Если у меня еще теплилась надежда, что я останусь с Мариной и буду, как и раньше, жить у нее, то после обеда и она полностью исчезла.

Марина пришла во второй половине дня. Опустилась на скрипучий стул, стоящий возле моей кровати, и, чтобы подчеркнуть важность момента, положила ладонь мне на руку.

— Прежде всего, Володя, как твое здоровье? — с придыханием спросила она. — Как ты сам?

— Гораздо лучше.

— Ты говоришь это серьезно?

— Разумеется.

— Тогда отлично. Володя, нам нужно с тобой объясниться, — выдержав паузу, многозначительно произнесла Марина. — Понимаешь, твоя травма и то, что у тебя проблемы с работой — ерунда. Это не играет никакой существенной роли. Все дело в том, что я встретила человека, которого полюбила. Он меня — тоже.

— Так вот сразу?

— Нет, не сразу. Если откровенно, то познакомились мы еще несколько месяцев назад. Но я не решалась тебе об этом сказать. Я проверяла свои чувства.

Марина — миниатюрная шатенка с блестящими карими глазами — имела весьма миловидную внешность. Но в ее лице присутствовала некая неуловимая неправильность. Что это была за неправильность, я понял только сейчас, когда из больничного окна на нее падал рассеянный зимний свет. Заключалась она в полной симметричности правой и левой стороны лица Марины. Встречалось такое нечасто.

Ведь как обычно бывает у всякого нормального человека, включая женщин? Один глаз, как будто, без изъянов, на другой же дождевой тучей нависает оплывшее веко. Одна бровь тонкая и с изгибом, другая — толстая и прямая. Одна ноздря больше, другая — меньше, но зато с торчащими из нее волосками. Одно ухо сидит выше и прижато к голове, другое — ниже и оттопырено. В одной половине рта зубы есть, хоть и не все, в другой — вообще не предвидится. Бородавка и та, зараза, располагается не по центру, а обязательно где-нибудь на щеке, сбоку от искривленного носа.

Конечно, я преувеличиваю, но в целом — верно. Словом, нет и намека на порядок и гармонию в лице нормального человека.

— Почему ты молчишь?

— Я слушаю.

— Мне показалось, Володя, что ты куда-то отъехал, — упрекнула меня Марина.

— Если отъехал, то недалеко.

— Ну, неважно. В общем, мы с Денисом решили, чтобы он перебрался жить ко мне. Зачем ему по углам скитаться?

— Действительно, зачем? — согласился я. — Кстати, кто он?

— Денис родом с Украины, из Тернополя. В Москве у него маленькая фирма — что-то там связанное с вывозом мусора. Но по образованию он инженер-технолог.

— Ясно.

— Поэтому, Володя, извини. Боюсь, что ты не сможешь больше жить у меня. Я прекрасно к тебе отношусь. У нас с тобой были незабываемые часы. Но время идет и все меняется. Потом, если уж говорить начистоту, то мы никогда по-настоящему не любили друг друга, — грустно улыбнувшись, произнесла Марина. — Мне пора. Денис, наверное, заждался. Я привезла тебе бутылку красного марочного вина. И вареную курицу. Съешь обязательно, вкусная! Со специями! В жиле! Значит, я побежала. Пока. Счастливо, и не унывай!

У дверей палаты она остановилась и оглянулась. Кивнула мне и моим соседям и пожелала всем скорейшего выздоровления.

— Тебе, Володя, еще повезло, что твоя Марина на проверку оказалась порядочной женщиной, — заметил Коля после ее ухода.

Сегодня сглупа я изменил своему правилу и разговаривал с Гариком и Мариной не в курилке, как с сестрой Шурой, а в палате. Тем самым я дал обильную пищу для пересудов своим скучающим соседям. Придется мне теперь расплачиваться за эту оплошность, выслушивая их разоблачительные речи.

— Знаешь, как они, бывает, морочат голову нашему брату? Просто караул! — продолжал Коля. — У одного моего дальнего родственника Герберта жена была. Так обобрала бедолагу до нитки. Да еще рога ему наставляла, с кем не попадя. Хоть и наша, татарка по национальности. А твоя Марина курицу вон привезла, вино марочное и сказала все прямо, без утайки: так, мол, и так — отвали, парень, я полюбила другого.

