Изменить стиль страницы

С жизнью в бой вступай смелее,

Не отступай ты никогда,

Будь отчаянья сильнее -

И победишь ты, верь, всегда!

— Вот как? — Аня робко улыбнулась. — Как ты сказал? Будь отчаянья сильнее… Здорово! Ну хорошо, буду, — тряхнула она волосами и стала вытирать слезы. — А техникумы здесь есть?

— Есть! — обрадовался Андрей. — Лесной. Жаль, это никакого отношения не имеет к Арктическому месту. И есть медицинский…

— Медицинский? — оживилась Аня. — А помнишь корабельный госпиталь? Я тогда себе слово дала, что если… ну, понимаешь… если… то я на всю жизнь пойду в медицину.

— Так ведь я же… Ну, выздоровел…

— Раз меня не пускают в технический мир — пойду в медицинский! Жаль, у вас здесь нет консерватории!

И они поцеловались прямо на улице…

Проходившая старушка покачала головой, мальчишка свистнул с забора, а проезжавший шофер засигналил.

Глава шестая. ДОКЛАД

Консерватории в Светлорецке не было, но Дворец культуры был. И каждое утро Андрей слушал там игру Ани на рояле. И полюбился ему этюд Скрябина (Соч. 2 э 1), который Аня играла особенно проникновенно.

В медицинский техникум она все же поступила и стала все дни просиживать за книгами и тетрадками. И каждый вечер Андрей приходил к Денисюкам, чтобы видеться с Аней. Дениска был рад старому другу.

Огромный, мускулистый, с квадратным лицом и пробивающимися усами, Денис окончил ПТУ и работал на заводе водопроводчиком. Он увлекался тяжелой атлетикой и астрономией.

— Да я ж тебе дам глянуть в мою подзорную трубу-телескоп! Сам сварганил. Марс побачишь.

— Неужели и каналы видно? — интересовалась Аня.

— Да ни, каналов не видать. А звездочка горит добре.

Андрей не интересовался астрономией, он весь была своем проекте, но Аня увлеклась Денисовой трубой, и Андрей даже ревновал Аню если не к Денису — это было бы смешно, — то к его трубе.

Однажды Андрей принес письмо от Сурена.

— От Сурена? — заволновалась Аня. — Где же он?

— Адрес странный — город не указан… он ведь на такой работе… — объяснил Андрей.

Аня понимающе кивнула.

— Поздравляет с поступлением в институт, велит стать инженером. И напоминает про общество «Мосты вместо бомб». Помнишь?

— Ну конечно, помню, Андрюшка — всплеснула руками Аня. — Что же мы с тобой думаем? Надо же собирать друзей проекта!

— Верно, — согласился Андрей. — Я прочитаю доклад в студенческом кружке в институте.

— А я? А Денис? Нужен городской доклад.

Так и порешили. Молодым ведь все кажется просто.

Светлорецкий индустриальный институт помещался в старинном демидовском доме с толстыми, как в монастырях, стенами и в новом, пристроенном к нему, корпусе со светлыми, широкими окнами и стенами в полтора кирпича.

Зимой в новом здании было отчаянно холодно, а в старом жарко. Поэтому в перерыве между лекциями студенты бежали из нового здания в старое погреться, а из старого в новое покурить и хоть немного прийти в себя после «бани».

Едва раздавался звонок — и два потока людей устремлялись навстречу друг другу, сталкиваясь в коридорах, устраивая веселую толчею, в которой каждый студент со смехом пробивался в своем направлении.

Это стало институтской традицией. И даже в сентябре, когда еще не начинали топить и в обоих зданиях была одинаковая температура, студенты в перерыве все равно устраивали свою обязательную толчею.

Но даже старшекурсники и преподаватели не припоминали такой давки в коридорах института, как после доклада Корнева о постройке моста в Америку через Северный полюс.

Между скептиками и энтузиастами разгорелся жаркий спор, который иногда напоминал потасовку.

— Четыре тысячи километров! Гигантомания какая-то! Нефтепровод такой не уложить, а здесь…

— А трубу в один километр можно построить?

— Ну, можно…

— Помножь на четыре тысячи. Возьми в помощь счетную линейку.

— Э, брат!

— Что «э»?

— А что вы думаете, Никандр Васильевич?

— Что ж, человек значительно раньше начал мечтать о полете, чем полетел…

— Но ведь это не просто мечта… он подсчитал!

