прекращая визгу, срывает со спины прямо с ножнами и как швырнет мне… Меня прямо к черту им сбило. Сначала один меч, а потом второй туда же…

Скатился я с той горочки от удара, а она мне прямо на шею:

— Живой?!

Дожуты, от такой наглости, понимаешь, отетерели. Даже мечами меня в спину не тычут. Ну, думают, все, смерть пришла, сама его берет и целует… И давай сматываться в разные стороны… А она уцепилась мне за шею и рыдает:

— Как ты мог! Тебя же чуть не убили!"

Клевета, конечно. Никуда дожуты не побежали. Будто Радом сам на их мечи скатился, а они его и не убили. Это-то профессионалы с молниеносной реакцией.

Эти двое, на которых он падал, мертвые уже были, ибо я среагировала бездумно.

Обоим по клинку под шейный позвонок, да так, что они и не пикнули. И не шевельнулись — стояли как живые, не двигаясь. Да и вместе со вторым мечом вылетел у меня нож и чиркнул аккурат по горлу того, что боком мне стоял.

Растерянность, знаете… Она мне на пользу, ибо на меня не обращали внимания.

Двое, что лицом ко мне стояли, увидев два меча в руках Радома, кинулись, но на него. А надо было по сторонам смотреть. Дар, конь такой, сам коварно зайдя сзади, встав на дыбы, перебил обоим спину, точнее одному хребет, а другому попал в голову копытом. И добавил, ему не жалко. От обычного коня они такой подлости и самостоятельности не ждали. А зря, я сама его опасаюсь. Реакция, у него знаете, звериная. Уникум среди коней, словно его как тэйвонту тренировали. А может он конь-тэйвонту?

А меня как раз атаковали оставшиеся… Как я вывернулась — это дурная история… Сплошное безумие и ярость бешенной короткой схватки… Драться на мечах мне никто не помог вспомнить, потому защита моя была, когда они с мечами бросились на меня, просто топорная… Хорошо еще, аэнским мечом мне удалось просто срубить меч первого вместе с ним мгновенным прямым и грубым безумным ударом, а остальных снять ножами до того, как они атаковали с мечами меня…

Выложившись в бросках так, что я просто упала от изнеможения… И все… И тишина после яростного крика…

…Радом сам подхватил меня на руки. Он подхватил! Я дрожу. Я реву. Дурные слезы выскочили.

— Чего ты ревешь, дурашка, все уже кончилось… — ласково сказал он.

— Я не дурашка… — захлебываясь сказала я, глотая и стирая слезы. Я дура, я простила ему все, что он сделал… Увидев его, я снова забыла про все. Просто ткнулась ему в грудь, и все…

— Но все кончилось… — успокаивающе проговорил он.

— А по-моему, все только начинается… — смилостивившись, шмыгнула я носом.

Ощущение невыносимого безумного счастья охватывало меня… Я не могла поверить, что это происходит со мной, и боялась, что Радом исчезнет, развеется, как дым, как моя галлюцинация. Он не отверг меня! И не стал убивать…

— Точно, — меня перехватили и прижали, так прижали! — Кончилось для дожутов, а не для нас…

Я не понимала, к чему это относится и что он говорит, и на всякий случай кивнула, неотрывно глядя на него… Голова моя кружилась, сердце ухало, а в голове точно звучала мелодия…

Он посмотрел на свою руку, которая оттого, что он меня обнял, стала красной и мокрой.

— Ты ранена!!! — обвиняюще сказал он, вытирая кровь. И, положив меня на землю, не слушая моих целомудренных воплей оскорбленной невинности, стал быстро сдирать с меня окровавленную одежду. Ощупав свои карманы, он тихо выругался, пытаясь не смотреть на меня. Я покорно лежала, только вдыхала странно глубоко и грудь моя поднялась и потянулась ему навстречу. Хотя я сама этого не желала:

— Где я дел свою аптечку?!

— Подай мне мой плащ, — хриплым, совсем не свойственным мне прерывающимся голосом сказала я, лежа перед ним ну совершенно без ничего и подрагивая от ночной прохлады. Хотя по мне, это были не те раны, на которые я обычно обращаю внимание.

Он оглянулся, и, увидев плащ, протянул его мне. А сам, увидев, что один из черных убийц корчится, очень быстро поотрубливал им всем головы, заглянув под маски. Контроль за качеством.

— Так я и думал, так я и думал… — сказал он.

— Не отходи! — предостерегающе резко крикнула я, пытаясь приподняться.

Он увидел мое непритворное волнение и испуг, не исчезавшее, пока он не стал возле меня. Лишь тогда я облегченно вздохнула.

— Ты чего? — удивился он. — Не бойся, я рядом, уже не покину.

— Глупыш, — облегченно улыбнулась я. — Я же за тебя боялась, чтоб мои кони тебя не убили! Я отдала им приказ убивать всех подряд. Дар вон как на тебя косится…

Он хмыкнул, но уважительно посмотрел на них.

— Уважительные лошадки… Интересные…

И без переговоров приподнял меня, и стал обрабатывать раны.

Я поймала его вторую руку, и стала целовать ее, чтоб было не так больно, когда во мне копались и зашивали мышцы.

— Как это можно было ухитриться оказаться так мало израненной? — ворчливо спросил он. И вообще, отдай мою руку, она мне нужна.

— Я кого-то спасала, — сонно сказала я. — Кто-то был на вершине и без оружия, раненный, и его убивали…

Он покраснел и дернулся. Но руку я не отпустила. А начала по очереди целовать косточки сверх кисти руки, неслышно шепча слово люблю на всех известных мне языках при каждом поцелуе…

Мы просто лежали вместе, накрывшись плащом, прижавшись к друг другу.

— Ты искал меня? — спросила я.

— Кто-то сомневается? — спросил он, ласково целуя мои глаза. Я послушно закрыла их…

— Я тебя спасла! — гордо, детски сказала я.

Рука его впервые скользнула ниже.

— Не надо, — жалобно попросила я. — Я хочу, чтоб ты любил меня законно, открыто как жену, перед всем миром. Я не хочу украдкой, урванной, словно краденой, любви… Уважение мне тоже необходимо…

— Завтра же отловлю священника, — поклялся Радом. — Нет, мы поедем в Храм столицы, и торжественно обвенчаемся при всех. Будет такая свадьба! — мечтательно пообещал он, вдыхая сладкий запах моих волос.

Я поймала его руку и положила себе на грудь, прижав ее к себе. Маленькая, детская, она полностью исчезла в его большой руке, и твердые рубцы его рабочей шершавой ладони смешно щекотали нежную, шелковую кожу… Было так смешно и спокойно. Не знаю, почему Шоа говорила, что от этого тяжелеет внизу живота.