– Спасибо, Гена, – сказал он, наконец, совершенно бесстрастно, не улыбнувшись, не повысив голоса. – Иди. Ты пока свободен.

«О, черт! – мысленно стукнул себя кулаком по лбу Герасимов. – Переиграл!»

Оставшись один, Никитин достал из своего личного сейфа бутылку коньяка, которую купил только сегодня утром, но оставалось там уже едва-едва, чтобы дно прикрыть, выплеснул из нее остатки прямо в рот и бросил пустую бутылку в мусорную корзину.

«Ничего этот сопляк не понял, – удовлетворенно подумал Никитин о своем заместителе Геннадии Герасимове. – Я очень хочу убить своего воскресшего друга Вовку Крестова. Именно его, а не какого-то Крестного, которого я никогда в глаза не видел...»

Глава восьмая.

И Никитин ринулся в атаку. Герасимов поначалу вообще ничего не понимал в его действиях и переживал за свой промах в последнем разговоре, который, как он полагал, послужил причиной охлаждения их отношений и нарушения сложившегося контакта с генералом, но потом до него дошло, что он просто наивный щенок по сравнению со своим многоопытным шефом. Не во всем, конечно, но в плане активности и решительности действий... Понял он и то, что не было никакого охлаждения со стороны Никитина, просто тому было сейчас не до Герасимова. Ситуация определилась и требовала действий, а не размышлений.

Никитин, был уверен в том, что Крестный... Нет, не мог он называть его этим чужим именем... Что Володька Крестов не отступится от своего плана, раз уж он начал его воплощать в жизнь. Крестов всегда думал очень долго, но решив что-то, стоял на своем и шел к цели, какие бы препятствия на пути не возникали. Он просто убирал с лица земли эти препятствия, будь то люди или обстоятельства. Причем никогда не делал это своими руками. Всегда находил талантливого исполнителя, как тогда, в Сальвадоре, нашел Никитина, чтобы ограбить Национальный банк...

В истории, которую Никитин рассказал Герасимову об операции, проведенной им и Крестовым, правдой было не все. Вернее, действительности она соответствовала только до того момента, когда они с Крестовым принесли рюкзаки с деньгами на тайную квартирку в пригород Сан-Сальвадора. А дальше там началось такое, о чем Никитин никогда бы и никому не рассказал. Никитин заметил тогда какое-то неадекватное поведение Крестова, какую-то нервозность в нем, но ему мешало возбуждение от миллионов долларов, которые были набиты в его рюкзак и мешали сосредоточиться, маня перспективами, открывающимися вместе с обладанием ими.

Конечно, ни в какой Парагвай Никитин не собирался, а от одной мысли стать обладателем кофейной плантации у него сводило скукой скулы. Он даже не был уверен, что в этом долбаном Парагвае вообще выращивают этот долбаный кофе. А в разговоре с Герасимовым и совсем «лажанулся», вложив в уста Романовского фразу, в которой тот перепутал столицы Парагвая и Уругвая.

Не собирался, конечно, и Крестов ни в какую Бразилию! Да только идиот мог рассчитывать влезть в бразильский футбольный тотализатор со своими миллионами. Для этого надо родиться в Бразилии. И причем – обязательно – бразильцем. Это же одна из немногих, но известных на весь мир очень узко национализированных криминальных структур. Иностранцу в ней делать нечего. Уж кем-кем, а идиотом Крестов не был. Не собирался он в Бразилию. Хотя, куда-нибудь он должен был собираться. Не в САльвадоре же он собирался оставаться! Это был бы идиотизм покруче...

Но вот о том, что же все-таки собирался делать Крестов, Никитин узнал слишком поздно. Бессознательно регистрировавшиеся им факты каких-то «неправильностей» в поведении Крестова сложились в его голове только в тот момент, когда он получил по ней такой удар рукояткой пистолета, что через двадцать секунд вырубился, уверенный в том, что эта сволочь его сейчас пристрелит. Он успел запомнить только направленный на него ствол и последнюю фразу, произнесенную Крестовым: « Мне очень жаль, но Боливар не выдержит двоих...» Чертов пижон! Начитался идиотских романтических книжек. Супермена из себя строил, а пристрелить тогда Никитина не решился, испугался чужой смерти! Как же он, наверное, своей-то смерти боится...