— Что ему толку от этой ее правды? Изменяла бы где-нибудь потихоньку — какая трагедия? — заявил дед Спиря, от переизбытка чувств приподнимаясь на кровати.

— Категорически с тобою не согласен. Правда — всегда лучше вранья, — возразил Коля.

— Это как посмотреть. Потому как от этой правды человеку жить больше негде. Но если бы, скажем, они состояли в законном браке, тогда Володя мог бы начать качать свои права.

— По закону сожитель тоже имеет некоторые права, — буркнул Коля, поглаживая гипс на руке.

— Вот именно — некоторые, — хмыкнул дед Спиря.

— Ладно, довольно меня обсуждать. Нашли себе маленького мальчика, — вспылил я. — И без вас на душе муторно. Вы на самих себя лучше поглядите. Сами звезд с неба не хватаете. Один разругался со всей своей родней. Второй, бизнесмен недоделанный, не знает, как расплатиться за взятый кредит. Но вот обсуждать других вы мастаки.

Коля раскраснелся и готов был вступить со мной в спор. Но его опередил дед Спиря:

— Ты прав, Володя. Но развлечений у нас здесь кот наплакал. Сколько можно смотреть телевизор и слушать радио. Вот мы и разбираем жизненные ситуации друг друга. А так мы, верно, не слишком удачливые люди, коль сюда попали.

— Вы, возможно, — да, а лично я — нет, — с жаром возразил Коля.

— Дурачок, больших везунчиков в больнице не бывает.

— Что ж, по крайней мере, у нас есть повод выпить. За нашего брата, неудачника, — произнес я и достал из тумбочки бутылку коньяка, привезенную Гариком.

— Если только чуть-чуть, — моментально оживившись, сказал дед Спиря.

— Спасибо, я не буду. Мне вера запрещает, — заявил Коля.

— Молодец, мусульманин. Мы и не настаиваем. Грешить тебе не следует, — похвалил его дед Спиря. — Мы же махнем с твоего разрешения понемногу.

— Хотя подождите. Больным в данном вопросе делается послабление, — поколебавшись, заметил Коля. — Сейчас я порежу лимон.

В понедельник вечером я сидел в курилке и читал очередной женский детектив. Признаться, они мне изрядно надоели. Но читать детективы было все же куда приятнее, чем слушать в палате бесконечные препирательства Коли и деда Спири.

В курилку пришла Татьяна. Опустилась около меня на кушетку, достала из пачки сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурила. Если лицо Марины поражало своей симметричностью, то лицо моей новой соседки, напротив, отличалось удивительной асимметрией. Причиной тому были не вполне зажившие раны и синяки. Но в целом она выглядела значительно лучше, чем при поступлении в наше отделение.

— Если не секрет, что ты читаешь? — дружески спросила Татьяна. В больнице люди быстро сходятся между собой. Совсем как в поездах дальнего следования.

— Детектив, — ответил я.

— Интересный?

— Одно слово — дамский. Наверное, двадцатый по счету. Но любопытная деталь. Читая их, начинаешь сам видеть мир женскими глазами.

— По-твоему, это плохо?

— Ни плохо, ни хорошо. Скорее — противоестественно, — пожал я плечами и посмотрел в окно. На улице, кружась, падали крупные хлопья снега. — Кстати, в криминальную тему. Статистика говорит, что в снегопад совершается больше преступлений, чем обычно.

— Гм. Наверное, преступники считают, что снег скроит следы их злодеяний.

Я поднялся и, как рекомендовал мне мой лечащий врач, для улучшения кровообращения прошелся взад и вперед по курилке. Еще можно было бы приседать, хлопая в ладони над головой. Но боюсь, что это показалось бы невежливым по отношению к Татьяне. Да что там невежливым! Как бы она не сочла меня сумасшедшим!

— Нет, Таня, — сказал я, останавливаясь. — Всему виной генная память. Наши далекие предки не ходили в снегопад охотиться на мамонтов или северных оленей. Коротали время, сидя, в пещере у костра. Ну и тырили со скуки друг у друга каменные топоры и звериные шкуры.

— Вероятно, что так. Не буду спорить, — улыбнувшись, произнесла Татьяна. Все-таки у нее был изумительный голос — журчащий, как весенний ручеек. Один такой голос позволил бы сделать блестящую карьеру. Но, собственно, она ее и сделала. Если можно назвать блестящей карьерой работу диктором на вещевом рынке.