— Николай! Не шуми! Имей в виду, английский язык будешь сдавать не в девятой аудитории, а на Клондайке, в салуне Кривого Джима. Только не рассчитывай в поезде повторить — не успеешь! Скорость слишком велика.

— А что ты думаешь? Какие станции строим? Каналы через пустыню прорываем? А трубу утопить не сумеем?

— Вот именно — утопить! А ты представляешь, как ее спустить?..

— С якорями он здорово придумал! Получается цепной мост, подвешенный ко дну, перевернутый вниз головой…

— Вот насчет «вниз головой» — это верно. Только так и можно такое выдумать!

— А ты выдумаешь? Ты и задания-то у других списываешь.

— Полегче!

— Ты сам не толкайся!

— Товарищи, дайте пройти профессору Гвоздеву.

— Семен Гаврилович! А как вы на это смотрите?

— Простите, товарищи, спешу, спешу. О вас же надо заботиться. А доклада не слышал, ничего сказать не могу. Простите, дайте пройти…

После перерыва первым в прениях выступил инженер завода Милевский.

Студенческая аудитория была накалена. На доклад, оказывается, даже с завода пришли!

Лев Янович, сытый, солидный, некоторое время постоял на кафедре, как бы давая всем на себя посмотреть, потом начал проникновенным голосом:

— Дорогие товарищи, коллеги, друзья! Я не хочу касаться проблемы международных отношений. Мне кажется, что найдутся более компетентные товарищи, партийные или из комсомола, которые дадут всему докладу надлежащую оценку. Я коснусь только технической стороны. Однажды кто-то предложил вздорную идею просверлить земной шар насквозь, проложить туннель-скважину к антиподам, к американцам, скажем, из Светлорецка куда-нибудь в Сиэтль. По мысли шутника или безумца, вагон должен был, все ускоряя движение, падать до центра земли, а потом взлетать до ее поверхности в силу инерции, плавно теряя скорость. Любопытнейший проектик!

— Никто тут такого проекта не предлагает. Ближе к делу! — крикнул кто-то из толпы около дверей.

Милевский поморщился:

— Думаю, что проект моста через Северный полюс принадлежит к числу подобных же гримас мозга.

Аудитория зашумела:

— Доказательства! Опровергайте по существу!

— С технической точки зрения, — громко начал Милевский, — проект Арктического моста не выдерживает никакой критики. Нарисовать перевернутый цепной мост, может быть, красиво или забавно, но другое дело — опустить на дно восемь тысяч якорей на стальных тросах, что практически сделать невозможно. Напомню, что глубины там достигают пяти и более тысяч метров! А сама труба? Советским людям с немалым трудом удалось в свое время высадить героев-полярников на дрейфующие ледяные поля Северного полюса. А здесь нам придется пройти всю трассу по льдам, взрывать их, спускать в полыньи трубы… А как доставить их на Северный полюс? Автор проекта рассуждал тут о пятнадцати миллионах тонн металла. Да ведь это же немалая доля годовой продукции всей советской металлургии. Значат, все закрыть, все остановить чуть ли не на год и отдать металл для потопления в Ледовитом океане?

— А морской телеграфный кабель, по-вашему, тоже топят в океане? — снова прервал оратора неизвестный оппонент. — Мост перебросить можно даже через пропасть!

Милевский взглянул было на председательствующего студента, но тот, видимо, считал реплики в дискуссии допустимыми.

— А как выправить мост, будь он построен? — раздраженно продолжал Милевский. — Как протянуть его по линеечке, которой пользуется при черчении студент-первокурсник, подающий здесь реплики?

Студенты в дверях расступились, оглянулись. Послышался смех.

Лев Янович был доволен. Ему показалось, что студенты рассмеялись его остроте.

— А вибрация? — повысил он голос. — А подводные течения? Они будут тащить одну часть трубы в одну сторону, а другую — в другую. Жалкая железная соломинка переломится в глубине океана, погубив неисчислимые человеческие труды… А как беззащитно, уязвимо будет подобное сооружение! При первом же накале международных отношений туннель будет взорван бомбой или миной, затоплен, безвозвратно уничтожен, и все пятнадцать миллионов тонн металла, миллион тонн стальных канатов, все поезда, пассажиры и обслуживающий персонал, все двадцать миллиардов рублей будут похоронены на дне! Все нелепо, все! Наивно до смешного! Давайте посмеемся. И не будем создавать «орден рыцарей затонувшего туннеля».