Короче, когда Никитин минут через пять очнулся в квартире не было ни Крестова, ни денег. В тот момент Никитин и поклялся себе когда-нибудь убить Крестова. Не из-за денег. Из-за предательства.

Очнувшись, Никитин сразу же понял, что самому ему Крестова уже не достать. Не стоило труда Никитину определить, что в сарае, стоящем во дворе дома, Крестов успел припрятать небольшой полугрузовой «фольксваген». Погрузить в него деньги, которые Никитин помог Крестову донести из банка, было делом минутым. Никитин догнать Крестова уже не смог бы. Это, наверное, понял и Крестов, оставив Никитина в живых. Но он не учел тогда одного – того, что руководителем всей местной сети КГБ был в то время Романовский, вместе с которым Никитин исколесил полсвета, съел полпуда соли и полпуда перца чили и отправил на тот свет не одну сотню людей.

Ни к кому другому Никитин не смог бы обратиться со своей бедой. А для него предательство было именно – беда. И Романовский знал это, он поверил, что Никитиным движет не месть за потерю своей доли украденных денег, а жажда возмездия бывшему другу за предательство. И тогда в игру вступила структура, против которой бессилен был не только Крестов, но и любой другой на его месте. Да и на любом другом месте – тоже. Потому, что эта структура была на тот момент всесильной.

Крестова взяли через час после того, как Никитин пришел к Романовскому. В Сальвадоре сделать это было просто, поскольку шоссе и в самом деле было единственным и вело, как и любая дорога, всего в два конца. Двинулся Крестов, конечно же, в сторону Гватемалы, уж он-то не боялся никакой мифической радиации.

Взяли и Крестова, взяли и деньги. В аэропорту столицы Гватемалы, городе с таким же названием, при попытке купить самолет. И Романовскому, как он ни вздыхал при этом, пришлось-таки отправить деньги в Мексику, на спецсчет ГКБ. Как ни лаком был кусок, но Романовский понимал, что теперь шила в мешке не утаишь, можно лишь отмазать кого-то от этого дела. Структура таких кусков из своих зубов не выпустит. И если будешь продолжать за этот кусок держаться, проглотит тебя вместе с этим лакомым куском.

Никитина Романовский отмазал, но при этого пришлось заодно отмазать и Крестова. И поскольку всегда потом оставался их непосредственным начальником, всегда следил, чтобы они не встречались друг с другом. Никитин и Крестов с тех пор всегда получали служебные задания, как минимум, на разных континентах.

В Афгане их свел случай. Романовский, когда узнал из рапорта о гибели Крестова, отозвал Никитина в Москву и на неделю посадил под арест, пообещав ему, что если он окажется причастным к этому делу, то пойдет под трибунал. Докопаться до истины, которая, как теперь выяснилось, лежала вообще в другой стороне, помешали события в Афганистане, заслонившие собой мелкие разборки. Да и легче было Никитину поверить, чем узнать, как там случилось на самом деле. И Романовский решил Никитину поверить.

Крестов, подпольными путями перебравшись в Москву, с годами стал Крестным, захватив себе одно из очень хороших авторитетных мест в московском криминальном подполье. И когда узнал, что Никитин руководит одним из силовых ведомств, сразу понял, что эму угрожает очень серьезная опасность. Крестов знал, что Никитин никогда в жизни не простит ему того предательства в Сальвадоре. Потому, что очень хорошо знал Никитина.

Можно было бы, конечно, и уйти на заслуженный покой, раствориться в небытии, как это ему уже не раз удавалось, но воспоминание об упущенных в Сальвадоре долларах не давало ему покоя. Он мечтал еще раз пережить это ощущение всемогущества, какое он испытал, уходя с двумя рюкзаками из квартиры, в которой валялся на полу оказавшийся «лохом» Никитин. Да и обида, пережитая им в Гватемале, когда какие-то гебовские молодые шестерки, которым лишь бы выслужиться, вырвали из его рук так красиво и легко добытые деньги, не давала ему покоя. Он был готов пожертвовать чем угодно, чтобы отомстить унизившей его структуре.